К. Сэнсом - Камни вместо сердец
– Кого вы ищете? – спросил он. – Только прошу, быстрее, у меня мало времени!
Я глубоко вздохнул:
– Женщину из Рольфсвуда. Эллен Феттиплейс.
Плечи Уэста поникли, словно на них опустилось неподъемное бремя.
– Эллен? – проговорил он негромко. – В чем дело? Я не слышал о ней девятнадцать лет. Но два дня назад я увидел в городе Приддиса или, точнее, то, что от него осталось. A теперь еще вы…
– Один мой клиент разыскивает родственников. Он слышал, что в Рольфсвуде жило семейство Феттиплейс. Приехав в Хэмпшир по делу, я заглянул туда.
Теперь Уэст пристально смотрел на меня:
– Итак, вы не знаете, жива ли она?
Помедлив, я покачал головой:
– Нет.
Мне казалось, что каждая новая ложь затягивает меня еще глубже в трясину.
– Я знаю только то, что после несчастного случая разум ее пришел в расстройство, и ее отвезли в Лондон, – добавил я.
– То есть вы явились ко мне с этим делом именно сейчас ради любопытства какого-то дурака?! – Филип в гневе возвысил голос.
– Мой клиент, вне сомнения, поможет Эллен, если будет знать, где она находится.
– И он также носит фамилию Феттиплейс? Разве в Лондоне нет других обладателей этой фамилии? И он ничего не знает о ней? – Собеседник мой хмурился, и жесткие глаза его буквально впивались в меня.
– Нет, именно поэтому он ищет родственников.
Уэст сел на оставленную мной скамью, отвернулся и пару раз тряхнул головой, как бы пытаясь прояснить ход своих мыслей. Когда он заговорил снова, тон его совершенно переменился.
– Эллен Феттиплейс была любовью всей моей жизни, – проговорил он напряженным голосом. – Я намеревался просить ее руки, невзирая… – Он не договорил фразу и после паузы продолжил: – В день пожара я ехал из Петуорта, чтобы сообщить ее отцу о своих намерениях. Я был при дворе короля, находившегося во время летнего объезда в Петуорте. Мастер Феттиплейс сказал, что одобрит брак, если будет согласна сама Эллен. Я просил его переговорить со мной с глазу на глаз, и его дочь не присутствовала при разговоре. Он дал согласие. Дела требовали, чтобы я в ту ночь вернулся в Петуорт, однако я намеревался вернуться через два дня и сделать свое предложение. В таких делах спешка излишня.
– Конечно.
– Однако на следующий день в Петуорт привезли записку от священника, в которой он сообщил мне о пожаре и о гибели мастера Феттиплейса.
– От преподобного Секфорда? Я говорил с ним в Рольфсвуде.
– Тогда он должен был сказать вам, что Эллен отказалась видеть меня после пожара?
– Да. Как и всех прочих. Простите.
Уэст, казалось, разговорился:
– Я нравился Эллен и понимал это. Однако я не был уверен в том, что она согласится на брак. Она не хотела терять свою драгоценную независимость. Ее отец слишком много позволял своей дочери. – Он погрузился в небольшое раздумье, а потом проговорил, глядя на меня потусторонними глазами, напомнившими мне о Ликоне: – Она была своенравна. И нуждалась в мужчине, способном стать ее господином.
В словах его угадывалась какая-то отчаянная искренность.
– Вы и в самом деле считаете, что женщине нужен господин? – поинтересовался я.
Лицо помощника казначея вновь вспыхнуло гневом:
– Вы позволяете себе слишком много, сэр!
– Извините.
Он продолжил уже спокойным голосом:
– То, что случилось с ней, надломило меня. Я больше не видел ее. Итак, я отправился на море. Разве не так поступает мужчина, когда сердце его разбито? – Уэст невесело усмехнулся, и белозубая гримаса, казалось, разделила его лицо пополам. Затем он снова собрался с мыслями. – Но ваш друг должен оставить свои поиски. Эллен увезли в Лондон, и, возможно, ее уже нет в живых.
– Я знаю, что сэр Квинтин Приддис провел расследование и впоследствии устроил все так, чтобы ее увезли. По правде говоря, я веду с ним одно дело как с феодарием Хэмпшира.
– Вы разговаривали с ним об Эллен? – резким тоном спросил Филип.
– Нет.
– Тогда советую и не делать этого. И еще скажите вашему другу, чтобы он прекратил поиски. У того пожара были такие особенности, в которые лучше не вникать, особенно после всех прошедших лет. Приддис поступил правильно: Эллен лучше было увезти.
– Что вы хотите этим сказать?
Мой собеседник не дал прямого ответа.
– Много ли Секфорд рассказал вам об Эллен? – спросил он вместо этого.
– Он говорил, что отец избаловал ее, это да, но что она до пожара была доброй и любящей.
– Люди, не принадлежащие к семье, часто не видят того, что происходит за закрытыми дверями.
Я невольно подумал про Хоббеев и кивнул:
– Вы правы.
Уэст соединил ладони и переплел пальцы:
– Эллен была женщиной огненного нрава и настроения. В гневе она бросала в отца горшки и вазы. – Он снова ненадолго умолк, а потом добавил: – Но, как я узнал позже, этим дело не ограничивалось.
По спине моей пробежал холодок:
– И что же она еще делала?
– В юные годы, рассерженная, она устраивала пожары в лесу. Об этом рассказал мне один из слуг Феттиплейсов после пожара в плавильне – он был знаком с кем-то из лесников. – Филип зажмурил глаза. – Словом, вы видите, сэр, что хотя я и любил ее, мне было известно, что слишком баловать ее нельзя. Я не могу ничего доказать, но думаю, что в тот вечер мастер Феттиплейс рассказал Эллен o моем предложении, а она рассердилась, и что-то произошло. А что именно – не знаю.
– Вы хотите сказать, что это Эллен устроила тот пожар и убила двоих людей? – с недоверием спросил я. – Но как могла женщина в одиночку совершить такое?
– Помилуй бог, сэр, откуда мне знать?! Я так и не сумел разрешить эту загадку. Однако двое мужчин погибли. Так что порекомендуйте вашему другу оставить это дело в покое. В Рольфсвуде больше нет никаких Феттиплейсов. А теперь позвольте мне вернуться к делам, которые требуют спасать эту страну от вторжения иноземцев.
Уэст резким движением поднялся, еще раз окинул меня жестким взглядом, повернулся и широким шагом направился к зданию лазарета. Все остальные уже отъехали, и только один конюх молча дожидался его с поводьями в руке. Я остался сидеть, погруженный в кипение мыслей.
Глава 28
Я ехал назад через Портсмут, переполненный мрачными мыслями. Мне даже не приходило в голову, что пожар могла устроить сама Эллен. Могут ли оказаться правдой намеки Уэста? Он не понравился мне – в нем чувствовались горечь и ожесточение, – однако случившаяся некогда в Рольфсвуде трагедия, безусловно, навсегда тяжелым грузом легла на его плечи. Сердце мое еще более упало, когда я вспомнил слова Эллен: «Он горел! Бедняга был целиком охвачен пламенем… я видела, как плавится, чернеет и растрескивается его кожа!» Эта фраза позволяла счесть ее причиной пожара. Позволяла, но не доказывала. А кроме того, были и другие слова: «Они были такими сильными! Я не могла шевельнуться! Небо над головой… такое широкое, такое широкое, оно было готово поглотить меня!» Я вспомнил про преподобного Секфорда, сказавшего, что платье девушки было порвано и к нему прилипла трава.
К реальности меня вернули гневные крики впереди. Дюжина мужчин, возможно, матросов, ступая босыми ногами по дорожной пыли, остановились посреди улицы и принялись осыпать оскорблениями четверых иностранцев, шедших по ее противоположной стороне. Они также были босоноги и одеты в поношенные и залатанные рубахи и куртки. Следовавший за мной возчик резко повернул коней в сторону, чтобы не наехать на англичан.
– Драные испанские псы! – кричал один из них. – Неужели эта макака, ваш император Карл, не может даже пристойно одеть вас?!
– Это почему нам приходится служить с грязными папистами? – вторил ему еще один. – А, так вы из тех, что прошлой зимой потерпели кораблекрушение в Девоне, так ведь? Те, кого король принял на службу? Даже собственный сраный корабль водить не способны!
Четверо испанцев остановились, обжигая своих мучителей полными ярости взорами. Один из них шагнул на дорогу лицом к англичанам.
– Cabrуn![36] – крикнул он гневно. – Думаешь, мы хотим служить на ваших кораблях! Наши caputanes заставляют нас!
– Капутаны! Какие еще, на хрен, капутаны?
– Я сражался с Кортесом в Новом Свете! – завопил испанец. – Против мехика! Против таких же собак-язычников, как и вы сами!
Руки англичан и испанцев уже тянулись к ножам. Но тут полдюжины солдат в латных нагрудниках, обнажив мечи, оставили угол и разделили обе группы матросов.
– Проваливайте! – приказали они скандалистам. – Вы препятствуете движению по королевскому тракту!
Бросая друг на друга свирепые взоры, матросы двинулись дальше, а солдаты жестами восстановили замершее было движение.
Я почти поравнялся с ратушей. Двое стоявших возле нее людей в адвокатских мантиях, старший из которых всем весом опирался на палку, были заняты оживленным спором. Это были сэр Квинтин и Эдвард Приддис. На таком расстоянии я не мог слышать их разговор, однако на лице Эдварда лежала тревога, ничуть не похожая на то холодное превосходство, какое он выказывал во время нашей первой встречи. Отец явно пытался успокоить его. Заметив меня, Приддис-младший немедленно умолк. Я поклонился обоим, оставаясь в седле. Они ответили поклоном – холодным и официальным.
