Джон Гришем - The Chamber. Камера
– Ничего.
– Сама по себе идея вовсе не плоха.
– Я за нее обеими руками. Однако мой клиент категорически возражает против подобных слушаний.
Манн пожал плечами:
– Последнее слово за Сэмом. Завещание он составил?
– Да.
– Пункт о похоронах там есть?
– Необходимо уточнить некоторые детали. Сэм хочет, чтобы его похоронили в Клэнтоне.
Поднявшись из-за столика, они неторопливо зашагали к воротам тюрьмы.
– Тело доставят в морг города Индианола, это неподалеку. Оттуда его смогут забрать родственники. Допуск посетителей к осужденному прекращается за четыре часа до экзекуции. Потом рядом с Сэмом могут находиться лишь двое, адвокат и священник. К тому же Сэм вправе выбрать двух свидетелей – если захочет.
– Я с ним переговорю.
– Нам потребуется список возможных визитеров. Обычно ими становятся родственники и ближайшие друзья.
– Список будет очень коротким.
– Догадываюсь.
ГЛАВА 37
Процедуру, хотя она и не была расписана по пунктам, знал каждый сиделец. За последние восемь лет ветераны, в том числе Сэм, пережили четыре экзекуции, и последующая всегда несколько отличалась от предыдущей. Подробности быстро доводили до сведения новичков, которые прибывали на Скамью, мучимые одним вопросом: как это делается? Любила порассуждать о деталях и охрана.
Свой последний обед осужденный съедал в небольшой комнате, расположенной рядом со входом. В комнате, известной как “гостиная”, имелись стол, три стула, телефон и кондиционер. Сюда же приходили проститься с уходящим друзья и родственники, здесь он выслушивал оправдания адвоката, здесь, если мог, наслаждался завершающим актом любви. Охрана терпеливо ждала в коридоре.
Вообще-то комната предназначалась совершенно для других целей, однако в 1982 году, когда после длительного перерыва была назначена казнь Тедди Микса, администрации вдруг понадобилось еще одно помещение. Раньше здесь сидел лейтенант, потом находилась канцелярия. По стоявшему на столе телефону адвокат получал последнее подтверждение того, что больше отсрочек не будет. Затем по длинному коридору он шел к находившемуся в “комнате передержки” осужденному.
“Комната передержки” представляла собой обычную камеру отсека “А”, восьмую по счету от той, что занимал Сэм. Шесть футов в ширину, девять в длину, койка, раковина умывальника, стульчак – все как в любой другой. Стена отделяла ее от “комнаты сосредоточения”, за которой располагалась сама Преисподняя. За сутки до казни осужденного переводили в “комнату передержки”, где начиналось гнетущее ожидание.
Установленный там телевизор не выключался ни на минуту: местная телестудия транслировала финальные перипетии скорбной драмы. Третьим в комнате мог быть только священник.
Скамья погружалась в непривычную тишину. Кто-то из заключенных сидел перед экраном, кто-то жарким шепотом читал молитвы, кто-то вытягивался на койке и, глядя в серый потолок, гадал, когда пробьет его час. Окна в коридоре наглухо закрывали, однако звуки с воли все-таки доносились до сидельцев.
В одиннадцать часов вечера в отсек “А” входил инспектор и останавливался у “комнаты передержки”. К этому моменту отсрочка казни уже полностью исключалась. Осужденный сидел на койке, сжимая руки адвоката и священника. Инспектор объявлял ему о том, что наступило время отправляться в “комнату сосредоточения”. Дверь раскрывалась, осужденный ступал в коридор. Из камер неслись крики поддержки и сочувствия, по щекам многих заключенных струились слезы. “Комнату передержки” отделяло от “комнаты сосредоточения” не более двадцати футов. Осужденный двигался меж двух рядов вооруженных охранников, самых мощных среди коллег. Впрочем, никто ни разу и не пытался оказать сопротивление – это было бесполезно.
В “комнате сосредоточения” размером десять на десять футов осужденный вместе с адвокатом опускались на откидную койку. Считал себя обязанным провести с ними несколько минут и инспектор, как если бы о другой компании уходящий не мог и мечтать. Затем он оставлял их вдвоем, и тогда тишину в комнате нарушала лишь неясная возня за стеной. Все молитвы были уже прочитаны, буквально через какие-то мгновения осужденному предстояло сделать последний вдох.
За стеной находилась газовая камера. “Комната смерти”. В центре помещения двенадцать на пятнадцать футов стоял стеклянный куб. Пока осужденный возносил молитвы, исполнитель приговора принимался за свою работу. К подготовке процедуры приступали инспектор, тюремный врач, юрист и пара охранников. На стене камеры имелись два телефона: весть о помиловании могла прийти в последнюю минуту. В крошечной комнатке слева палач начинал готовить свою адскую смесь. Напротив двери камеры имелись три окошка, прикрытые шторками из черной ткани. Через эти небольшие проемы из соседней комнаты за казнью наблюдали свидетели.
За двадцать минут до полуночи в “комнату сосредоточения” входил врач, чтобы приложить к груди осужденного стетоскоп. Его сменял инспектор. Пора отправляться.
В газовой камере обычно толпились люди: каждый горел желанием помочь. Приговоренного затаскивали в куб, усаживали на деревянное кресло, стягивали ремнями, плотно прикрывали дверцу и пускали газ.
Незамысловатая процедура осуществлялась с некоторыми вариациями. Бастера Моука, например, уже обхватили прочные кожаные ремни, когда в камере раздался телефонный звонок. Бастер был препровожден в “комнату сосредоточения”, где провел почти шесть часов, прежде чем вдохнуть газ. Джамбо Пэррис оказался гораздо сообразительнее других. Он, наркоман со стажем, оказавшись на Скамье, еще задолго до экзекуции начал выпрашивать у врача валиум. Последние часы он предпочел провести в одиночестве, и когда инспектор вошел в “комнату сосредоточения”, Джамбо крепко спал. Все попытки привести его в чувство закончились неудачей. Припрятанный валиум оказался сильнее. Смерть к счастливчику пришла во сне.
В целом процедура была почти гуманной. Едва ли не до самого конца осужденный находился в своей камере, рядом с привычными соседями. Власти штата Луизиана придерживались иного порядка: остававшиеся до экзекуции три дня человек проводил уже не на Скамье, а в отдельной постройке, известной под названием “Чертог смерти”. В Виргинии его вообще перевозили в другой город.
Чтобы попасть в “комнату передержки”, Сэму требовалось пройти мимо восьми дверей и преодолеть расстояние в сорок восемь футов. Оттуда путь в двадцать футов вел в “комнату сосредоточения”, а от нее до газовой камеры рукой подать – всего двенадцать футов. Лежа на койке, Сэм давно высчитал: в общей сложности дорога на тот свет составляла чуть более восьмидесяти футов.
Во вторник утром Сэм аккуратно перечеркнул в календаре предыдущую дату. Восемь дней. Спал он плохо: мешала духота, поэтому большую часть ночи пришлось провести сидя, перед неохотно вращавшимися лопастями старенького вентилятора. До завтрака оставалось около часа. Наступил три тысячи четыреста сорок девятый день пребывания на Скамье, не считая времени, проведенного за решеткой в Гринвилле, пока длились два первых процесса. Итак, восемь дней.
Ворочаясь на мокрых от пота простынях, Сэм в тысячный раз подумал о смерти. Сама по себе казнь страшила его мало. По вполне понятным причинам, узнать, как именно действует газ, не представлялось возможным. Может, доза окажется больше рассчитанной и мозг погибнет еще до того, как тело начнет биться в конвульсиях? Может, после первого же вдоха Сэм потеряет сознание? Во всяком случае, все должно произойти достаточно быстро. На память пришла смерть жены: Господи, как долго и мучительно она умирала от рака! Позже на его глазах превращались в жалкие растения и другие родственники. Нет, только не так.
– Сэм, – прошептал за стеной Джей-Би Гуллит, – ты проснулся?
Он подошел к двери камеры, увидел просунутые сквозь решетку руки соседа.
– Да. Сон куда-то пропал. – К потолку потянулась струйка дыма первой за день сигареты.
– У меня тоже. Сэм, скажи, что этого не будет.
– Этого не будет.
– Ты серьезно?
– Абсолютно серьезно. Мой адвокат пускает в ход тяжелую артиллерию. Думаю через пару недель выйти на свободу.
– Поэтому и не спишь?
– Разумеется.
– О моем деле ты с ним говорил?
– Пока нет. У него сейчас забот и без того хватает. Но как только я отсюда выберусь, придет и твоя очередь. Не дергайся, Джей-Би. Попробуй заснуть.
Руки Гуллита исчезли, послышался негромкий скрип койки. Сэм сокрушенно покачал головой: до чего же Джей-Би наивен! Рассыпав яркие искры, на пол коридора упал незатушенный окурок. Подобная вольность могла бы дорого обойтись Сэму, однако взыскания сейчас не значили для него ровным счетом ничего.
Он снял с полки пишущую машинку. Предстояло написать несколько писем.
* * *
