Шэрон Болтон - Кровавая жатва
— Но почему? — спросила она. — Почему, черт побери, ваша семья нарушает закон? Эта девочка могла быть нормальным ребенком.
Дженни посмотрела на нее чистыми светло-коричневыми глазами и дважды мигнула.
— Вы ведь семейный психиатр, Эви, — сказала она. — Догадайтесь сами.
Эбба открыла дверь в задней части галереи и начали взбираться по короткой спиральной лестнице. Ветер трепал ее волосы, словно флаг, закручивал вокруг головы. Том остановился. Идти за ней наверх было безумием.
Томми, пожалуйста, пойдем.
Прежде чем он успел сообразить, что делать, Эбба уже схватила его за руку и потянула за собой на крышу. Она встала на четвереньки, он сделал то же самое. Под ним хрустел снег, холодный ветер задувал под куртку. Эбба ползла вдоль края в своеобразном желобе водостока. Слева от нее крыша полого уходила вверх, справа был десятисантиметровый каменный выступ, которого явно не хватило бы, чтобы удержаться, если она соскользнет. Неужели он тоже должен будет лезть за ней? Именно так, потому что Эбба обернулась и ждала его. Вот черт!
Том лез, не отрывая взгляда от снега, покрывавшего углубление, по которому он полз. Это было каким-то сумасшествием. Здесь, на крыше, Джо просто негде было спрятаться. Три остальные колокольни были пустыми, это видно даже с земли. Сквозь них просматривалось ночное небо. Они направлялись к башенке на северо-восточном углу. Той, которая всегда, казалось, оставалась в тени, потому что на нее никогда не попадало солнце. Он видел ее через плечо Эббы. Пустая, как ящик для подарков на второй день Рождества. Он видел звезды в просветах между колоннами, видел тучи, плывущие по небу, видел серебряный диск луны…
Но луна-то была у него за спиной!
Долго гадать Эви не пришлось.
— А кто ее отец? — спросила она. — Ваш папа? Синклер?
Лицо Дженни скривилось.
— Продолжайте угадывать, — сказала она.
Эви думала недолго. Она знала о Реншоу очень мало, только то, что рассказывали Гарри и Флетчеры. Она не знала никаких братьев, только отца — высокого, седоглавого, очень импозантного мужчину. И еще…
— Неужели ваш дедушка? — шепотом спросила она в ужасе. И по выражению лица Дженни поняла, что попала. — Но ведь он…
Сколько лет Тобиасу Реншоу? Должно быть, под восемьдесят.
— Когда родилась Хэзер, ему было около семидесяти. Тогда он был в хорошей форме.
— Бедная ваша сестра… А что вы имели в виду, говоря о его форме?
Дженни продолжала смотреть Эви в глаза. И молчала.
— Так он надругался и над вами тоже? — спросила Эви. Снова молчание и пустой взгляд красивых глаз.
— Простите меня, — сказала Эви.
Тишина.
— Сколько вам было лет, когда это началось?
Дженни тяжело вздохнула и отступила назад, оказавшись у дверей в столовую. Эви снова стало трудно дышать.
— Три. Может быть, четыре. Я уже точно не помню, — ответила Дженни. — Я не помню себя в детстве, когда бы меня не хватали, не вертели и не щупали большие, грубые руки. — Она повернулась и посмотрела Эви прямо в глаза. — Он любил стоять у дверей моей спальни и смотреть, как я одеваюсь, — сказала она. — Через некоторое время он стал приходить, когда я мылась в ванной, и мыть меня. Я никогда не была хозяйкой собственного тела. Вы можете себе представить такое?
— Нет, — честно призналась Эви. — Простите меня. Он насиловал вас?
— В том возрасте? Нет, он был слишком умен для этого. Если изнасиловать четырехлетнего ребенка, это каким-то образом всплывет. Зато он часто мастурбировал надо мной, одной рукой касаясь меня, а другой держа свой… ну, вы понимаете. Когда я стала постарше, он заставлял меня сосать у него. Мне было десять, когда он начал меня насиловать. Я была даже удивлена, что он продержался так долго. Я слышала об этом от Кристианы. Я знала, что меня ждет.
Эви зажала рот руками. Но она едва стояла на ногах, поэтому снова вцепилась в перила.
— Простите, — сказала она. — Но почему вы никому не сказали? Вашим родителям, вашей матери… Она, конечно же, не…
Она замолчала. Дженни могла не отвечать. Дети никогда ничего не рассказывают. Им говорят, чтобы они этого не делали, и они слушаются. Дети делают то, что им говорят взрослые.
— Он угрожал вам? — спросила она.
Дженни снова подошла к ней. От нее пахло спиртным.
— Он делал больше, чем просто угрожал нам, — сказала она. — Он запирал нас в склепе со всеми этими каменными гробами. Даже после того как туда отнесли мою мать, он все равно запирал нас там. Или заводил на галерею в церкви и свешивал вниз. Иногда держа только за щиколотку. Мы должны быть хорошими, говорил он, или он отпустит нас. Я знаю, что он делал это же с Кристианой, — на высоте она цепенеет.
Эви часто заморгала, чтобы прогнать вставшую перед глазами картину.
— Вам, наверное, было невероятно страшно, — сказала она.
— Я никогда не кричала, Эви, в этом не было смысла. Я просто закрывала глаза и думала, наступило ли уже то время, пришел ли тот день, когда он отпустит меня, когда я почувствую бьющий в лицо воздух и пойму, что все наконец закончено.
Эви ошиблась! Она обвинила во всем Джиллиан и ошиблась. Она послала Гарри и Гарета в погоню за призраком. Джиллиан, может быть, сейчас умирает, Том пропал куда-то, а Элис… Где Элис?
— Дженни, — сказала Эви, — это ваш дедушка убивал детей? Джо у него?
Тянуть эту цепь. Не думать больше ни о чем. Просто тянуть цепь и молиться оставившему его Богу, чтобы на том конце цепи ничего не было. Не смотреть на второго человека. Этот человек очень близок к тому, чтобы отпустить ее, и, возможно, уже отпустил. И единственная стоящая вещь — это выбраться отсюда, прежде чем один из них погибнет, вот только Гарри знал, что никогда этого не сделает. Надо тянуть цепь, потому что они зашли уже так далеко и теперь должны знать.
Цепь двигалась, поднималась с каждым движением руки все выше, и на другом ее конце было что-то тяжелое. Подтянуть ее правой рукой к краю, перехватить левой, не думать ни о чем, просто продолжать тянуть. Что-то царапало внизу стену, что-то цеплялось, отчего тянуть становилось тяжелее. Что-то приближалось. Мускулы на руках Гарри, казалось, лопнут, а он даже понятия не имел, сколько там еще этой цепи. Еще двадцать таких подтягиваний, и нужно будет передохнуть. Хотя он не уверен, что удастся сделать все двадцать. Еще десять, еще семь… больше не потребовалось. Конец цепи был закреплен на большой брезентовой сумке со старомодной застежкой на змейке. Не останавливаясь, чтобы подумать или отдохнуть, Гарри вытащил ее на каменный пол хижины и потянул за змейку.
Первое, что он увидел внутри, были пустые глазницы черепа.
Том часто моргал. Снег попадал в глаза, и он никак не мог хорошенько все рассмотреть. Он определенно видел луну, сияющую сквозь каменные колонны северо-восточной башни. Он рискнул обернуться назад. Луна светила у него над плечом. Две луны? Эбба была уже возле башни. Она подскочила к одной ее стене и обернулась, ожидая его. О чем она думает? Вчера над их головами несколько раз пролетал вертолет. Небольшие крыши на колокольнях не позволяли команде вертолета заглянуть внутрь самих башен, но у них была специальная аппаратура и они бы определили тело, излучающее тепло.
Эбба поманила его к себе.
В церкви было полно народу. Когда к поискам приступил вертолет, полицейские вернули людей с торфяников, и все они направились в церковь. Пока вертолет искал, в церкви находились почти две сотни людей. Двести излучающих тепло тел. Где спрятать иголку? В стоге сена.
Том уже подобрался к колокольне настолько близко, что мог прикоснуться к ней, мог просунуть руку между каменными столбами, стоявшими по углам. Он потянулся вперед и увидел отражение собственной руки, увидел свое лицо, отразившееся в зеркальных плитках, установленных между каменными столбами башни и образовывавших на крыше церкви ящик, небольшой, но достаточно вместительный, чтобы в нем можно было…
— А сказать вам, Эви, что было самое плохое? Что самое плохое он делал с нами?
— Что? — сказала Эви, думая, что на самом деле совершенно не хотела бы этого знать.
Когда она в последний раз слышала голос Элис на улице? К этому времени полиция уже должна была прибыть сюда.
— На торфяниках у нас есть старый колодец. Раньше там была водяная мельница и несколько домиков для рабочих. Все строения уже разрушились, но колодец так и не засыпали. Позже над ним построили каменную хижину, чтобы туда случайно не свалилась овца или ребенок. Обезопасили для всех, кроме нас с Кристианой, потому что он держал там цепь с ремнями на конце и, когда мы начинали своевольничать, осмеливались сказать «нет» или сосали не так энергично, как ему хотелось, он опускал нас в этот колодец. Он пристегивал нас ремнями и спускал вниз. И оставлял висеть там, в полной темноте. Казалось, что это длилось часами. Он проделывал это и с другими детьми.