Джон Коннолли - Черный Ангел

Я осознал, что у меня развилась внезапная затаенная неприязнь к Стаклеру, а я ведь даже не знал этого человека.

— Я благодарен вам, что вы нашли время, чтобы приехать сюда, — проговорил он. В его речи не слышалось ни намека на акцент. Ничто не нарушало тот образ, который он тщательно культивировал, чтобы никак не выдавать ни своего происхождения, ни истинного характера, который прятался за всей этой аристократичностью.

— Я приехал сюда, потому что ваш служащий дал мне недвусмысленно понять, что вы можете владеть некоторой информацией. Чаю я могу попить и дома.

Несмотря на демонстративное оскорбление, Стаклер продолжал излучать доброжелательность, как если бы получал несказанное удовольствие в подозрении, что каждый, кто попадал к нему в дом, тайно ненавидел его.

— Конечно-конечно. Я думаю, возможно, смогу помочь вам. Прежде чем мы начнем, мне любопытна смерть мистера Гарсии, в которой, как я понимаю, вы сыграли существенную роль. Хотелось бы узнать, что вы увидели в его квартире.

Я не знал, куда это вело, но понял, что Стаклер привык торговаться. Он, вероятно, приобрел эти навыки от матери и ежедневно применял их в своих делах.

Мне здесь ничего не светит, если я не отдам ему по крайней мере столько же взамен.

— Увидел скульптуры из человеческих костей, декоративные подсвечники, сделанные из человеческих останков, еще какие-то недоделанные вещи и статую мексиканского божества Санта-Муэрте из женского черепа.

Стаклера Санта-Муэрте не заинтересовала. А вот на остальном из увиденного мною у Гарсии он, наоборот, заставил меня остановиться в подробностях, выпытывая мельчайшие детали о костяных скульптурах. Затем он жестом подозвал Мурноса, который взял книгу, лежавшую на одном из столов, и принес ее своему хозяину. Это был огромный том цвета черного кофе со словами «Мементо мори» красными буквами по корешку. На обложке красовалась фотография того, что вполне могло бы явиться на свет в квартире Гарсии: череп, покоящийся на изогнутой кости, которая выступала как белый язык из-под поврежденной челюсти, в которой отсутствовали пять или шесть передних зубов. Под черепом колонна из пяти или шести подобных же изогнутых костей. Стаклер наблюдал, как я разглядывал фотографию.

— Каждая — это человеческий крестец, — объяснил он. — Можно сказать, из пяти объединенных между собой позвоночников.

Он пролистал пятьдесят или шестьдесят страниц текста на множестве языков, включая немецкий и английский, пока не добрался до серии фотографий. Тогда он передал раскрытый фолиант мне.

— Пожалуйста, взгляните на эти фотографии и скажите, если вам что-нибудь покажется знакомым.

Я начал листать. На первом снимке была изображена какая-то церковь с тремя шпилями, расположенными в форме треугольника. Вокруг стояли деревья с опавшими листьями, старая каменная стена, разделенная колоннами, размещенными на равном расстоянии, на каждой по вырезанному из камня черепу. Остальные фотографии знакомили с декоративными орнаментами из черепов и костей под сводчатыми потолками, большими пирамидами и крестами, гирляндами костей и белой цепью, подсвечниками и канделябрами. Потом появился другой вид церкви, на сей раз снятой с задворков и при дневном освещении. Окружающие стены поросли плющом, но на черно-белых фотографиях создавалось ощущение, что это не плющ, а рой насекомых. Как если бы пчелы облепили стены.

— Что это за место? — поинтересовался я. Все-таки ощущалось нечто непристойное в фотографиях, в том, как люди низводились до церковных украшений.

— Сначала вы должны ответить на мой вопрос, — упрекнул меня Стаклер и даже укоризненно погрозил пальцем. Я подумал, не сломать ли мне этот палец. Я взглянул на Мурноса. Он не нуждался в телепатии, чтобы прочесть мои мысли. По выражению на его лице я сообразил, что многие люди, возможно и сам Мурнос, думали о том, не поколотить ли им Иоахима Стаклера.

Я игнорировал палец и вместо этого указал на одну маленькую фотографию, запечатлевшую скопление костей в форме якоря в алькове около взломанной стены. Семь костей плечевой кости сформировали звездообразную форму с черепом в центре. Череп поддерживало, в свою очередь, то, что могло бы считаться частью грудины или лопатки. Затем вертикальная колонна из большего количества костей плеча, которые соединялись с полукругом позвоночника, изгибающимся вверх с обеих сторон и заканчивающимся двумя черепами.

— Нечто подобное этому было и в квартире Гарсии, — сказал я.

— Вы показывали это мистеру Неддо?

Я не отвечал.

— Ну же, мистер Паркер. — Стаклер нетерпеливо фыркал. — Я же говорил вам, что знаю многое о вас и вашей работе. Я знаю, что вы консультировались с Неддо. Естественно, что вы это сделали. В конце концов он опытный эксперт в своей области. Он также, я мог бы добавить, из числа «приверженцев». Ладно, в его пользу скажу, возможно, «был приверженцем», если соблюдать точность. С некоторых пор он покинул их ряды, хотя подозреваю, что он сохраняет веру в некоторые из их наиболее малопонятных убеждений.

Это было новостью для меня. Если Стаклер говорил правду, Неддо тщательно скрывал свою связь с «приверженцами». Это заставляло подвергнуть сомнению его лояльность. Он говорил с Рейдом и Бартеком, но я мог бы решить, что они знали о его прошлом. Вот ведь вопрос: не сказал ли Неддо Брайтуэллу обо мне?

— Что вы знаете о них? — спросил я Стаклера.

— Знаю, что они скрытны и организованны; верят в существование ангельских или дьявольских существ; ищут то же, что ищу я.

— "Черного ангела".

Тут я впервые почувствовал увлеченность Стаклера.

— Да, «Черного ангела», только мое желание совсем иного свойства. Мой отец умер в поисках подтверждений этой легенды. Возможно, вы знаете о моем происхождении? Да, я склонен подозревать, что знаете. Вряд ли я мог бы принять вас за человека, который окажется не в состоянии обеспечить себя информацией перед встречей с незнакомцем. Мой отец был эсэсовцем и состоял в «Аненербе», был из тех копателей в оккультном, что состояли на службе у рейхсфюрера Гиммлера. По большей части там всякая чепуха, конечно, но «Черный ангел» совсем иное дело. Тут все реально, или по крайней мере можно говорить с разумной уверенностью, что серебряная статуя, воплотившая момент перехода от человеческого к демоническому, существовала. Такой артефакт мог стать украшением любой коллекции независимо от его ценности. Но Гиммлер, подобно «приверженцам», утвердился во мнении, что это больше, чем обыкновенное произведение искусства. Он знал легенду о появлении этой статуи. Подобная история обладала естественной привлекательностью для такого человека, как Гиммлер. Он начал поиски карты, которая указывала на местоположение статуи, и именно по этой причине моего отца и его команду послали в монастырь в Фонтфруаде, после того как Гиммлер обнаружил, что одна из коробок, содержащих фрагмент карты, по некоторым данным, укрывалась именно там. «Аненербе» гордился своими потрясающими исследователями, способными расшифровывать самые неясные тексты и криптограммы. Невероятно опасное задание, которое они пытались выполнить под носом союзнических отрядов и при выполнении которого мой отец погиб. Коробка исчезла, и до настоящего момента мне не удавалось проследить ее судьбу. — Он ткнул пальцем в книгу. — В ответ на ваш первоначальный вопрос уточняю: это Седлец, где возник «Черный ангел». Именно поэтому Гарсия работал над своими костяными скульптурами. Ему поручили создать версию склепа в Седле-це, среду, достойную «Черного ангела». Туда его можно доставить, пока не удастся раскрыть его тайну. Вы думаете, это странно?

В глазах Стаклера появился новый свет. Он был фанатиком, совсем как Брайтуэлл и «приверженцы». Его внешний лоск исчез, игра в сложнейшее «даю — беру» потеряла интерес для него. Говоря о предмете своей навязчивой идеи, Стаклер не мог держать себя в руках.

— Почему вы так уверены, что статуя существует?

— Я видел ее копию, — ответил Стаклер. — И вы тоже, как ни странно. — Внезапно он поднялся. — Прошу вас, пойдемте за мной.

Мурнос попытался было возразить, но Стаклер заставил его замолчать, подняв руку.

— Не волнуйтесь, Алексис. Все приходит к своему логическому концу.

И я пошел за Стаклером. Через весь его дом, пока мы не подошли к двери, спрятанной под парадной лестницей. Мурнос держался сзади меня даже тогда, когда Стаклер отпирал дверь и мы спускались в подвалы дома с громадными, с отделанными камнем стенами. Большая часть занимала коллекция вин, там насчитывалось не меньше тысячи бутылок, все тщательно уложенные. На стене висел термостат, контролирующий температуру. Мы прошли через стойки бутылок и подошли ко второй двери, на сей раз отделанной металлом. Вошли внутрь, после того как был набран электронный шифр на клавиатуре, а сканер считал сетчатку глаза хозяина. Мурнос открыл дверь, затем отступил в сторону, чтобы дать Стаклеру и мне войти.