Джонатан Келлерман - Дьявольский вальс
– Он поднял и свою мать, – продолжала Стефани. – Он умеет разрешать проблемы. Поэтому он стал полицейским, поэтому нашел время вернуться к учебе и изучить финансы. У него степень доктора философии, Алекс. Он потратил на учебу десять лет, потому что не прекращал работать. – Она подняла голову, ее профиль преобразился улыбкой. – Но даже не пробуй назвать его доктором.
– Кто такой Пресли Хененгард?
Она помедлила с ответом.
– Еще одна государственная тайна? – спросил я.
– Это... Ладно, я расскажу тебе – я хочу, чтобы ты доверял мне. Это не такой уж секрет. Пресли был одним из детских друзей Билла. Маленький мальчик, в восьмилетнем возрасте умерший от опухоли мозга. Билл воспользовался его именем, потому что это было безопасно – кроме метрики, никаких данных нет, они были одного возраста, все подходило идеально.
Казалось, она задыхалась от возбуждения, и я понял, что «Билл» и его мир давали ей что-то большее, чем просто помощь в тяжелую минуту.
– Прошу тебя, Алекс, – предложила Стефани, – давай забудем все это и продолжим нашу совместную работу. Я знаю о капсулах с инсулином – твой друг рассказал Биллу. Видишь, он доверяет ему. Давай вместе подумаем и поймаем ее. Билл поможет нам.
– Как?
– Я не знаю, но он это сделает. Вот увидишь.
* * *Она прицепила пейджер к поясу, и мы направились в дом. Майло все еще сидел на диване. Хененгард-Зимберг-Билл стоял на другом конце комнаты в углу и листал журнал.
– Привет, ребята, – неестественно весело прощебетала Стефани.
Хененгард закрыл журнал, взял ее под локоть и усадил в кресло. Придвинув другое кресло поближе к ней, тоже сел.
Она не сводила с него глаз. Он шевельнул рукой, как будто хотел прикоснуться к ней, но вместо этого расстегнул пиджак.
– Где сейчас диски Дон Херберт? – спросил я. – И не говорите мне, что они к делу не относятся, потому что могу поспорить – это не так. Херберт, возможно, поняла, а возможно, и нет, какую работу Эшмор выполнял для вас, но я уверен, у нее были подозрения по поводу детей Джонсов. Кстати сказать, вы нашли историю болезни Чэда?
– Пока нет.
– А как насчет дисков?
– Я только что отправил их на расшифровку.
– Понимают ли люди, которые расшифровывают ее диски, что именно они смотрят? Я говорю о таблице случайных чисел?
Он кивнул головой:
– Возможно, это подстановочный код – разобраться с ним не составит большого труда.
– Вы еще не расшифровали все числа Эшмора. Почему вы думаете, что с кодом Херберт дела пойдут быстрее?
Хененгард посмотрел на Стефани, у него вновь мелькнула полуулыбка:
– Мне нравится этот парень.
Ее ответная улыбка была нервной.
– Человек ставит правильный вопрос, – подал голос Майло.
– Эшмор – это особый случай, – ответил Хененгард. – Настоящий мастер загадок, высокий коэффициент умственного развития.
– С Херберт не так?
– Если судить по тому, что я слышал о ней, нет.
– Что именно вы слышали?
– Только то, что известно вам, – ответил Хененгард. – Достаточно сообразительная в математике, но в основном – клептоманка, опустившаяся дальше некуда... наркомания и проигранная жизнь.
С каждым новым определением Стефани вздрагивала. Он заметил это, повернулся к ней и быстро коснулся ее руки.
– Если на диске проявится что-то, что касается вас, будьте спокойны, я дам вам знать.
– Нам нужно знать сейчас. Информация Херберт могла бы дать нам какое-то направление. – Я повернулся к Майло: – Ты рассказал ему о нашем приятеле, бармене?
Майло кивнул.
– Все?
– Не трудитесь быть деликатным, – отозвался Хененгард. – Я видел шедевр, созданный вашим наркоманом-барменом, и могу заявить: нет, это не я. Я не режу женщин.
– О чем вы говорите? – спросила Стефани.
– О глупости, – объяснил ей Хененгард. – У них есть описание подозреваемого в убийстве – кого-то, кто, возможно, убил, а может быть, и не убил эту самую Херберт, и они думали, что этот портрет имеет сходство с вашим покорным слугой.
Она прикрыла рот рукой.
Он рассмеялся:
– Даже близкого ничего нет, Стеф. Последний раз я был таким тощим в средней школе. – И, обращаясь ко мне: – Можем мы теперь приступить к работе?
– Я ее и не прекращал, – произнес я. – Есть ли у вас какая-либо информация о Вики Боттомли?
Хененгард махнул рукой Майло:
– Расскажи ему.
– Мы проследили звонки из ее квартиры Джонсам на дом и в кабинет Чипа.
– Мы? – переспросил Хененгард.
– Ну, он, – ответил Майло, кивая на Хененгарда. – По федеральному ордеру. На следующей неделе у него вырастет пара крыльев.
– Обнаружили что-нибудь? – поинтересовался я.
Майло покачал головой:
– Никаких звонков. Никто из соседей Боттомли ни Синди, ни Чипа поблизости не видел. Так что, если связь и есть, она хорошо скрыта. Интуиция подсказывает мне, что Боттомли не имеет к этому никакого отношения. Во всяком случае, главный отравитель точно не она. Как только карты откроются, мы увидим, причастна ли вообще медсестра к этому делу.
– Итак, что мы будем делать теперь?
Майло посмотрел на Хененгарда. Тот в свою очередь взглянул на меня и указал рукой на диван.
– Сидел целый день, – отмахнулся я.
Он нахмурился, потрогал галстук и перевел взгляд на остальных.
– Если еще будут эти федеральные намеки, я убираюсь отсюда, – предупредил Майло.
– Хорошо, – согласился Хененгард. – Прежде всего я хочу повторить мое требование о соблюдении строжайшей секретности – полное ваше сотрудничество. Никаких импровизаций, я говорю серьезно.
– Все это в обмен на что? – спросил я.
– Возможно, на техническую помощь, достаточную, чтобы схватить Синди с поличным. У меня имеются федеральные ордера на Чака Джонса, и в двухминутной беседе по телефону я смогу включить в них и его самого, и все его имущество. Мы сейчас ведем разговор об аудио– и видеослежении за домом и кабинетом Чипа в колледже. Я могу сделать так, что некая маленькая штучка будет подсматривать за ними из-за булавки. Дайте мне два часа побыть одному в их доме, и я смогу установить следящие «игрушки», в существование которых вы даже не поверите. У меня есть камера, которая может быть установлена в их телевизоре так, что, когда они смотрят его, она смотрит за ними. Я могу обшарить весь дом в поисках инсулина или еще какой-нибудь дряни, которую вы хотите найти, и они никогда не узнают об этом. Все, что от вас требуется, это держать рты на замке.
– В первую очередь нужно установить оборудование в комнате Кэсси, – сказал я, – и в ванной комнате, которая соединяет ее со спальней родителей.
– В ванной комнате кафельные стены?
– Да, кафельные, и одно окно.
– Никаких проблем. Если у меня не окажется каких-либо «игрушек», я могу получить их в двадцать четыре часа.
– Твои доллары налогов заняты работой, – проговорил Майло.
Хененгард нахмурился:
– Да, иногда они действительно работают.
Я подумал, понимает ли он вообще, что такое шутка. Стефани это было безразлично; выражение ее лица говорило, что он в ее глазах не только ходит по водам, но даже танцует на них.
– На завтрашний вечер у меня намечена встреча у них дома, – вспомнил я. – Я попытаюсь перенести ее в больницу. Можете ли вы подготовить свое оборудование к этому времени?
– Вероятно, да. Если нет, то немного попозже – на день или два. Но можете ли вы заверить меня, что дом будет совершенно пуст? Я уже готов обрушиться на папочку и не могу позволить никакого срыва.
– Почему бы тебе не вызвать Чипа и Синди на беседу? – предложил я Стефани. – Скажи им, что в лабораторных анализах обнаружены отклонения от нормы и тебе нужно обследовать Кэсси, а затем поговорить с ними. А когда они приедут, непременно продержи их подольше.
– Прекрасно, – согласилась Стефани. – Я заставлю их подождать – скажу, что лаборатория что-то затеряла.
– Камера, начали, – скомандовал Хененгард.
– Как вы сможете включить Чипа в ордера? – спросил я. – Разве он замешан в финансовых махинациях отца?
Хененгард не ответил.
– Я считал, что вы с нами откровенны, – заявил я.
– Он тоже порядочная дрянь, – с раздражением проговорил Хененгард.
– Вы имеете в виду те пятьдесят акций, которыми он владеет? На самом деле это одна из сделок Чака?
Он покачал головой:
– Сделка с земельными участками – это дерьмо. Чак слишком умен для этого. Младший – вечный неудачник, не может удержать ни единого доллара. Уже промотал немало папочкиных денег.
– На что он их тратит, кроме земли? – поинтересовался я. – Его образ жизни довольно обычный.
– О да, на поверхности так. Но это всего-навсего составляет часть имиджа. Мистер Всего-Добившийся-Сам. Чепуха. Этот малюсенький младший колледж, в котором он преподает, платит ему двадцать четыре тысячи в год. Как вы думаете, можно на эти деньги купить такой дом, уже не говоря о целом участке? К тому же он им не владеет.
