Марк Олден - Демон
Все еще нервничая, Хандзо вернулся в просмотровый зал, сел в прежнее кресло, откинулся на спинку, ему хотелось спокойно подумать. Он сунул правую руку в карман пиджака, ощупал маленький медальон на золотой цепочке. Этот медальон, катами, подарили когда-то Еко ее родители. В соответствии с Сидзюкунити, сорокадевятидневной службой, они ждали сорок девять дней после смерти Еко, чтобы отпраздновать вхождение ее души в рай. На сорок девятый день семья также раздала ее вещи родственникам, друзьям и знакомым. Одетый в темную траурную одежду, Хандзо присутствовал на богослужении, проводившемся в доме родителей Еко. Он зажег свечи, воскурил благовония и молился о реинкарнации духа Еко в иную, прекрасную жизнь. Уоррен Ганис не приехал, остался в Нью-Йорке.
Сейчас Хандзо, оглянувшись, увидел седоволосого красивого Ганиса, тот был одет в белое кимоно, на ногах деревянные гэта, он нес атташе-кейс с золотыми инициалами. Американец располнел, заметно располнел с тех пор, когда они виделись последний раз несколько месяцев назад, и Хандзо это втайне порадовало. Императрица упоминала, что Ганис теперь носит корсеты, у него талия слишком расползается. Хандзо поднялся, они поздоровались на японском, поклонились. Он почуял ароматические масла, которыми массажист обработал холеную плоть Ганиса. Аромат стареющей шлюхи, подумал он.
Оба они друг друга не любили. Ганис видел в Хандзо лишь перехваленного счетовода, которому повезло, что у него такая мать — Рэйко Гэннаи. А Хандзо считал американца заурядной и вульгарной личностью. Ну и, конечно, между ними стояла Еко, а это уж навсегда.
Уселись они на соседних рядах, друг перед другом, Хандзо смотрел, как Ганис кладет кейс на колени, отпирает замки и поворачивает кейс, демонстрируя содержимое.
— Рукопись, пометки Ковидака и корреспонденция, относящаяся к его книге, — перечислил Ганис. — Здесь все. Никаких копий. Хотя почему ваша мать могла подумать, что мне захочется оставить копию этого дерьма, я не понимаю. Меня пугает даже малейший шанс, что кто-нибудь это может увидеть.
Он закрыл кейс и передал его Хандзо, тот, вскинув на мгновение глаза, неторопливо открыл кейс и заглянул внутрь. С бешено колотящимся сердцем он спросил:
— Акико что-нибудь из этого видела?
Ганис фыркнул.
— Ну что за вопрос, черт возьми? Конечно, нет. За дурака меня принимаете? Она достаточно знает о том, что происходит, можете мне поверить. И знать больше ей не нужно. Послушайте, то, что у вас здесь есть, вполне может меня погубить, так что, пожалуйста, не выпускайте этот кейс из виду, пока не приедете в Японию. — Хандзо подумал: он нагл как всегда. Однако спасибо, друг мой, что даешь мне еще одну возможность уничтожить тебя.
Когда Хандзо потянулся к письму, лежавшему сверху, его рука сильно задрожала, пришлось схватить кейс обеими руками и читать молча. Его последнее письмо Ковидаку. Хандзо как Аикути обвиняет свою мать в том, что она организовала убийство Сержа Кутэна, а непокорных жен в «Мудзин» превращает в проституток, наркоманок. Здесь же он связывает мать и Уоррена Ганиса с Виктором Полтавой. Хандзо нервно захлопнул кейс.
Неправильно поняв его нервозность, Ганис с неожиданным сочувствием проговорил:
— Да, я понимаю. Для вашей матери это большая опасность. Мы с вами не лучшие друзья, но согласны по крайней мере в одном — в лояльности к семье. Не знаю уж, сколько раз я советовал ей сделать что-нибудь с этим Тэцу Окухара. Он-то и должен быть Аикути. Кроме вас, только у Окухары есть реальный шанс унаследовать вашему отцу. Поэтому больше всего наши неприятности выгодны как раз Окухаре. Он, по-моему, слишком большой умник, будь он проклят. И подумать только, что он — крестный сын Ясуды— сан. Ваш отец дал ему все, а он отплачивает предательством, хочет погубить семью. Для него никакое наказание не окажется слишком большим.
Ганис заговорил об отце Хандзо, об их ранних днях вместе, о том, как он любит старика. Все эти неприятности начались, сказал он, когда Ясуда-сан заболел и шакалы вроде Окухары начали бороться за власть. Хандзо подумал — самое удобное время для меня отомстить матери и Ганису. Он никогда не хотел стать президентом компании, предпочитая работу банкира, где он всегда в точности знал, что от него требуется.
Нервно барабаня пальцами по кейсу, он спросил:
— Где Полтава?
Ганис потер свой свежебритый подбородок и зловредно ухмыльнулся.
— Я думал, вам в его присутствии не по себе, если выразиться мягко.
— Он здесь? В доме, я хочу сказать.
— Я понимаю, о чем вы. А почему вы вдруг так заинтересовались Виктором? У вас есть для него сообщение от матери? — Произнес он все это с явной насмешкой.
Банкир смотрел на атташе-кейс.
— Сообщения у меня нет. Я просто поинтересовался, где он. Полтава часто переезжает, и я подумал, что мог остановиться и у вас. Временно, разумеется. Спросил я из любопытства, ничего больше. — И потому что все во мне кричит: за мной наблюдают, подумал Хандзо.
Он взглянул на часы, поднялся из кресла.
— Спасибо за молоко. Я должен позвонить матери и сообщить, что материалы у меня. — Он постучал по кейсу одной рукой. — А потом у меня встреча в одиннадцать часов, нужно завершить это дело с отелем.
Ганис поднялся, спрятал руки в рукавах кимоно.
— Воспользуйтесь телефоном в компьютерном зале, это в конце коридора.
Хандзо поблагодарил и попросил, чтобы зал на время его разговора с матерью освободили от всего персонала. Ганис кивнул, соглашаясь. Хандзо спросил, сделал ли уже Полтава что-нибудь со слухачом и газетчиком, устранения которых тоже требовала его мать. Ганис сказал, что Полтава всегда скрытен, но он все же дал понять, что его дела в Америке будут завершены в ближайшие дня два.
— Понимайте это как хотите, — Ганис пожал плечами.
Они поговорили еще немного, потом откланялись. Ганис остался один в просмотровом зале, он уставился на дверь, которая только что закрылась за Хандзо. Затем он прошел к центру заднего ряда, сел в среднее кресло и несколько мгновений размышлял, хмурясь. Наклонившись вперед, он поднял телефонную трубку с панели прямо перед собою, нажал кнопку на панели, поднес трубку к уху. В проекционной будке кто-то ответил после первого же звонка. Ганис сделал глубокий вдох, выдохнул.
— Ты слышал? — спросил он.
— Да, — ответил Виктор Полтава и повесил трубку интеркома.
Глава 14
Две тысячи пятьсот лет назад Сунь Цзы появился при дворе Хо-Лю, короля Ву, на которого произвела впечатление его книга об искусстве войны. Король сказал, что прочитал все тринадцать глав и спросил, не может ли Сунь Цзы проиллюстрировать управление войсками, взяв для примера женщин. Сунь Цзы согласился, и король отрядил сто восемь своих наложниц для участия в эксперименте.
Сунь Цзы разделил женщин на две роты, назначив двух любимцев короля офицерами. Всем женщинам дали копья. Потом Сунь Цзы спросил, знают ли они, где правая и левая рука. Женщины ответили, что да. Потом их спросили, знают ли они, где сердце и спина. Опять женщины ответили, что знают.
Сунь Цзы сказал: когда я прикажу «вперед», смотрите в том направлении, где сердце. Когда скажу «направо», повернитесь к правой руке. Когда скажу «налево», повернитесь к левой. Команда «назад» означает повернуться лицом в сторону спины. Женщины заверили, что им понятно. Пока Сунь Цзы разговаривал с ними, появился палач и начал раскладывать свое оружие.
Три раза повторил Сунь Цзы свои инструкции, потом ударил в барабан и выкрикнул команду «направо». Но женщины только засмеялись. Сунь Цзы сказал — если не ясны инструкции, виноват командир. Но если инструкции хорошо растолкованы, а их не выполняют, виноваты офицеры. И он приказал казнить тех двоих женщин, которых назначил офицерами.
Король забеспокоился и прислал гонца: женщин убивать не следует. Сунь Цзы ответил, что утвержденный королем командир не обязан выполнять все приказы короля в полевых условиях. Он казнил двоих женщин и назначил на их место двух других.
Ударом в барабан Сунь Цзы возвестил о продолжении военной игры. Теперь женщины выполняли все команды молча и в точности. Тогда Сунь Цзы отправил гонца к королю, сообщая, что войска готовы и можно их инспектировать. Они будут выполнять все приказания даже с опасностью для жизни.
Но король ответил, что инспектировать войска не желает. Смерть двух любимых наложниц ввергла его в безутешное горе. Сунь Цзы может прекратить учения и заниматься своими делами. Вместо того чтобы уйти, Сунь Цзы заявил: «Король предпочитает пустые слова. Он неспособен перевести слова в действия. Его интересует теория, а не реальность».
Тут король понял способности Сунь Цзы и сделал его генералом. В этом звании знаменитый стратег победил государство Чу, ввел армию в Ин, заставил государства Чи и Чин бояться себя. В истории известно, что слава короля Ву во многом обусловлена успехами Сунь Цзы.
