Владимир Гриньков - Таящийся ужас 3
А почему бы нет? Что в этом такого? Впрочем, ему едва ли стоило волноваться насчет того, чтобы сказала по этому поводу Лаура, поскольку она вообще уже ничего не могла сказать.
И все же трудно было не прислушиваться, не ожидать всякий раз взрыва ее резкого смеха — это никогда не обрывается внезапно, в одночасье.
Как-то вечером Роберт задержался у себя в офисе, а потом минут на двадцать застрял в пробке на дороге. Подъезжая к дому, он уже начал было придумывать варианты возможных объяснений и оправданий. Поначалу, пока не вспыхнет ссора, он поведет себя вполне сдержанно: потом произнесет пару заранее заготовленных фраз, чтобы попытаться предвосхитить ее возможные нападки.
— Тебя никто не просит оправдываться, — до сих пор звучал в ушах голос Лауры, — в том, что тебе никогда не хочется возвращаться к жене. И если тебе вздумалось по пути остановиться и промочить горло, то мог бы, по крайней мере, набраться смелости и прямо сказать об этом.
— Нигде я не останавливался. Просто неожиданно позвонили из Парижа.
— Ах-ах, какая важность! Но ты мог хотя бы вспомнить, что на сегодня мы пригласили Гарри и Джози.
— Могли бы и подождать.
— Ну да, пока ты не соблаговолишь заявиться, Не перетрудился бы взять и позвонить. Самая элементарная вежливость…
— Я звонил перед уходом, но тебя не было дома.
— Лжешь.
— Говорю тебе…
— Ничего мне не надо говорить. И ни к чему поднимать шум. Не понимаю, с чего это тебя потянуло на жалобный лепет? Роберт, дорогой, пора бы тебе уже повзрослеть.
Он повторял всю эту сцену, прокручивая ее еще до того, как была произнесена первая фраза. А потом, когда дорога пошла под уклон и он увидел впереди себя извилистую ленту реки, то понял, что ни к чему было проговаривать все эти фразы, не стоило предвкушать поток обрывистых слов и нетерпеливого подергивания плеч: Лауры там не было. Сейчас там была Джанет, а Джанет не станет затевать мелочную перепалку.
Поначалу он думал, что Джанет почувствует себя неловко в обращении с детьми, однако она и здесь очень быстро нашлась. С Майклом она повела себя вполне на равных, а в отношении Кандиды проявляла осторожность, замешанную на известной доле решимости.
Майкл учился на первом курсе Сассекского университета. В последний год в его движениях появилась некоторая манерность, однако Джанет отнеслась к этому как к чему-то вполне естественному и не стала, подобно Лауре, делать круглые глаза или обращаться с ним со слащавой снисходительностью. Однажды Майкл намекнул, что намерен всерьез заняться карьерой на телевидении — это фраза была особенно популярна в среде его приятелей. Подобно им, он не вполне отчетливо представлял себе, что это такое, но тем не менее носил розовую рубаху и отрастил песочного цвета бородку в ожидании того момента, когда на него обратят внимание. Каникулы он провел в Греции и обнаружил там остров, который мог быть по достоинству оценен лишь им самим и двумя его ближайшими друзьями. Когда он на этот раз на Пасху приехал в отчий дом и несколько привык к Джанет, его любимым словечком стала «пластичность» — в прошлом году это было «концептуально». Роберт чувствовал, что в глубине души это милый и вполне здравомыслящий юноша.
Кандида, посещавшая местную школу, оказалась особой потяжелее. Она постоянно жила в родительском доме, беспрестанно дулась, хмурилась, хихикала и по обыкновению то и дело кидалась то в экстатическую восторженность, то в отчаяние, причем в последнее время делала это с особым нажимом, словно бросая вызов Джанет и прощупывая, как далеко она может зайти в своих выкрутасах.
Джанет справилась и с этим. Она не пыталась диктовать свои условия, но и не заискивала перед ней: не шпионила за девочкой, хотя каким-то образом ухитрялась отбирать у нее те книжки, которые, по ее мнению, Кандиде в ее возрасте пока не стоило читать. И при этом вела себя ровно, с юморком, но вполне решительно.
— Просто не верится, — проговорил как-то раз в воскресенье Роберт.
— Во что не верится?
— Ну… э… — Ему снова пришла на ум наивная мысль, пришла и понравилась. — В свое счастье, — сказал он. — Вот и все. Просто в собственное счастье, и ничего больше.
Джанет вспыхнула, чуть надула губы, как бы застенчиво отвергая эту идею, и все же явно радуясь ей.
— Ты такой милый, — проговорила она.
Каждое сказанное ими друг другу слово оказывалось искренним и совсем простым.
«Ты не посмеешь»…
Он посмел — и был сейчас счастлив.
— Ты хорошо выглядишь, — как-то сказал ему один из его деловых знакомых.
Недели лета катились одна за другой, и он наконец начал привыкать — по-настоящему привыкать — к мысли о том, что Лаура умерла. Ему уже не надо было повторять про себя одну и ту же мысль: все было в порядке, и это не нуждалось ни в каких повторениях.
Некоторое время он предпочитал держаться подальше от соседей, но вскоре Джанет сама познакомилась с одними из них, затем с другими. «Примечательно, — подумал он тогда, — что она явно останавливает свой выбор на тех людях, кто ведет себя потише, поспокойнее, и обходит вниманием наиболее шумливых.»
Как-то в субботу во второй половине дня к ним на огонек заглянул майор.
— Старина, вы прекрасно выглядите, — заметил он.
При этом майор отнюдь не пожирал взглядом Джанет, как некогда Лауру. И разговаривал он с ней с неподдельной теплотой и почтением, и к Роберту, пожалуй, впервые за все время их знакомства, обращался также подчеркнуто уважительно.
Убаюканный чувством расслабленности и умиротворенности, Роберт был застигнут врасплох, когда Лаура в очередной раз одарила его своей странной, даже зловещей улыбкой.
Ему надо было постоянно быть наготове и знать, что удовольствие не может продолжаться слишком долго, а уж тем более вечно.
Лаура вернулась. Лаура снова улыбалась.
Случилось это в жаркий полдень. Одетая в легкие брюки и белую рубашку, Джанет сидела в тени вишневого дерева и листала какую-то книгу. В метре-полутора от нее на траве разлегся Майкл, время от времени то бормоча себе что-то под нос, то обращаясь к мачехе. Сам Роберт находился у самой кромки воды, собирая выброшенный на берег мусор, и потому едва различал голос сына. Где-то над головой дремотно жужжал самолет.
Внезапно Джанет и Майкл засмеялись. Юноша встал на колени и всем телом подался в сторону женщины, что-то быстро ей сказал, после чего оба снова рассмеялись. На какое-то мгновение они бросили взгляд в сторону Роберта, но потом вновь отвернулись.
Он выпрямился и стал не спеша подниматься по травянистому пригорку в направлении раскидистого дерева.
— Что это вы здесь затеваете? — с ласковой игривостью в голосе спросил он.
И в тот же миг увидел Лауру, злобно ощерившуюся на него. Лишь один-единственный, стремительный, яростный проблеск улыбки, однако и его оказалось достаточно, чтобы у него перехватило дыхание. Нуть покачнувшись, он остановился как вкопанный. Сомкнул веки, снова раскрыл — лицо Лауры исчезло. Его там и не могло быть, оно просто не могло появиться перед его взором.
У Майкла были глаза Лауры. Лишь на мгновение в игре света и теней глаза и рот Майкла сбили его с толку.
Но это было не так, он знал, что это не так. Короткий, мимолетный взгляд принадлежал не Майклу. На него смотрела Лаура, которая язвительно подсмеивалась над ним, — но лицом отнюдь не его сына Майкла, а Джанет.
— В чем дело, Роберт?
Голос Джанет звучал мягко и слегка озабоченно. Она уже начала вставать с кресла, а когда полностью вышла из-под Дерева под яркие, сверкающие лучи солнца, снова превратилась в его темноволосую, милую Джанет.
Иллюзия. Только и всего. Больше это не повторится.
Двумя днями позже он проходил мимо раскрытой двери в спальню Кандиды и увидел ее лежащей на кровати — раскинувшись, девочка читала какую-то книжку. Как-бы между делом он зашел в комнату.
— Зубришь очередной урок?
Вялым, почти безразличным движением руки она медленно загнула обложку книги за корешок переплета, хотя у него не сложилось впечатления, что она всерьез стремилась спрятать ее от отца.
— Кандида, — с укором в голосе проговорил Роберт.
Она перекатилась на другой бок, так что он смог дотянуться и повернуть обложку к себе.
Это была дешевая книжонка, на обложке которой художник поместил девицу, изображенную со спины в одном бюстгальтере. Над ней склонился мужчина — в руке его была зажата плеть, а на правом плече девушки алела струйка свежей крови. Зрелище было довольно жестокое и отвратительное, хотя раньше бывали и похлеще картинки. Краски на обложке тоже ослепляли своей глянцевитой яркостью, но сюжет был передан с фотографической точностью и достоверностью.
— Что-то не так? — послышался у него за спиной голос Джанет.
