Сергей Белошников - Ужас приходит в полнолуние
— Кстати, а почему ты не рассказал?
— На продолжение не надеялся, — снова ухмыльнулся он.
— Тебе лишь бы шуточки шутить… — проворчала я. — Приехал, охмурил невинную московскую девушку и радуется теперь, злыдень. А я ведь про тебя вообще ничего толком не знаю. Дальше-то что будет?
— Дальше я его поймаю. И тогда у нас будет шанс наконец по-настоящему познакомиться, — улыбнулся он, вставая.
И поцеловал меня.
Дед настоял, чтобы до станции мы дошли пешком. Потому что у убийцы, который наверняка за нами следит, не должно возникнуть и тени сомнения, — пусть думает, что Кирилл действительно уезжает. Кирилл поначалу начал бурно протестовать — мол, а как же вы домой пойдете, опасно и так далее. Но дед его возражения отмел, безапелляционно заявив, что он все учел. Сказал Кириллу, что обратно домой мы доберемся без проблем. Как именно — он даже пояснять не стал. Дед — он такой: учел значит учел. И нечего спорить и расспрашивать. Поэтому, зная дедов характер, Кирилл спорить не рискнул. Я — тем более.
От дедова дома до станции — двадцать минут прогулочным шагом. Мы проделали его за пятнадцать: как ни храбрились, невольно ускоряли и ускоряли шаг. Особенно я. А ведь мы шли по непривычно ярко освещенным улицам поселка — это местные власти со страху постарались, везде фонари починили, хотя еще позавчера половина из них не работала. Дополнение: по абсолютно безлюдным улицам. И дома почти все стояли темные, словно вымершие. Люди уехали, бросив все. Жутковатое было зрелище. Как после атаки нейтронной бомбы.
Мы свернули с улицы, узкой тропинкой вышли к платформе и поднялись на перрон — тоже залитый светом и пустой. Нет, не пустой: посреди платформы, у небольшого станционного здания, виднелась одинокая мужская фигура. Человек стоял под фонарем спиной к нам.
Сердце у меня тревожно екнуло, я резко остановилась.
Человек повернулся на звук наших шагов. И я облегченно перевела дух, потому что это был Антон Михайлишин собственной персоной. Он был одет по-домашнему — в джинсах, кроссовках и рубашке с коротким рукавом. Так вот что имел в виду дед, когда говорил, что у нас не будет проблем с возвращением домой: он заранее приготовил нам надежного провожатого. Теперь понятно.
— Добрый вечер, — поздоровался Антон, когда мы подошли к нему. А потом обратился к Кириллу: — Что так быстро уезжаешь?
Тут я смекнула, что Антон ничего не знает о наших планах — осторожный дед не стал его в них посвящать.
— Убийцу вы поймали, так что делать мне больше нечего, — улыбнулся Кирилл. — Да и отпуск заканчивается. Я ведь у вас проездом — мне всего пару дней догулять осталось.
— Я пойду куплю тебе билет, — сказал дед Кириллу и направился к светящемуся окошечку кассы.
— Как там этот твой… Головня? — спросил Кирилл у Антона.
— Пока молчит, — слегка поморщился тот. — Отрицает все начисто. Мол, я не я и лошадь не моя. Но ничего, заговорит, майор из него все вытрясет. Можешь не сомневаться.
Я молча смотрела на этих двоих. Высокие, здоровые, симпатичные мужики. Хороши. Оба. Но мой — лучше.
— Правда, признался, сволочь, что нож действительно его. А куда ему деваться? — с внезапным ожесточением продолжил Антон. — На ноже — только его пальчики. Других нет.
Как раз в это время вернулся от кассы дед. Он сходу вмешался в разговор, протягивая билет Кириллу:
— Электричка будет через две минуты.
И тут же, подтверждая его слова, донесся гудок и вдалеке появилось световое пятно прожектора — электричка вытягивалась из-за поворота.
Наше прощание с Кириллом было коротким и слегка суматошным. Раз Антон не должен был ничего заподозрить, мы прощались церемонно и по всем правилам — словно он уезжал всерьез и надолго. Дед обнял его, наказал непременно и часто писать; я, притворно смущаясь, привстала на цыпочки и чмокнула Кирилла в щеку.
Пронзительно визжа тормозами, остановилась электричка. С шипением раздвинулись двери, Кирилл пожал руку Антону, вскинул на плечо свой большой туристический рюкзак и вскочил в тамбур почти пустого вагона. Он еще успел пару раз махнуть рукой, улыбнуться, и тут электричка дала короткий гудок, двери закрылись и мимо нас, набирая скорость, покатились вагоны.
Антон подвез нас на своей машине до самого дома. Там мы и распрощались — довольно быстро. Пока мы ехали к дому, я изо всех сил старалась делать вид, будто мне до чертиков весело, а отъезд Кирилла мне совершенно до фонаря. Но только сигнальные огни Антоновой машины скрылись за поворотом улицы, как я сдулась, словно проколотый воздушный шарик.
Умный дед сразу это засек. Я подозреваю, что он вообще за прошедший день много чего заметил. Потому что, пропуская меня в дом, он на ходу, якобы невзначай сказал:
— Должен заметить, Станислава, что Кирилл — вполне взрослый человек…
— Да неужели? А я как-то сразу и не заметила, — огрызнулась я.
— И негоже понапрасну морочить ему голову, — закончил он, проигнорировав мою колкость.
Я искоса посмотрела на деда. Теперь я окончательно убедилась, что он нас с Кириллом расколол.
— Что ты имеешь в виду? — резко сменив тон, невинным голоском осведомилась я.
— Ты прекрасно знаешь — что. Тебе, Станислава, тоже не пятнадцать лет. Сначала Михайлишин, теперь Кирилл.
— Вот как! Значит, по-твоему, я должна немедленно заказывать подвенечное платье? — фыркнула я.
— По крайней мере, для начала сделай выбор. И не надо считать меня ригористом и старым брюзгой… Я просто беспокоюсь за вас с Кириллом.
— А чего за меня беспокоиться?
Дед подумал, а потом улыбнулся:
— Действительно. За него в данную минуту беспокоиться надо больше.
Но улыбнулся дед как-то невесело.
Глава 18. КИРИЛЛ
Я сел в электричку где-то в середине состава и сразу же, едва за окнами промелькнули последние пристанционные дома Алпатова, пошел по вагонам в хвост поезда. Дошел до последнего тамбура и там остановился. В вагоне сидело человек пять. Никто не обратил на меня ни малейшего внимания — так, посмотрели мельком и опять уставились в газеты.
Эта электричка была последней — следующая пойдет после ночного перерыва только в четыре двадцать утра.
Глядя на проносившийся за окном лес, я стоял в темном, раскачивающемся на ходу тамбуре, заполненном мельканием теней и железным грохотом — стекла в дверях были давным-давно разбиты. Стоял и вспоминал наш последний, короткий разговор с Николаем Сергеевичем перед самым выходом из дома — когда Стася ушла за курткой.
— А еще вот что, Кирилл… — как-то очень серьезно сказал старик, глядя мне прямо в глаза. — Ты должен знать: отец еще в тринадцать лет научил Станиславу обращаться с оружием. Брал ее на охоту. Да и я тоже здесь частенько ходил с ней на уток. Она хорошо стреляет.
— Я постараюсь сделать так, чтобы это умение ей не пригодилось, — улыбнулся я.
Старик мрачно уставился на меня. Я перестал улыбаться.
— Я не об этом, — сказал наконец Николай Сергеевич. — А о том, что Станислава — в какой-то степени тоже охотница. Ты понял?
Конечно, я понял, что он имеет в виду — убивали пока что только охотников…
Перегон был не очень длинный, девять километров — так мне сказал старик. Машинист что-то неразборчиво прохрипел по трансляции, электричка стала замедлять ход и остановилась у короткой — на первые пять вагонов — платформы маленького полустанка. Двери раздвинулись: придерживая рюкзак, я спрыгнул на гравий насыпи и сразу метнулся в близкие кусты. Электричка завыла и с лязганьем сорвалась с места.
Стоя в кустах, я проводил взглядом удаляющиеся красные огни электрички. Кроме меня, на полустанке никто не вышел — я был в этом уверен. Огляделся. Вокруг не было ни души. Тускло светилось одно-единственное окошко в домике возле слабо освещенной платформы. Луна, изредка проглядывающая сквозь быстро несущиеся по небу тучи, сияла ледяным светом в свои неполные две трети. Погода как-то резко поменялась: в деревьях шумел ветер, на горизонте беззвучно вспыхивали далекие зарницы — судя по всему, надвигалась долгожданная гроза.
Я вышел из кустов, раскрыл рюкзак и стал торопливо готовиться к ночному походу. Через десять минут, переодевшись и зарядив «моссберг», припрятанный в рюкзаке, я поднялся на гребень невысокого откоса и быстрым шагом пошел по лесу вдоль железнодорожного полотна назад — в поселок, откуда только что уехал.
Глава 19. УБИЙЦА
В комнате с зашторенными окнами на тахте ничком лежал человек. Все стены комнаты были сверху донизу увешаны фотографиями. Маленькими и большими, цветными и черно-белыми. И на всех снимках были только волки. Поодиночке, парами, стаями. Стоящие и бегущие. Отовсюду смотрели оскаленные пасти и сверкающие узкие глаза.
