Дуглас Престон - Граница льдов
— Не вижу, — сказал Глинн. — Худшее миновало. Верьте мне.
Слово «верьте» висело в воздухе, а крен все увеличивался и увеличивался. Всех словно парализовало. Все взгляды были устремлены на Глинна. А судно все наклонялось.
Из динамика послышался голос Гарсы, тихий, прерывающийся:
— Эли, оплетка рвется! Ты меня слышишь? Рвется!
Глин подбежал к микрофону:
— Оставайся там, я спущусь через минуту.
— Эли, основание люльки разрывается на куски. Всюду летит металл. Я должен увести отсюда людей.
— Мистер Гарса! — обратилась к нему Бриттон по внутренней связи. — Говорит капитан. Вы знакомы с устройством аварийного сброса?
— Я его построил.
— Тогда, задействуйте его.
Глинн стоял с невозмутимым видом. Макферлейн наблюдал за ним, пытаясь понять эту неожиданную перемену. Неужели Глинн прав? Неужели корабль и метеорит могут выжить? Потом он взглянул на лица офицеров. Откровенный ужас в их глазах говорил о другом. Судно застыло на вершине волны, повернулось, затрещало, снова пошло вниз.
— Аварийный сброс запускается с пульта ЭИР на мостике, — сообщил Гарса. — У Эли есть коды…
— Можете вы это сделать вручную? — спросила Бриттон.
— Нет. Эли, бога ради, поторопись. Совсем немного времени, и эта штука выкатится прямо сквозь борт судна.
— Мистер Гарса, — сказала Бриттон. — Прикажите вашим людям покинуть свои посты.
Заговорил Глинн:
— Гарса, я отменяю этот приказ. У нас не бывает аварий. Продолжайте работу.
— Ни в коем случае, сэр. Мы эвакуируемся.
Радио замолчало.
Глинн побледнел. Он оглядел мостик. Корабль был в волновой яме, и наступила тишина.
Бриттон подошла и положила Глинну руку на плечо.
— Эли, — сказала она. — Я знаю, вы внутренне уже признали поражение. Я знаю, вам достанет мужества это сделать. Сейчас только вы обладаете возможностью спасти нас и это судно. Пожалуйста, включите сброс.
Макферлейн наблюдал, как она протянула другую руку и сжала руку Глинна. Он, казалось, дрогнул.
Неожиданно на мостике появился Паппап. С него текло, и он был снова в своих отрепьях. На его лице отражалось странное возбуждение, ожидание, от которого Макферлейн похолодел.
Глинн улыбнулся и сжал Бриттон руку.
— Какая чепуха. Салли, я действительно ожидал от вас большего. Неужели вы не понимаете, что мы не можем потерпеть неудачу. Для этого мы слишком тщательно все спланировали. Нет нужды производить сброс. При данных обстоятельствах это делать было бы опасно. — Он огляделся. — Я никого из вас не виню. Ситуация сложная, и страх является естественной реакцией. Но подумайте, через какие испытания я вас провел практически единолично. Могу обещать: оплетка выдержит, и корабль выдержит шторм. Мы совершенно определенно не здесь встретим свой конец. И совсем не потому, что, как это ни прискорбно, сдали нервы.
Макферлейн заколебался, в нем всколыхнулась надежда. Возможно, Глинн прав. Этот человек так убедителен, так уверен в себе. Он добивался успеха при самых невыгодных обстоятельствах. Макферлейн заметил, что и оживившийся опять Ллойд готов быть убежденным.
Судно поднялось и наклонилось. Все разговоры прекратились, каждый спасал жизнь, вцепившись во что-то крепкое. Какофония визга и скрипа деформирующегося, рвущегося металла возобновилась и все усиливалась, пока не заглушила рев бури. В этот момент Макферлейн осознал полностью и бесповоротно, что Глинн ошибается. На гребне корабль завибрировал так, словно он попал в землетрясение. Замигали аварийные лампочки.
Прошло несколько мучительных мгновений, прежде чем судно выпрямилось и перевалилось через гребень волны. На мостике снова стал слышен вой ветра, а потом он стих.
— На этот раз вы, Глинн, ошибаетесь, — сказал Ллойд с перекошенным от ужаса лицом. — Откройте сброс, вы, сукин сын.
Глинн улыбнулся почти презрительно.
— Сожалею, мистер Ллойд. Коды знаю только я, и я снова спасу для вас ваш метеорит, даже вопреки вашему желанию.
Неожиданно Ллойд с рвущимся из горла криком бросился к Глинну. Глинн слегка отступил в сторону и нанес резкий удар ребром ладони, обрушив задыхающегося Ллойда на палубу.
Макферлейн сделал шаг по направлению к Глинну, тот повернулся к нему и принял стойку. Его глаза остались непроницаемыми, как тьма. Макферлейн понял, что Глинн не намерен изменять свое решение. Это был человек, который не мог потерпеть неудачу, который готов был умереть, доказывая это.
Бриттон взглянула на первого помощника. Одного взгляда на нее было Макферлейну достаточно, чтобы понять — она пришла к тому же выводу.
— Мистер Хоуэлл, — сказала она. — Всем оставить свои посты. Мы покидаем судно.
От удивления у Глинна сузились глаза, но он продолжал молчать.
Хоуэлл повернулся к Глинну:
— Вы приговариваете нас к смерти, вынуждая покинуть судно в такой шторм на спасательных шлюпках. Вы сумасшедший ублюдок.
— Возможно, на этом мостике я единственный, кто сохранил здравый ум.
Ллойд, превозмогая боль, с трудом вставал с палубы, пока поднималось судно. Он не взглянул на Глинна. Глинн повернулся и, не сказав ни слова, покинул наклоняющийся мостик.
— Мистер Хоуэлл, включите радиомаяк. Всем грузиться в шлюпки. Если я не вернусь через пять минут, вы примете командование, — распорядилась Бриттон и решительно вышла.
«Ролвааг»
19 часов 35 минут
Эли Глинн стоял на металлическом мостике над центральным танком. Он слышал лязганье, это Паппап задраивал переходной люк из коридора. Глинн почувствовал нечто вроде признательности индейцу. Тот до конца остался ему верным, когда все, даже Салли, обманули его ожидания.
Истерия, свидетелем которой он был на мостике, очень его расстроила. Он же преуспел на каждом этапе, они должны были ему доверять. Издали доносился вой сирены, отдававшийся эхом в пространстве. Зловещий, неприятный звук. В ближайшие часы многим суждено погибнуть в бушующем море. Все это совершенно лишнее. Великолепный «Ролвааг» выживет, он в этом совершенно уверен. Он выживет вместе со своим грузом и с теми, кто на нем останется. А к утру, когда шторм будет уже только воспоминанием, придет буксир из Южной Георгии. «Ролвааг» вернется в Нью-Йорк с метеоритом. Жаль, что столь многим это не удастся.
Глинн снова подумал о Бриттон. Потрясающая женщина. Очень печально, что она не хочет довериться ему до конца. Ему уж никогда не найти такой женщины, это наверняка. Он спасет для нее ее корабль, но, конечно, ни о каких личных отношениях больше не может быть и речи.
Он прислонился к переборке, немного удивляясь, что ему так долго приходится восстанавливать дыхание. Он держался, пока судно наклонялось. Следует признать: опасный угол, но меньше критического, равного тридцати пяти градусам. Глинн слышал скольжение цепей и скрежет металла у него под ногами. Наконец судно со стоном стало выравниваться. Это трагедия — после всего, что он сделал, добился такого выдающегося успеха, они не пожелали ему поверить в последний раз. Никто, кроме Паппапа. Он взглянул на старика, и тот спросил:
— Пойдем туда вниз, парень?
Глинн кивнул:
— Мне потребуется ваша помощь.
— Именно для этого я здесь.
Они подошли к краю мостков. Верхняя часть окружавшей метеорит оплетки была закрыта непромокаемыми покрышками. Аварийные лампы давали слабый свет. Танк все еще прекрасно держался и оставался сухим. Великолепный корабль. Усиленная обшивка корпуса оправдала себя. Камень — эпицентр их страхов и надежд, — даже укрытый брезентом, выглядел потрясающе. Он мирно покоился в своей люльке, в чем Глинн и не сомневался.
Глинн перевел взгляд вниз к распоркам и фиксаторам. Приходилось признать, что там были значительные повреждения: погнутые балки и переломы. Поперечные распорки люльки вдоль дна танка были завалены сорванными заклепками, обрывками цепей, обломками дерева. Глинн слышал треск и скрежет, но первичная оплетка была, по существу, нетронутой.
Лифт, однако, оказался сломанным, и Глинн стал спускаться вниз.
Корабль поднялся, снова стал наклоняться.
Глинн нашел устойчивое положение и продолжил спуск. Судно кренилось дольше, чем должно было бы по его расчетам. Глинн чувствовал себя скорей в горизонтальном положении, чем в вертикальном. Приходилось отстраняться от лесенки, а не прижиматься к ней. Зацепившись за перекладину локтем, он стал ждать конца этого процесса. Отсюда он уже видел выглядывающий из-под покрышек красный бок метеорита. Какофония звуков в танке становилась все громче, напоминая некую адскую симфонию металла, но Глинн не обращал на нее внимания. Он достал карманные часы и, взяв за цепочку, подержал их в вытянутой руке, измеряя угол наклона. Двадцать пять градусов: гораздо меньше критического значения.
