Уве Шомбург - Код Вавилона
Крис рванулся, но салливановский боевик нацелил дуло ему в лоб.
— Фолсом, держи его! Ну же!
— Хэнк, но мы не можем этого сделать!
Торнтен гневно посмотрел на него:
— Эндрю, я не ослышался?
— Он сказал, что не хочет.
Хэнк Торнтен заглянул в глаза своему генеральному директору:
— Эндрю, ты что, оглох? Я сказал, держи его!
Взгляды их схлестнулись. Через несколько секунд Фолсом опустил глаза и встал на колени над головой мальчика. Анна билась и извивалась в тисках охранника, как человек-змея. Она кусалась и царапалась. Ничто не помогало.
Торнтен поднял шприц к глазам и выдавливал воздух, пока капелька жидкости не собралась на кончике иглы.
— Нет! — Крис бессильно сжал кулаки. Дуло пистолета уткнулось ему в переносицу.
Маттиас кричал и вырывался из рук Фолсома, а тот придавливал вниз его худосочные плечи. Анна и Джесмин бессильно выли.
Хэнк Торнтен ощупал вену мальчика и уже приставил иглу.
В этот момент открылась дверь, и четыре фигуры в длинных белых одеяниях вошли в часовню. Их головы были спрятаны под капюшонами.
Глава 44
Массив Мавров в Южной Франции
Ночь со вторника на среду
Сперва он увидел клюку. И сразу подумал о епископском посохе. Но эта была другая. Простая, без позолоты, без резьбы по слоновой кости и без типичного для епископской палки витого рога.
Она была прямая, но не такая прямая, как епископский посох, изготовленный современными инструментами. Палка была гладкая, до странности гладкая. Особенно вверху, под самым набалдашником.
На том месте, где за нее бралась рука, поверхность была гладкой, как у отшлифованного бриллианта. У черного бриллианта. Ибо грязь с ладони зачернила палку в этом месте.
То не мог быть епископский посох. Руки епископа не бывают грязными.
В остальных местах палка посерела от дождя и солнца и была сухой, как кость.
Наверху палка изменяла сечение, расширяясь в форме весла — такой лопаткой пастух в засушливое время может докопаться в земле до грунтовых вод, чтобы напоить свое стадо.
Потом он увидел мужчину. Он видел его уже много раз.
Мужчина был среднего роста, одетый в тонкий светлый балахон, сотканный из шерсти животных. Золотая отделка блестела на солнце. На ногах у него были сандалии, искусно сплетенные из тростника, а голову покрывал простой платок.
Лицо мужчины выражало силу, как и весь его облик. Лишения и труды не сломили его, крепкие мускулы рук, полные силы, играли при каждом движении. Кожа лица задубела и потемнела под солнцем, и возраст мужчины определить было невозможно.
Картина расширилась, и он увидел стадо овец. Как всегда.
Бараны и овцы паслись на зеленом лугу. Пастух разыскал им хорошее место. Песчаная почва была покрыта сочной травой, и пастбище пересекали канавы орошения.
Пастух навалился на посох, косо уперев его в землю впереди себя. Он стоял среди стада.
Враг напал решительно и мощно. Как всегда. Только что был точкой в небе — и вот уже огромный и всесильный. Смертоносные когти твердо нацелены вперед.
Он увидел громадный клюв и алчные глаза хищника.
Лопаткой своего посоха пастух метнул камень, потом еще один и еще.
Однако орел, слегка качнувшись, уклонился от камней, и вот уже его когти вонзились в плоть ягненка.
Орел кувыркнулся, увлекая за собой ягненка. Медленными и мощными взмахами крыльев он преодолел тяжесть, нагрузившую его когти, оторвался от земли, но снова осел на землю.
Мужчина швырнул еще один камень, и на орла набросились собаки. Яростно шипя и усилив удары крыльев, хищник поднялся в воздух, оставив добычу на земле.
Пастух поспешил к истерзанному животному и ощупал раны. Его руки были перепачканы кровью, а собаки взволнованно обнюхивали следы крови на траве.
Пастух опустил голову.
«Печаль твоя понятна, — подумал папа. — Это было молодое животное, оно могло бы тебе доставить еще много радости».
Пастух помедлил, встал, беспокойно зашагал, опять вернулся к мертвому животному, погладил его. Потом вытянул из ножен нож. Он отогнал собак и сделал себе на левом предплечье надрез.
Из раны забила кровь. Пастух поднес свою руку к открытой пасти ягненка и повернул ее раной вниз. Кровь теперь капала прямо в пасть.
— Нет, тебе нельзя! — крикнул папа. — Тебе запрещено. На все времена! Вина падет на пастыря!
* * *Папа почувствовал, что его трясут за плечо, и вернулся в действительность. Тревога на лице Иеронима сменилась облегчением, когда папа поднял на него вновь прояснившийся взор.
— Мне было видение…
— Я знаю, — тихо сказал Иероним.
Размеренный стрекот винтов напомнил папе о том, что скоро все закончится. Но потом его вновь одолели сомнения.
— Где мы?
— Скоро будем на месте, святой отец.
— Все должно получиться…
— Мы подлетаем с юга. Пилоты говорят, с этой стороны высокие вершины прикроют нас, и нас заметят очень поздно. Сейчас я позвоню Жаку Дюфуру. У нас все получится.
Папа содрогнулся при мысли о своем видении.
«Пастух не устоял перед искушением. Неужто и меня ждет та же участь?»
Глава 45
Картезианский монастырь де ла Верне
Массив Мавров в Южной Франции
Утро среды
Белые фигуры неподвижно застыли в дверях. Мгновенно установилась тишина. Торнтен отвел шприц от руки мальчика.
— Мы рады, что вы сделали в этой часовне остановку для молитвы. Именно для этого она и служит. Даже если время необычное для посетителей. — Голос был высокий.
Крис отступил на шаг в сторону и вытянул шею, чтобы лучше видеть. Дюфур сделал то же самое. Два боевика перед ними беспокойно задергались, поскольку они стояли спиной к молельне и не видели происходящего.
Головы людей, облаченных в белое, закрывали капюшоны. Когда передняя фигура повернула голову, Крис увидел мягкие черты женского лица.
— Вы смотрите на нас несколько удивленно, — Торнтен встал и, располагающе улыбаясь, вышел вперед. — Время и впрямь необычное.
— Время для тихой молитвы.
Крис глянул на свои часы. Чуть больше четырех.
— Мы заблудились в ночи, потом у нас случилась авария, и вот мы нашли спасение здесь, — мягким тоном говорил Торнтен.
— Мальчик ранен? Вы врач? Вы хотите ввести ему успокоительное? Можем ли мы чем-нибудь помочь?
Монахиня сделала шаг вперед.
— Спасибо, я справлюсь, — Торнтен поднял руку останавливающим жестом. — Мальчик перевозбужден. Но ничего страшного нет. Мы завершим, если только… Вы ничего не имеете против?
Монахиня оглядела Фолсома, который все еще нависал над мальчиком, но уже убрал руки с его плеч.
— Я викарий картезианского монастыря де ла Верне, замещаю настоятельницу. — Монахиня снова повернула голову, и взгляд ее скользнул по Жаку Дюфуру.
На вид женщине было чуть за пятьдесят. Но Крис мог и ошибаться. Его восхищало, с каким спокойствием она справляется с этой ситуацией. Ведь она не могла не заметить оружие!
— На мирском языке нас бы назвали строго медитативной общиной, которая ищет путь к нашему Господу в тишине и уединении.
— Невесты Христовы, — Торнтен давился словами, пытаясь скрыть пренебрежительный тон, которым они были наполнены. Потом он снова овладел собой: — И что вы делаете в этом уединении?
— Любовных историй можно не рассказывать? — Ее глаза блеснули. — Нас здесь шестнадцать сестер этого ордена, и мы восстанавливаем монастырь из руин. Уже два десятилетия. У нас много помощников. Раньше здесь жили отшельники картезианского ордена. Вот здесь была кухня. Первые сестры переоборудовали ее в часовню, чтобы было где помолиться. Сегодня она служит для молитвы посетителям. Мы пришли подготовить помещение к новому дню.
Монахиня сделала еще один шаг вперед и повернулась к Крису:
— Ты находишься здесь в доме Господа. Поклянись перед Богом, что будешь соблюдать мир, и тогда мужчины смогут убрать свое оружие. Оружию вообще не место в Божьем храме.
Она снова обратилась к Торнтену:
— Он что, опасный разбойник? Для чего оружие?
— Ну, он виноват в дорожной аварии, к тому же он вор…
— Он лжет! — крикнула Анна. — Как раз он сам и есть преступник!
— Мама, мама! — слабым голосом позвал Маттиас и сел на носилках. Фолсом нажал руками на его узкие плечи. Маттиас, всхлипывая, опять упал.
Монахиня, казалось, стала выше ростом. Голова ее поднялась. Крис видел, как ее левая рука подала знак, и остальные монахини тоже шагнули вперед.
— Людям, которые подходят к Христову алтарю с оружием, я не доверяю. — Монахиня раздвинула перед собой два стула и направилась к Торнтену.
