Томас Харрис - Ганибалл
– Тот самый доктор Ганнибал Лектер! – произнес он. – Я просто мечтал получить вашу посмертную маску для нашего клуба в Балтиморе. У нас с подружкой имеется что-то вроде подвальчика – этакое подземельице, знаете, – травка, опиум, С-М девочки и мальчики…
Он расположил свой багаж на поднаковальне и сунул в огонь кочергу – пусть калится.
– Есть новость плохая, но есть хорошая, – продолжал он наигранно-веселым тоном больничной сестры, с легким швейцарским акцентом. – Мэйсон рассказал вам уже про эксперимент? Эксперимент будет вот какой. Через немного времени я привезу сюда Мэйсона и свинки начнут кушать ваши ноги. Потом вы будете ждать до утра, а завтра Карло с братьями просунут вас сквозь барьер и скормят вас свинкам с другой стороны: начнут с головы, чтобы свинки скушали вам лицо, точно как собачки скушали лицо Мэйсона. А я буду поддерживат в вас жизнь внутривенными и турникетами, пока упражнения не закончатся. На этот раз вам и правда конец, вы понимаете. Это – плохая новость.
Корделл взглянул на телекамеру – убедиться, что она выключена.
– Хорошая новость есть то, что эти упражнения обязательно не будут страшнее, чем визит к зубному врачу. Проверьте вот это, доктор. – Корделл поднес к лицу Лектера шприц с длинной иглой. – Будем говорить как два медика. Я могу зайти сзади и ввести вам кое-что в позвоночник, так что вы совсем ничего не будете чувствовать там, внизу. Вы можете просто закрыть глаза и пробовать ничего не слышать. Просто почувствуете, как там толкают и тянут. А когда Мэйсон уже получит свои вечерние забавы и отправится назад, в дом, я введу вам такое, что остановит ваше сердце. Хотите посмотреть? – Корделл положил на ладонь ампулу с павулоном и поднес поближе к здоровому глазу доктора Лектера, однако на таком расстоянии, чтобы доктор не мог его укусить.
Отблески пламени освещали сбоку алчное лицо Корделла, в глазах его светилась жгучая радость.
– У вас же куча денег, доктор Лектер. Все говорят. Я знаю, как это делают. Я тоже деньги в разные места кладу. Забирать их, перекладывать, заботиться о них… Я могу по телефону, уверен, вы тоже. – Корделл извлек из кармана сотовый телефон. – Сейчас мы будем звонить вашему банкиру, вы говорите ему ваш код, он подтвердит мне, и я вас сразу обработаю. – Он поднял шприц повыше. – Чик-чик. Говорите со мной.
Доктор Лектер пробормотал что-то, низко опустив голову. «Чемодан»… «Камера хранения»… – было все, что услышал Корделл.
– Давайте, доктор, давайте, а потом просто заснете. Ну же!
– В немеченых сотенных купюрах, – произнес доктор Лектер затухающим голосом.
Корделл придвинулся поближе, и доктор Лектер рванулся, вытянув шею, впился мелкими острыми зубами тому в бровь, и в тот самый момент, когда Корделл дернулся назад, отхватил весьма значительный кусок. Затем выплюнул откушенную бровь в лицо Корделлу, словно виноградную кожуру.
Корделл осушил рану тампоном и заклеил пластырем в форме бабочки. Это сразу придало ему чудаковатый, комичный вид.
Убирая шприц, он произнес:
– Такое облегчение… и потеряно зря. Ближе к рассвету вы посмотрите на все это по-другому. Понимаете, у меня есть стимуляторы, чтобы направить вас в обратный сторона. И я заставлю вас долго ждать.
Он снял с огня кочергу.
– Я собираюсь теперь подключать вас к капельницам, – сказал он. – Будете сопротивляться, я буду вас прижигать. Вот так. Чувствуете?
Он прижал кочергу к груди доктора Лектера, поджаривая ему сосок сквозь рубашку. На рубашке разросся пламенный круг, который Корделлу пришлось тут же загасить.
Доктор Лектер не издал ни звука.
На пятящемся задом автопогрузчике в хранилище въехал Карло. Вместе с Пьеро они подняли и перетащили валёк с доктором Лектером на вильчатый рычаг и вдели в укрепленную на нем скобу, перед кабиной. Томмазо стоял с винтовкой на готове. Теперь доктор сидел на рычаге, с растянутыми на вальке руками; ему растянули и ноги, привязав каждую к одному из зубцов рычажных вил.
Корделл ввел внутривенную иглу в тыльную поверхность кистей доктора Лектера, закрепив иглы двойным пластырем. Ему пришлось встать на тюк сена, чтобы подвесить бутыли с плазмой на автопогрузчик по обе стороны от доктора. Затем он отошел подальше – полюбоваться своей работой. Как странно видеть доктора растянутым вот так, с иглами в ладонях… будто пародия на что-то, очень смутно забрезжившее в памяти. Корделл наложил турникеты со скользящими узлами чуть выше колен доктора Лектера, приспособив к ним шнуры так, чтобы их можно было из-за забора затянуть и не дать доктору умереть от потери крови. Сейчас затягивать их было нельзя: Мэйсон придет в ярость, если ноги у Лектера занемеют и утратят чувствительность.
Пора спустить Мэйсона вниз. Внести в фургон. А в фургоне, стоявшем все это время за амбаром, холодно. Да еще эти сарды оставили там свой вонючий ланч. Корделл выругался и выкинул их переносной холодильник из машины прямо на землю. Придется около дома вычистить чертов фургон пылесосом. И как следует проветрить. Проклятые сарды курили в машине, а он ведь им это строго-настрого запретил. Зажигалку в гнездо вставили, а провода от монитора, ловившего сигналы маячка, так и бросили висеть на щитке. Вот кретины.
ГЛАВА 86
Старлинг выключила в салоне свет и, прежде чем открыть дверь, потянула рычажок, отпирающий багажник.
Если доктор Лектер действительно здесь, если ей удастся его заполучить, она, возможно, сумеет надеть на него наручники и сковать ноги, уложить в багажник и отвезти в окружную тюрьму. У нее с собой были четыре пары наручников и моток веревки – она свяжет его по рукам и ногам так, чтобы он и двинуться не мог. И лучше пока не думать о том, какой он сильный.
Гравий аллеи подмерз – она сразу же почувствовала это, стоило ей спустить на дорогу ноги. Старый «мустанг» застонал, расправляя пружины, освобожденные от тяжести ее тела.
– Не можешь не жаловаться, старый ты сукин сын, – чуть слышно прошептала она своему любимцу. И вдруг вспомнила, как разговаривала с Ханной – лошадью, на которой уехала во тьму, с фермы, где забивали ягнят… Дверь машины она лишь слегка прикрыла. Ключи засунула в тугой карман брюк, чтобы не звенели.
Вечер был ясным, луна в первой своей четверти освещала аллею, и Старлинг могла идти без фонарика там, где кроны деревьев не скрывали небо. Она попробовала было идти по краю дороги, но обнаружила, что он неровный и гравий там рассыпается под ногами. Гораздо тише получается, если идти по убитой колее, глядя вперед, и, чуть повернув голову в сторону, боковым зрением определять, как расположена аллея. Старлинг шла, словно утопая в мягкой тьме, – ей слышно было, как хрустит гравий под ногами, но дорогу она не видела.
Особенно трудно пришлось, когда она перестала видеть «мустанг», только ощущала его присутствие где-то у себя за спиной. Ей не хотелось уходить от машины.
Она вдруг почувствовала, что она – женщина, что ей уже тридцать три, что ее служебная карьера рухнула, что ружья у нее нет и что она совершенно одна в темном ночном лесу. Она сейчас видела себя очень четко, видела зарождающиеся морщинки у самых уголков глаз… Ей отчаянно хотелось вернуться к машине. Шаги ее замедлились, ей было слышно, как громко она дышит.
Каркнула ворона, ветер сотряс безлистые ветви над головой Старлинг, и тут раздался вопль, разодравший вечернюю тьму. Вопль такой ужасающий, такой безнадежный, то взлетающий на недосягаемую высоту, то словно падающий в пропасть, и закончившийся мольбой о смерти … голос был такой сорванный, хриплый – он мог принадлежать кому угодно. «UCCIDIMI!» И снова вопль.
От первого вопля Старлинг застыла на месте, второй заставил ее броситься вперед бегом, пробиваясь сквозь мрак; пистолет ее так и остался в кобуре, незажженный фонарик она держала в одной руке, другую вытянула во тьму перед глазами. Нет, Мэйсон, нет! Ты не посмеешь. Нет! Быстрей, ну же! Быстрей! Она обнаружила, что может держаться утрамбованной части дороги по звуку собственных шагов или ощущая, как на обочинах – то справа, то слева – рассыпается гравий. Аллея свернула и потянулась вдоль забора. Прекрасный забор, из сварных труб, футов шесть высотой.
Послышались рыдания, исполненные страха, мольбы и снова – нарастающий вопль, а где-то впереди, за забором, Старлинг расслышала какое-то движение в кустарнике, затем топот бегущих ног – более легкий, чем перестук лошадиных копыт, да и ритм явно более быстрый. И тут она услышала хрюканье. Не узнать его было невозможно.
Отчаянные крики все ближе, кричит, несомненно, человек, но голос искажен и поверх него – однотонный взвизг; он длился всего секунду, но Старлинг поняла – это либо запись на пленку, либо голос, усиленный микрофоном. И вот – свет сквозь деревья и силуэт огромного амбара. Старлинг прижалась лбом к холодному металлу забора – посмотреть, что за ним. Темные тени мчались вдоль него, длинные, высокие – человеку до бедра. Напротив, ярдах в сорока – торец амбара с огромными, настежь раскрытыми воротами; торец отгорожен барьером, в барьере – ворота из двух горизонтальных створок, а над ними – вычурное зеркало; оно помещено так, что отражает свет из амбара, ярко высвечивая небольшой клочок земли. На освещенной траве перед амбаром – коренастый человек в шляпе держит микрофонный журавль с магнитолой. Одно ухо он прикрыл рукой, чтобы приглушить исходящие из магнитолы вопли и звуки рыданий.
