Оке Эдвардсон - Зов издалека
Она повернула голову, как обеспокоенная птица поворачивается на незнакомый звук.
— Вы все выдумываете.
— Нет. Это правда. Переходит от матери к ребенку… к дочери. Такая ДНК есть в тех тканях, где обычная ДНК отсутствует. Например, в волосах.
— Вы взяли мой волос еще в тот раз! Я помню! Вы встали у меня за спиной…
— Воспользовался случаем, — сказал Винтер.
— Чертово кресло.
— Значит, вы Бригитта Делльмар?
— Вы же так считаете.
— Хочу услышать это от вас.
— Какая разница? Для вас это важно?
— Да.
Она потерла свои изуродованные ноги.
— Да. Я Бригитта Делльмар. Но счастливее от этого никто не станет.
— И Георг Бремер вовсе не ваш брат?
— Нет. Он не мой брат.
— А почему он сказал нам, что он ваш брат?
— Думал, что может меня запугать. Я же была его сестрой все эти годы. Мне пришлось играть эту роль. Они так решили. — Она посмотрела в глаза Винтеру. — Но запугать меня он не мог.
Зазвонил телефон. Она сняла трубку, сказала «да» и несколько секунд слушала.
— Подождите… — Она зажала трубку рукой и повернулась к Винтеру. — Вы еще долго здесь пробудете?
Винтер решил не отвечать на этот дикий вопрос.
— Я потом позвоню, — сказала она и нажала на рычаг.
— Два дня назад вы звонили Бремеру.
— Откуда вы знаете, что это была я?
— А разве не вы?
— Я. Позвонила, когда он вернулся из полиции.
— А вы понимали, что мы будем проверять его звонки?
— Может быть…
— И почему тогда звонили?
— Ему пришла пора умирать. Он слишком долго жил. Он… убил моего ребенка.
Лицо ее исказилось жуткой гримасой. Она откинулась в кресле, уткнулась в подушку и некоторое время лежала не шевелясь. Внезапно, у него на глазах, она постарела лет на сорок, теперь ей было не меньше ста. Что-то она шептала, неразличимое. Когда она выпрямилась, лицо ее было залито слезами.
— Я ему сказала: «Ты убил своего ребенка». Я это знаю. Он не знал, что я знаю… — Она почти кричала, это был слабый крик, словно издалека. — Он не знал, что это я во всем виновата.
Она внезапно замолчала и уставилась на Винтера.
Молчать и ждать, решил он.
Она опустила голову, чуть не коснувшись подбородком груди, но сразу подняла.
— Я сказала ему, что он убил своего ребенка. Я ему это сказала!
Винтер молчал. Под окнами опять прошел трамвай. Часы на стене внезапно остановились.
— Я сказала ему: «Ты убил своего ребенка. Потому что Хелена была твоей дочерью».
Она опять посмотрела Винтеру в глаза.
— Нет ничего страшнее убийства. А убить своего ребенка — это…
— Вы рассказали ему, что Хелена его дочь?
— Да.
— И это правда?
— Нет.
— Но вы ему это сказали?
— Я хотела, чтобы он страдал. Он никогда не страдал. Он не знает, что такое страдание. Не знает.
— А что вы имели в виду, говоря, что во всем виноваты?
— Она была моей девочкой, — произнесла Бригитта таким тоном, словно мысленно перенеслась на много лет назад. — Хелена была моей девочкой. Она была не похожа на других… Мы были не похожи на других.
— Она ваша девочка…
— Ей было очень трудно. — Она вдруг двумя руками схватила ладонь Винтера. — Она очень страдала… и в этом была моя вина. И я не выдержала… рассказала.
— Что вы рассказали? Что вы — ее мать?
— А? Да… она знала, что я ее мать. Она знала.
Ее пальцы то сжимались, то разжимались. Руки были теплыми и ледяными одновременно. Он чувствовал ее пульс.
— Когда она об этом узнала? — Винтер наклонился к Бригитте. — Когда она об этом узнала?
— Всегда знала… всегда знала, еще когда была малышкой.
— Но она же воспитывалась у приемных родителей. Много лет! И когда она вернулась сюда, она была… одинока.
— Она всегда знала. Она понимала. А когда вернулась, опять узнала.
И Бригитта рассказала. Она была ранена. После ранения они прятали ее, а потом она и сама пряталась ото всех так долго, что мир перестал для нее существовать. Нет таких препаратов, которые она бы не попробовала, чтобы покончить с жизнью. И каждый раз ее постигало разочарование. Она даже не знает, сколько лет это продолжалось. Не знала. Они позволили ей располагать частью денег, снабдили фальшивыми бумагами, и она вернулась в Швецию, к своему так называемому брату.
Она неожиданно рассмеялась. Сухой, каркающий смех.
— Потом девочка попыталась начать собственную жизнь и завела ребенка…
— Кто отец Йенни?
— Никто не знает.
— Даже вы?
— Она почему-то считала, что мне это вообще не надо знать.
— Почему?
Она пожала плечами. Шея у Винтера была совершенно мокрой от пота.
— Все из-за меня. Я начала опять с ней встречаться. Она вообще трудно сходилась с людьми… а потом стала все больше и больше уходить в себя.
— Как часто вы встречались?
— Не часто.
— Здесь?
— Иногда здесь. Я помогла ей вернуть память. И она погибла.
— Простите?
— Ее память. Ее погубила память.
— В каком смысле?
— Я рассказала ей то, что она уже не помнила. И то, что никогда не знала, но все равно об этом думала. Обо всем, что случилось.
Винтер кивнул.
— Бремер убил ее отца.
— Отца?
— Кима. Моего Кима.
— Кима Андерсена? Вы имеете в виду Кима Андерсена? Кима Мёллера?
— Бремер его убил.
— И вы сказали это Хелене?
— Я сказала ей все. И она его нашла. Я же знала, где его логово. И она несколько раз к нему ездила. А я рассказывала и рассказывала… Наконец она узнала почти все и сказала ему об этом. Он сначала думал, что она лжет. Он был уверен, что он ее отец. А я так боялась… Хелена тоже боялась, но она как узнала, что ее настоящий отец Ким и что Бремер его убил, у нее вроде и страх прошел. А что с ней-то случилось… — Бригитта Делльмар наклонилась, как будто ей стало не по силам держать голову прямо. Она выглядела очень утомленной — видимо, отвыкла так долго разговаривать. — Она ему все и выложила… Ты не мой отец, а убийца… А я… я боялась. Боялась, потому что хотела сохранить деньги… они мне были нужны. И Хелене они были нужны. Это мои деньги, я имела на них право! — вдруг крикнула она. — Мы имели право на наши деньги! И Йенни… Кое-что осталось… основное-то забрали они, но кое-что осталось…
Винтер набрал воздуха, перед тем как задать следующий вопрос. Он словно изготовился к прыжку.
— Где Йенни?
Она посмотрела на него пустым взглядом.
— Он может убить опять. Он же все время убивает.
— Где Йенни? Он убил ее?
Во рту у него совершенно пересохло, ему еле удалось выговорить эти слова.
— Он может убить опять… Он же сумасшедший. Он убил Оскара. Бедняга Оскар. И это тоже из-за меня… Убил… наверняка убил…
— Оскара? Оскара Якобссона? Бремер убил Якобссона?
Бригитта начала раскачиваться в кресле — вперед-назад, вперед-назад… Она постепенно удалялась от него.
— Он убил Якобссона? — повторил Винтер.
— Убил, убил… наверняка убил. Оскар для него тоже был опасен. И Хелена. Хелена тоже была опасна. Она встречалась с Бремером, только я не знаю когда… Он, наверное, пожалел, что… что он…
— О чем он пожалел? Что он собирался сделать? О чем он пожалел?
— Она хотела знать. И все. Ей ничего не было нужно. Хотела знать, и все. Говорила, имею право все знать. Мне-то она рассказывала, но мало… не все она мне рассказывала. А потом было поздно.
— Что было поздно?
— А откуда мне знать, что случилось? — спросила Бригитта Делльмар. Она не отвечала на вопросы Винтера — вела диалог неизвестно с кем. — Может, и несчастный случай… кто его знает. Несчастный случай. Не знаю, как это случилось… знаю только, что случилось. Моя Хелена не вернулась… а теперь и не вернется.
— Где Йенни? На этот вопрос вы обязаны ответить.
— Бедняга Оскар… Он и вообще ничего не знал. Он-то был добрый. Они были знакомы… А вы этого не знали? Старые знакомые, как же…
— Да… старые знакомые.
«Наверняка именно Бремер дал Якобссону деньги, чтобы платить за квартиру. Может быть, чтобы навести на него подозрения… Нет, тут что-то другое. Может, хотел, чтобы мы его нашли и… собирался свалить на него вину за то, что сам сделал с ребенком, которого когда-то считал своим…»
— Я не решалась, — вдруг сказала она совершенно трезво и осмысленно.
Она внезапно пришла в себя.
— Я не решалась… и не решаюсь. На мне моя собственная вина. Они знают. Они видят.
— Кто это — они?
— Вы и сами знаете.
— Знаем… и не знаем. Доказать ничего не можем.
— А так и всегда было. Никто не чувствует себя свободным.
— Бремер умер, — сообщил Винтер, внимательно глядя на нее.
— Что? Умер? Бремер умер?
— Да.
— Вы хотите сказать, что он наконец-то умер?
