Дэвид Моррелл - Пятая профессия
Где лестница, наконец, закончилась. Как и на других этажах, коридор оказался коротким. Но в самом его конце их поджидала стальная дверь. Сэвэдж колебался, положив руку на “беретту”. Чем ближе они подходили, тем, казалось, огромнее становилась дверь. И снова, как и в случае со входной дверью внизу, на этой не было ни кнопки звонка, ни интеркома, замка или задвижки.
Глаза Рэйчел, уловив изумление и дурные предчувствия Сэвэджа, сузились.
Сэвэдж — желая подбодрить женщину — сжал ее руку и потянулся к дверной ручке. Ощущая молотящийся в висках пульс, он внезапно передумал, решив, что эта дверь — хоть она и кажется незащищенной, все равно выглядит как вход в чье-то жилое помещение или даже квартиру. Поэтому вот так запросто входить ему, пожалуй, не к лицу.
Поэтому, затаив дыхание, он поднял руку и постучал костяшками пальцев.
Стальная дверь отозвалась гулкими ухами.
Сэвэдж снова постучал, на сей раз сильнее.
Стальная дверь завибрировала, и за ее панелью послышалось гулкое эхо.
Пять секунд. Десять.
Пятнадцать. Никакого ответа.
Никого нет дома, решил Сэвэдж. Или же за дверью просто нет никакой квартиры. А может, сэнсей Акиры слишком крепко спит и не слышит или…
Но сэнсей Акиры должен быть самым лучшим. А профессионалы не спят настолько глубоко.
Черт бы тебя побрал!
Сэвэдж взялся за ручку, повернул ее, толкнул дверь и вошел.
Несмотря на то, что Рэйчел шла следом, уцепившись за его куртку, он не обращал на нее внимания, оказавшись среди приглушенных огней в огромном зале.
Хотя, нет, это были вовсе не приглушенные огни. Тусклые лампочки под планкой, которые тянулись по всему периметру потолка, светили настолько слабо, что “приглушенные” огни — совсем не то, что можно было бы о них сказать. Сумерки. Ложный закат. Но даже эти эквиваленты не передают ощущения, появившегося у Сэвэджа и Рэйчел. Освещение было настолько слабым, что даже свечи, и то, наверное, горели бы ярче, но его хватало как раз на то, чтобы пришельцы смогли увидеть огромный додзе и бесконечные ряды татами на полу, полированные поверхности кипарисового дерева на потолочных балках и панелях стен и потолка.
Словно лунный свет.
С темными провалами между каждой, отделенной от других, едва светящейся и едва видимой лампочкой.
Сэвэдж почувствовал подавленность и ужас, словно при входе в святыню, в храм. Додзе, хоть и был в полутьме, изливал определенную ауру. Святость. Или торжественность.
Он пропитался потом и болью… одержимостью и унижением… мистицизмом восточных боевых искусств. Разум и тело, душа и мускулы слиты в единое целое. Священное место. И когда Сэвэдж вдохнул в себя священный аромат и шагнул вперед, сталь скользнула, по отполированному металлу.
Ни скрипа, ни щелчка, а лишь мягкий, масляный, скользящий шип, который вызвал у Сэвэджа мгновенный шок и от которого его скальп мгновенно съежился.
И не одно шипение, но множество. Вокруг. Казалось; темные стены оживают, разбухают и рождают что-то из себя. Показались светящиеся, отражающие тусклый свет разбросанных по потолку ламп. Длинные, загнутые, блестящие лезвия словно повисли в воздухе. Затем стены снова разродились, появились какие-то тени, превратившиеся в фигуры мужчин, одетых во все черное, с капюшонами и масками, закрывающими лицо. Возле стен их нельзя было различить, и каждый теперь держал вынутый из ножен меч.
Сэвэдж, развернувшись на месте, увидел, что окружен со всех сторон. По спине поползли мурашки. Он вытащил “беретту”.
Рэйчел застонала.
Взглянув на дверь, Сэвэдж отчаянно размышлял о том, как лучше сосредоточиться на борьбе и в то же время не отвлечься настолько, чтобы не дать хотя бы волосу упасть с головы Рэйчел. “В “беретте” пятнадцать патронов. Но здесь, конечно, больше пятнадцати противников. Выстрелы будут оглушающими, а вспышки пламени, вылетающего из дула пистолета, — ослепляющими в полутьме. Так что, я вполне смогу задержать меченосцев на несколько секунд, а этого будет достаточно для того, чтобы броситься к двери и далее вниз по ступеням”, — подумал Сэвэдж.
Но пока он так размышлял, дверь с грохотом затворилась. Перед ней сразу же встало несколько воинов. У Сэвэджа внутри все оборвалось. В отчаянии он прицелился в загораживающих дверь меченосцев.
И тут зажглись ярчайшие огни; они ослепляли — темный додзе моментально превратился в солнцеподобный храм. Сэвэдж резко вскинул руку к глазам, стараясь защитить их от режущих лучей. В то же мгновение единственным предупреждающим звуком стал быстрый, едва слышный шелест одежд, а затем невидимый меченосец оказался у Сэвэджа за спиной. “Беретту” вырвали у него из руки. Сильные пальцы нажали на нервы на руке американца, парализовав ее, чтобы он не смог выстрелить. Ошеломленный Сэвэдж заморгал, стараясь сосредоточить взгляд и избавиться от образа раскаленных добела солнц, закрывавших ему обзор.
Наконец зрачки привыкли к свету. Он опустил руку и с высоко вздымающейся грудью, в холодном, несмотря на жару, исходящую от ламп, поту начал разглядывать своих противников, захвативших его в плен. Теперь-то он понял, что их маски помогали не только скрываться в полутьме, но что прорези в них удерживали носивших их от дезориентации во время внезапного включения света.
Рэйчел снова застонала, но Сэвэдж постарался не обращать внимания на ее панику, сфокусировав внимание и все свои инстинкты на противнике. Безоружным он не мог даже мечтать о том, чтобы воевать с ними и пытаться пробиться к двери. В этом случае их с Рэйчел порубят на кусочки!
“Но тот, кто вырвал из моей руки пистолет, мог спокойно перерубить меня, когда внезапно включили свет, — подумал он. — Но вместо этого он отступил назад и поднял — как и остальные в додзе — меч вверх. Не означает ли это, что они не знают, что с нами делать: убить или.?..”
Словно по команде — хотя Сэвэдж не заметил, чтобы кто-нибудь подавал сигналы — меченосцы одновременно ступили вперед. Казалось, что додзе уменьшился в размерах, съежился. Затем мечи уперлись остриями в грудь Сэвэджу и Рэйчел, и зал уменьшился еще больше.
И еще один шаг вперед — многочисленные шаги на татами не слышны, лишь едва различимые вздохи, словно тростниковые маты выдохнули из себя воздух под навалившимся на них весом.
Сэвэдж медленно поворачивался на месте, оглядывая комнату, высматривая выходы, стараясь обнаружить хотя бы маленькую проплешину во флангах. “Но даже, — думал он, — если я и увижу коридор или какой-нибудь возможный из него выход, то все равно не смогу протащить Рэйчел мимо этих мечей без оружия!”
Фигуры в капюшонах с масками на лицах снова приблизились на шаг, и лезвия мечей направились совсем в грудь Сэвэджу и Рэйчел. Американец продолжал поворачиваться на месте, и глаза его жестоко сузились, когда он увидел стену, противоположную той, сквозь которую они прошли в зал. В то же мгновение очередной неслышный сигнал остановил неумолимое приближение меченосцев. Додзе — и так тихий, если быть откровенным, — стал молчаливым как могила. Ни единого звука… кроме непрекращающихся постанываний Рэйчел…
…не раздавалось в нем.
Меченосцы, стоявшие в дальнем конце додзе, расступились, открывая проход, по которому шел человек, до сих пор скрытый за их спинами. Он тоже держал в руках меч и тоже был одет в черное — в маске и капюшоне. В отличие от остальных, он был небольшого роста, сухопарый, хотя и подтянутый, а его легкие шажки выдавали хрупкость. Он сорвал маску и опустил на шею капюшон, открыв лицо старого японца, практически голый череп: седые усы и темные, хотя и сверкающие глаза казались единственными отличительными чертами этого человека. Во всем остальном он сильно смахивал на мумию.
Но у Сэвэджа появилось предчувствие, что старческая осторожная походка — уловка, а хрупкость старика очень обманчива, и что этот древний японец в этой комнате наиболее опасный из всех.
Хмуро глядя на Сэвэджа и Рэйчел, старик взмахнул мечом, словно намереваясь рубануть по пленникам.
И тут же рванулся вперед, делая шаги, неуловимые для глаза.
Но меч был направлен не на Сэвэджа.
На Рэйчел!
Сэвэдж прыгнул, загораживая ее, намереваясь отвести удар руками, надеясь блокировать лезвие, поднырнуть под него и рубануть по кажущимся очень ломким шейным позвонкам старика. Он не раздумывал, отметая варианты того, что сможет сделать с ним меч в случае провала. Его жизнь не значила ничего. Жизнь Рэйчел — вот что имело значение!
Жест Сэвэджа был рефлекторным, инстинкты перекрыли ему все пути, кроме одного — он должен был выполнить свой профессиональный долг — защищать.
В мгновение ока он оказался на пути старика, стараясь предотвратить его жестокий удар, но мерцающее острие рубящего воздух лезвия оказалось настолько быстрым, что было почти неуловимо для глаза. Он парировал удар рукой, хотя и понимал — еще до того, как начал движение, — что это бесполезно.
