Эрик Ластбадер - Возвращение Борна
Борн прижал ладони к вискам. С его зрением что-то случилось: предметы, которые только что были рядом, теперь виделись словно издалека. Борну показалось, что он теряет рассудок. С невнятным криком он сбросил с себя одеяло, вскочил и, не обращая внимания на боль, пронзившую бок, кинулся туда, где, спрятанный под курткой, лежал его керамический пистолет. В отличие от стального оружия, тяжесть которого обычно придавала чувство уверенности, этот был легким, как перышко. Борн крепко ухватил его рукоятку, положил палец на скобу спускового крючка и долго смотрел на пистолет. Как будто одной лишь силой воли он, подобно заклинателю змей, мог вызвать на свет божий чиновников, засевших в глубоких подвалах военного ведомства, решивших утаить от него тот факт, что они так и не нашли тело Джошуа, решивших, что проще всего объявить мальчика погибшим, хотя на самом деле они сами не знали, жив он или мертв.
Медленно вернулась боль — целая вселенная боли, взрывавшаяся внутри его с каждым новым вдохом. Она заставила Борна опуститься на диван, после чего он снова натянул на себя пуховое одеяло. И в тишине пустой квартиры опять вернулась непрошеная мысль: а вдруг Хан говорил правду? Вдруг он и Джошуа — действительно одно и то же лицо? А страшный ответ на этот непроизнесенный вопрос мог быть только одним: в таком случае его выживший сын превратился в убийцу, безжалостного подонка, лишенного совести, чувства вины и вообще каких-либо человеческих эмоций.
Джейсон Борн откинул голову на подушку. Он находился на грани слез — пожалуй, во второй раз с тех пор, как Алекс Конклин создал его несколько десятилетий назад.
* * *Когда Кевину Макколлу позвонили, чтобы передать приказ об уничтожении Борна, он лежал на Илоне, молодой венгерской женщине — незакомплексованной и физически развитой. С помощью своих ног она умела вытворять просто умопомрачительные вещи и в данный момент проделывала именно это.
Макколл с Илоной находились в турецких банях «Кирали» на улице Фё. Была суббота — день донесений, когда женщина докладывала ему обо всем, что ей удалось разузнать в течение недели. Совмещение служебных дел с плотскими утехами возбуждало его еще больше. Как и любой другой в его положении, он очень быстро научился жить по ту сторону закона, более того, стал считать, что законом является он сам.
С раздраженным ворчанием Макколл слез с женщины и поднес к уху сотовый телефон. Не ответить на звонок он не имел права, поскольку по этому телефону могли звонить лишь с одной целью: отдать очередной приказ. Не произнося ни слова, он слушал звучавший на другом конце линии голос Директора. Нужно идти. Приказ был срочным, цель находилась в пределах досягаемости.
Тоскливо поглядев на блестящее от пота тело Илоны, залитое янтарным светом, отражавшимся в мозаичных плитках, он принялся одеваться. Макколл был огромным мужчиной со сложением футбольного нападающего со Среднего Запада и с непроницаемым, лишенным всяческих эмоций выражением лица. Единственным увлечением Макколла являлась тяжелая атлетика, и по его телу это было сразу заметно: мышцы Кевина перекатывались при каждом движении.
— Я не успела кончить, — проговорила Илона, пожирая его своими большими темными глазами.
— Я тоже, — лаконично ответил Макколл и вышел, оставив женщину в одиночестве.
* * *На бетоне международного аэропорта имени Нельсона в Найроби стояли два реактивных самолета. На хвосте и фюзеляже каждого из них красовались эмблемы «Гуманистов без границ». На одном из них из Будапешта прилетел Спалко и сейчас этим же бортом должен был отбыть обратно вместе с передовой группой «Гуманистов», прибывших в Найроби раньше его. Второй самолет должен был доставить Зину и Арсенова в Исландию, где им предстояло встретиться с остальными членами своей террористической группы, направлявшимися туда из Чечни через Финляндию.
Спалко глядел на Арсенова. Зина стояла чуть поодаль, за левым плечом Хасана. Последний, видимо, воспринимал это в качестве проявления почтительности к его персоне, но Спалко-то знал, как обстоит дело в реальности. Он встретился взглядом с Зиной, и в ее глазах затеплился огонек.
— Вы полностью выполнили свое обещание, Шейх, — сказал Арсенов. — Новое оружие дарует нам победу в Рейкьявике, в этом не может быть сомнений.
Спалко кивнул:
— Скоро вы получите все, что вам причитается.
— Глубину нашей благодарности невозможно измерить.
— Вы недооцениваете себя, Хасан, — ответил Спалко и, открыв кожаный портфель, стал перечислять: — Паспорта, удостоверения личности, карты, диаграммы, самые свежие фото... Короче говоря, все, что вам может понадобиться. — Он передал содержимое портфеля Хасану, посмотрел на него и добавил: — Встречайте лодку завтра ровно в три часа. Пусть Аллах дарует вам силу и мужество, пусть направит ваш стальной кулак точно в цель!
Поглощенный мыслями о своем ценном грузе, Арсенов поднялся на борт самолета, а Зина, оставшись наедине со Спалко, сказала:
— Я хочу, чтобы наша следующая встреча открыла нам дорогу в великое будущее.
Спалко улыбнулся.
— Прошлое умрет, чтобы открыть нам дорогу к этому великому будущему, — ответил он, и в его глазах Зина прочитала тайный смысл сказанных им слов. Беззвучно смеясь, с сияющими от удовольствия глазами, она следом за Хасаном Арсеновым поднялась по железной лесенке в самолет.
Увидев, как за ними закрылся входной люк, Спалко направился к своему самолету, терпеливо дожидавшемуся его у края взлетного поля. Вынув сотовый телефон, он набрал номер и, когда услышал на другом конце линии знакомый голос, заговорил без всяких предисловий:
— Борн продвигается вперед с пугающей быстротой. Я не могу больше дожидаться, пока Хан убьет его, и уже начинаю сомневаться в том, что у него изначально было такое намерение. Хан представляет собой весьма любопытное существо, он — загадка, которую я никогда не мог разгадать. Но сейчас Хан стал и вовсе непредсказуем, поэтому я вынужден сделать вывод, что он преследует какие-то собственные интересы. Если Борн сейчас погибнет, Хан спрячется под корягу, и тогда уже никто — даже я — не сможет его найти. Ничто не должно помешать тому, что должно произойти через два дня. Я понятно излагаю? Вот и хорошо. А теперь слушайте: существует единственный способ обезвредить эту парочку...
* * *Макколл получил не только имя и адрес Аннаки Вадас (какая удача, она жила всего в четырех кварталах к северу от турецких бань!), но и ее фото в виде компьютерного файла, присоединенного к сообщению, присланному на его сотовый телефон. Поэтому он без труда узнал женщину, когда она вышла из подъезда дома 106/108 по улице Фё. Ее красота и уверенная походка произвели на него сильное впечатление. Макколл наблюдал за тем, как женщина убирает в карман мобильный телефон, открывает дверь синей «Шкоды» и садится за руль.
* * *Не успела Аннака вставить ключ в замок зажигания, как с заднего сиденья «Шкоды» поднялся Хан и произнес:
— Мне следовало бы рассказать обо всем этом Борну.
Женщина вздрогнула, но не сделала попытки обернуться. Она прошла отличную подготовку, умела владеть собой и знала, как вести себя в подобных ситуациях. Глядя на него в зеркало заднего вида, она коротко ответила:
— Рассказать о чем? Ты ничего не знаешь.
— Я знаю достаточно много. Например, то, что именно ты вызвала полицию на квартиру Молнара. И знаю, зачем ты это сделала. Борн подобрался слишком близко к истине, не так ли? Он оказался на пороге открытия, что его подставил Спалко. Я уже говорил ему об этом, но он не верит ни одному моему слову.
— А с какой стати он должен тебе верить? Он убежден, что ты — часть глобального заговора, направленного на то, чтобы манипулировать им.
Хан перегнулся вперед, и его железные пальцы схватили запястье ее руки, которая медленно ползла по сиденью, пока она говорила.
— Не нужно этого делать. — Взяв ее сумочку, он открыл ее и достал оттуда пистолет. — Ты уже пыталась убить меня однажды. Поверь, второй такой возможности тебе не представится.
Аннака посмотрела на его отражение в зеркале. Все внутри ее бурлило.
— Ты думаешь, я лгу тебе относительно Джейсона, но это не так.
Пропустив ее реплику мимо ушей, Хан сказал:
— Меня удивляет одно: как тебе удалось убедить Борна в том, что ты любила своего отца, в то время как на самом деле — отчаянно ненавидела его.
Аннака молчала. Ее дыхание замедлилось, она пыталась собраться с мыслями. Она понимала, что оказалась в крайне затруднительном положении, и главным сейчас было выпутаться из него с наименьшими потерями.
— Представляю твою радость, когда его пристрелили! — продолжал тем временем Хан. — Хотя, зная тебя, я готов допустить и такое предположение: ты страшно жалела, что не смогла угостить его пулей собственноручно.