Илья Бушмин - Дорога смерти
На самом деле он хотел увидеть Свету. Растерзанные пулями тела пусть не близких, но знакомых людей, на фоне пожарища вызвали в нем дрожь воспоминаний о самом трагичном в его жизни дне. Когда он, умирающий, но не умерший, лежал посреди объятой пламенем квартиры, бился в агонии от боли, видел сквозь подбирающиеся к нему языки пламени ноги мертвой Лены — и молил о собственной смерти, чтобы запредельный ад, с которым жизнь вдруг решила его безжалостно столкнуть, наконец закончился. После минувшей ночи в душе Бегина поселилась надежда, что когда-нибудь рана, кровоточащая в самом сердце его естества и отзывающейся тупой — не физической, а, что более ужасно, более глубокой — болью, сможет затянуться. Бегин ждал от Светы помощи, зная, что и он способен ей помочь. Пусть это было глупо, но это был порыв, который сам принес его в стены редакции.
Но формальный повод для визита был другим. Нужно было проверить догадку, которая ответила бы на последний вопрос.
— Добрый день, — остановил Бегин слонявшегося по коридору парня в свитере и с сигаретой за ухом, — Где кабинет редактора?
— В конце коридора, налево.
Бегин двинулся в сторону, в которую махнул рукой парень в свитере. Ни таблички со словом «Редактор», ни других отличительных знаков на двери не было — только номер кабинета. Подозревая, что парень приврал или что-то напутал, Бегин для приличия стукнул один раз костяшками по двери и тут же приоткрыл ее, заглядывая внутрь.
Света вскочила с ног редактора — крепкого мужчины лет 40, уже седоватого — и отпрыгнула в сторону, стирая с лица томную улыбку и одновременно одергивая юбку. Блузка так и осталась наполовину расстегнутой, демонстрируя черную чашечку бюстгалтера. Редактор растерянно уставился на пришельца. Поняв, что это посторонний, а не застукавший их сотрудник, вскочил и рявкнул:
— Вас стучаться не учили?
Взгляд Светы застыл, когда она узнала Бегина. Щеки женщины покраснели, и она, закусив губу, отвела глаза. А руки дернулись вверх, к блузке, запоздало запахивая ее.
— Молодой человек, что вам надо? Вы к кому вообще?
Внутри Бегина все умерло. Но это было не в первый раз. Скорее, это было правилом, а не исключением. Он наконец отвел глаза от Светы и спросил у сердитого мужчины с проседью:
— Вы редактор газеты?
— Да, и что? А вы кто и почему вламываетесь?
— Простите, я не хотел мешать. — голос Бегина звучал подчеркнуто холодно и официально, хотя он не делал для этого ничего. Тело само знало, как себя вести, когда твои тупые и наивные, почти детские надежды рушатся о реальность. — Меня зовут Бегин, я следователь по особо важным делам из Следственного Комитета. Возможно, вы слышали обо мне.
Редактор сразу оживился.
— Да, да, конечно! Александр, кажется? Простите, не знаю вашего отчества?
— Не знаете, — согласился Бегин. — Я на минуту буквально. Хотел спросить у вас одну вещь. Вы единственные, кто в свое время написал информацию о ФСБ, которое подключилось к делу банды ДТА. И об экстремистском следе.
— Простите, мы не можем раскрыть источники, если вы об этом.
— Я не спрашиваю, как его зовут. Я хочу назвать имя и узнать, он это или нет. Ваш источник — капитан Латыпов?
По глазам редактора Бегин понял, что попал в точку.
— Не знаю. Может быть… А может быть, и нет! Как вы… То есть почему именно это имя вы назвали?
— Простите за беспокойство. Это все, что я хотел узнать. — Бегин, выходя, кивнул на дверь. — И извините, что постучал только один раз.
Двигаясь по коридору к площадке с лифтами, Бегин подумал, что все, вероятно, так и должно быть.
Зато он убедился, что в полиции никто, кроме Латыпова, не вел двойную игру. Остальное было уже не его делом. Поимка Латыпова и остальных членов банды, в том числе тех, кто сегодня расстрелял Стасина и Наумова, было делом техники. И делом оперов ФСБ и уголовного розыска. Работа Бегина подходила к концу.
Света догнала его уже на улице, когда Бегин вышел из здания редакции и неспеша побрел по тротуару прочь.
— Саша!
Бегин обернулся. Света подбежала к нему и остановилась, восстанавливая дыхание.
— Подожди.
— Ты запыхалась. Не нужно было бежать.
— Блин… Прости, что так вышло. Извини. Паршиво вышло.
— Да, наверное.
— Это… это мой редактор. Я тебе говорила о нем. Он единственный, кто в кризис дал мне работу, когда мне нужно было кормить ребенка и вообще жить. Он еще в институте за мной ухаживал, и… В общем, ты понимаешь. Прости. Мне жаль.
Бегин посмотрел на нее. Света была красивой женщиной. Они вместе провели лишь один вечер, разговаривая обо всем на свете, и лишь одну ночь. Ему было хорошо. Возможно, все остальное не имело значения.
— Мне тоже жаль, — согласился Бегин. Ободряюще улыбнулся ей, показывая, что ничего страшного не произошло. Уж в масштабах жизни — определенно ничего страшного. И, помедлив, поцеловал в щеку. — Береги себя.
После чего, развернувшись, продолжил свой путь по пешеходной дорожке.
Рябцев еле нашел место вдоль металлического больничного забора — все пространство от перекрестка до ворот на территорию было забито. Но ему повезло: в сотне метров от него кто-то выехал, освободив парковочное место. Рябцев дал газу и юркнул в ряд машин за секунду до того, как менее расторопный водитель начал совершать тот же маневр.
По пути в больницу Рябцев, наплевав на все правила, не выпускал сотовый из рук. Благодаря выходу в интернет он нашел сайт городской больницы и телефонные номера основных отделений. Сначала он позвонил в гинекологическое отделение, но дежурная медсестра поведала, что Виктории Рябцевой среди их больных нет. Затем взволновавшийся не на шутку Рябцев дозвонился до травматологии — вспомнив, что последний раз он видел Вику, садившуюся в автомобиль. Тоже прокол. Рябцев плохо понимал, как устроено распределение больных, и не сразу догадался набрать родильное отделение. Ведь Вике рожать через полгода — при чем тут родильное? Он уже начал волноваться, что Вику увезли с чем-то серьезным в Москву. В родильное отделение он позвонил просто наудачу. Но именно там на его вопрос про Викторию Рябцеву ответили утвердительно.
Рябцев быстро шел, почти бежал, по территории больницы к нужному корпусу. Вика носила его ребенка. После скандала у нее наверпняка что-то приключилось. Может, боли в животе, или кровотечение, или что бывает у беременных после нервных переживаний и срывов. Рябцев боялся даже думать об этом. Все, что он хотел — найти Вику, обнять ее, объяснить все и пообещать, что он никогда больше ее не обидит. Не подведет. И не отпустит.
Перед входом в нужный корпус стоял человек. Он курил, стряхивая пепел во вмонтированную в бетон урну. В другой руке, не участвовавшей в курении, он держал огромный букет роз и полиэтиленовый пакет с обычными для больницы передачками. Подходя все ближе и ближе к корпусу, Рябцев увидел, что человек был довольно импозантным, женщины таких любят, плечистым рыжеватым типом лет 35. Рябцев узнал его. Вика говорила, что его зовут Игорь. Хмырь, который на банкете не отходил от его жены.
От Его Жены.
Рябцев почувствовал, как взорвавшаяся внутри догадка разрывает остатки его сердца на куски, а земля уходит из под ног. Сейчас он видел только Игоря и проклятые цветы в его руках.
— Эй, — Рябцев не узнал собственный голос. Тот звучал хрипло и шел откуда-то из глубины груди. — Эй, ты.
Игорь повернул голову, в ту же секунду узнал Рябцева и поперхнулся дымом. Закашлявшись, он отшатнулся назад. По лицу пробежал страх.
— Что вы… тут…?
— Что я тут? — повторил Рябцев, сверля его безумным взглядом. — Что Ты, б… дь, тут делаешь? Ты к кому приперся? Ты к моей жене пришел?
— Послушайте, давайте мы как-нибудь…
— Ты пришел к Вике? — рявкнул Рябцев. — Отвечай!
— Да! — выпалил Рябцеву в лицо Игорь, набравшись смелости. — Да, я пришел к Вике. Что такого? Мы коллеги. Я от имени коллектива…
— Не ври мне, — тихо сказал Рябцев. Его бросало то в жар, то в холод. Игорь не догадывался, что именно тихий голос Рябцева таил для него главную опасность. — тебя ведь Игорь зовут, да? Скажи-ка мне, Игорь. Ты спишь с ней?
— Что? — Игорь вздрогнул, и его лицо запылало огнем. — Что ты… С чего ты взял? Что ты говоришь такое?
— Она ведь к тебе уехала, да? У Вики нет подруг, у кого она могла остаться. Ее нет у матери. Она у тебя… Она у тебя?
Игорь понял, что весь его вид выдает его с головой. И отчаянно затараторил, пытаясь отгородиться букетом, как щитом:
— Послушай… Только спокойно, хорошо? Я… У меня к ней чувства, так сказать. Давно. Вика… Она не хотела… разрушать… Она не хотела разрушать семью. Но ты сам… Ты ведь сам ей изменил. И Вика решила.
В голове Рябцева все закружилось. Он даже расставил ноги, чтобы не упасть. Барабанная дробь отбивала безумный ритм внутри черепа, раскалывая голову.
