Артур Хейли - В высших сферах
— Доброе утро, — живо произнес премьер-министр. — Насколько я понимаю, вы хотели видеть меня.
Оба настороженно оглядели друг друга. Интерес восторжествовал над нервозностью, и Алан увидел перед собой высокого мужчину, который, слегка ссутулясь, сидел в удобном мягком кресле. Это лицо с орлиным профилем, вдумчивыми глазами и длинным горбатым носом было знакомо — оно глядело с тысяч газетных страниц и телевизионных экранов. И однако же, это лицо было старше, морщинистее, чем на фотографиях. Со следами усталости, чего Мейтленд не ожидал.
— Благодарю вас, что приняли меня, господин премьер-министр, — сказал Алан. — Я хотел обратиться к вам лично от имени Анри Дюваля.
«Адвокаты нынче стали моложе, чем когда-либо, — подумал Джеймс Хоуден. — Или они просто кажутся такими старшим, еще более стареющим адвокатам?» Интересно, сорок лет назад он выглядел таким же молодым и крепким, как этот коротко остриженный, атлетически сложенный молодой человек, который, стесняясь, стоял сейчас перед ним?
— Что ж, садитесь. — Премьер-министр указал на стоявший напротив стул, на который Алан и сел. — Вам придется быть кратким, мистер Мейтленд, так как я могу уделить вам всего несколько минут.
— Я ожидал, что так будет, сэр. — Алан старался говорить уважительно. — Поэтому я решил не излагать вам факты, из которых состоит дело. Я полагаю, о большинстве из них вы уже слышали.
— Слышал! — Хоуден с трудом сдержал приступ истерического смеха. — Великий Боже! Да я, казалось, не одну неделю уже ничего другого не слышу.
Алан улыбнулся — теплой мальчишеской улыбкой, как заметил Хоуден, которая внезапно появляется и быстро исчезает. Мгновенно посерьезнев, он заговорил:
— Много такого, господин премьер-министр, о чем факты умалчивают: условия жизни на корабле; человека запихивают в дыру не больше клетки для животного; человеческое существо, у которого нет ни свободы, ни надежды…
— До вас не дошло, мистер Мейтленд, — перебил его Хоуден, — что это не канадское судно, что такие условия существуют уже очень давно и что это забота не нашей страны?
— Так чья же это забота? Сэр, я вас спрашиваю. — Глаза Алана заметали молнии, вся его нервозность прошла. — Мы что же, не должны заботиться о человеке, который не принадлежит к нашему славному сплоченному клубу?
Джеймс Хоуден терпеливо ответил:
— Вы сказали «славный сплоченный клуб». А вам известно, что у Канады наилучшие в мире показатели по иммиграции?
Алан Мейтленд наклонился вперед в своем кресле.
— Конкуренция-то на самом деле не такая уж и большая, верно?
«Touché», — подумал Хоуден. Вслух же резко произнес:
— Это не важно. А вот реально то, что существуют законы и правила, регулирующие подобные ситуации, и если они что-то значат, то их надо соблюдать.
— Некоторые законы весьма условны, — возразил Алан, — особенно те, что касаются прав человека.
— Если таково ваше мнение, тогда ваше законное право обращаться в суды.
— Ваш шеф иммиграции в Ванкувере так не думает. Он сказал мне, что ни один суд не имеет права вмешиваться в это дело.
— Тем не менее, — не отступался премьер-министр, — вы все-таки обратились в суд и проиграли.
Алан с сожалением признал:
— Да, мы проиграли. Поэтому-то я и здесь — в качестве просителя. — Улыбка снова мелькнула на его губах. — Если надо, то я готов встать на колени.
— Нет, — в свою очередь, улыбнулся Хоуден. — Я вовсе этого не хочу.
— Мне хотелось бы рассказать вам, сэр, об Анри Дювале. — Хоть у него и мало времени, подумал Алан, надо по крайней мере сделать максимум возможного. — Он хороший человечек, крепыш, хороший работник; я убежден, что он будет хорошим гражданином. Правда, он плохо говорит по-английски: он не получил образования…
— Мистер Мейтленд, — решительно оборвал его премьер-министр, — причина, по которой этот человек не может быть нами принят, проста. В мире полно людей, которые на первый взгляд заслуживают помощи. Но должен быть какой-то порядок в оказании помощи — какой-то план, какая-то схема действий. Поэтому у нас и существует Акт об иммиграции…
А главное, упорствуя, подумал Хоуден, он не уступит этому нелепому и диспропорциональному требованию народа. Возмутительное происшествие в оттавском аэропорту все еще вызывало у него раздражение. И даже если он проигнорирует угрозу Харви Уоррендера, уступить сейчас было бы нелепа— значило бы проявить слабость. Его, премьер-министра, решение известно — с этим все-таки надо считаться.
Алан Мейтленд не унимался:
— Анри Дюваль в Ванкувере, господин премьер-министр. Он не в Венгрии, не в Эфиопии и не в Китае. Он здесь и сейчас. — И не без горечи добавил: — В стране, где неимущие, предполагается, получают возможность изменить свою жизнь.
Неимущие. На секунду Джеймс Хоуден с волнением вспомнил приют и неожиданно возникший шанс, который в далеком прошлом отвоевал для него один человек — его Алан Мейтленд. Но он-то по крайней мере здесь родился. И он решил, что разговор продлился достаточно долго.
— Акт об иммиграции является законом нашей страны, мистер Мейтленд. В нем, несомненно, есть недостатки, но он такой, каким народ Канады решил его сделать. Так что согласно закону ответ вам будет «нет».
Положенный при окончании встречи ритуал вежливости был соблюден. Джеймс Хоуден встал и пожал Алану руку.
— Разрешите пожелать вам больших успехов в вашей профессии, — заметил он. — Возможно, когда-нибудь вы займетесь политикой. У меня есть предчувствие, что вы неплохо бы преуспели.
Алан спокойно ответил:
— Не думаю, сэр. Слишком многое мне в ней не нравится.
Когда Алан Мейтленд ушел, премьер-министр выбрал вторую шоколадку и стал задумчиво ее жевать. Через некоторое время он вызвал своего помощника и раздраженно потребовал, чтобы тот принес ему черновик вечернего выступления.
2
В вестибюле отеля «Ванкувер» Дэн Орлифф ждал Алана Мейтленда.
— Есть изменения?
Алан покачал головой.
— Что ж, — весело произнес Орлифф, — вы удерживаете внимание публики к делу, и это кое-чего стоит.
Алан мрачно спросил:
— В самом деле? Просто скажи мне, что народ может сделать, если правительство не желает шевельнуться.
— Разве ты не слышал? Народ может сменить правительство — только и всего.
— Вот здорово! — сказал Алан. — Дождемся выборов, после чего пошлем Анри открытку с новостями. Если мы его отыщем.
— Да ладно тебе, — сказал Дэн. — Я сейчас отвезу тебя в твой офис. А по дороге ты расскажешь, что сказал Хоуден.
Том Льюис работал в своей маленькой клетушке, когда вошел Алан. Дэн Орлифф после их беседы в машине уехал — предположительно в «Пост». Алан снова повторил для сведения Тома то, что произошло.
— Я вот что скажу, — заявил Том. — Кость не отбрасывают, если ты в нее вонзил зубы.
Алан кивнул. Он подумал, не надо ли позвонить Шэрон, но, пожалуй, основания для этого не было. В последний раз они говорили по телефону два дня назад.
— Кстати, — сказал Том, — тебе пришел пакет — присланный с шофером, не как-нибудь. Он в твоем кабинете.
Алан с любопытством прошел к себе. В центре его стола лежал квадратный пакет в оберточной бумаге. Развязав веревку, он вынул из бумаги коробку и приподнял крышку. Под папиросной бумагой лежала фигурка из глины — бюст. Рядом записка, гласившая: «Я пыталась слепить ее похожей на мистера Крамера, но никак не получалось. Так что, пожалуйста, никаких в нее булавок — никогда! С любовью — Шэрон».
Он вынул бюст. И, просияв, увидел, что весьма похож на него.
3
Меньше чем в четверти мили от номера премьер-министра в отеле «Ванкувер» судья Стэнли Уиллис из Верховного суда Британской Колумбии уже более часа тревожно шагал в кабинете.
Судья Уиллис, человек строгий, с суровым лицом и внешне хладнокровный, вел в уме битву.
Линии противостояния были четко проведены. С одной стороны была его судейская интегральность, с другой — собственная совесть. Объектом рассмотрения и того и другого был Анри Дюваль.
Эдгар Крамер сказал помощнику премьер-министра: «Законным путем спонсоры этого человека больше ничего не могут сделать». Алан Мейтленд, проведя неделю в поисках юридических прецедентов, пришел к тому же мнению.
Судья Уиллис знал кое-что такое, что показывало: оба они не правы. И если быстро этим воспользоваться, Анри Дюваль будет освобожден из своей тюрьмы на корабле — по крайней мере временно, а возможно, и навсегда.
Ключ к разрушению этой ситуации находился в толстом переплетенном фолианте «Британская Колумбия. Отчеты» том 34, 1921 г., лежавшем на столе судьи. Книга была раскрыта на странице, озаглавленной «Королева против Ахмеда Синга».
