Кэтрин Нэвилл - Магический круг
Вымощенный плитками нижний этаж круглой в плане башни был примерно сорок пять футов в диаметре. В центре находилось что-то вроде столовой с низким дубовым столом, окруженным мягкими креслами. Дальше от входа располагалась кухня, отделенная от столовой стеллажом, на полках которого стояли разнообразные баночки с пряностями и посуда. Вдоль кухонной стены тянулись поверхности крепких деревянных столов, а между ними красовалось что-то типа очага или камина с каменной трубой, встроенной во внешнюю стену башни, как обычно и бывало в средневековых замках. Поднимающаяся вдоль внешней стены лестница привела нас на второй жилой ярус, в библиотеку.
Более просторная, чем верхние комнаты, библиотека занимала половину круга и также поддерживалась металлическими конструкциями, надежно закрепленными на внешних стенах башни. В каменную стену был вделан большой камин, в котором уже лежали заготовленные поленья и растопка. Вольфганг опустился перед ним на колено, открыл дымоход и с помощью длинной соломины развел огонь.
Перед камином стоял кожаный диван с кучей подушек и заваленный книгами журнальный столик, по форме напоминающий бумеранг. Весь пол устилали толстые турецкие ковры спокойных оттенков. И хотя в библиотеке не наблюдалось никаких книжных шкафов, книги были повсюду: на массивном письменном столе в стиле «бидермейер», уснащенном также разнообразными письменными принадлежностями, документами и свитками, и на всех остальных столах, стульях и даже на коврах этого зала.
Следующий пролет винтовой лестницы привел нас на третий ярус, где находилась отведенная мне спальня с большой удобной кроватью, гардеробом, диванчиком и смежной с ней ванной комнатой. Две комнаты четвертого яруса явно отличались многофункциональным назначением и могли служить спальней, гостиной или кабинетом. Судя по обилию в одной из них исследовательских материалов, документов, компьютерной техники и прочего оборудования, логично было предположить, что именно здесь и находится так называемый офис Вольфганга. В каждом жилом помещении имелось несколько длинных узких окон, из которых хорошо просматривался большой, поросший травами внутренний двор крепости.
В верхнем ярусе, прямо под куполом, разместились спальные апартаменты Вольфганга, предметом гордости которых, как и в моих комнатах, служила большая ванная комната. Но во всех прочих отношениях они были совершенно особенные. Оторванные почти на пятьдесят футов от земли, они представляли собой замкнутый в кольцо балкон примерно дюжину футов в ширину, примыкавший к внешним стенам так, что в центре оставалось открытое пространство более двадцати футов в диаметре, а по его краю проходила защитная деревянная ограда, отполированная вручную. Сейчас, поздним вечером, благодаря отраженному струящемуся снизу свету встроенных в стенные ниши ламп и более мягкому внутреннему освещению застекленных нижних комнат создавалось такое впечатление, будто мы парим где-то в облаках.
Мы прошлись по этому кольцевому балкону, и мне удалось рассмотреть его во всех подробностях. С одной стороны находилась поднятая платформа кровати, с другой — что-то вроде гостиной с креслами и гардеробом, а между ними красовалась длинная медная труба телескопа, устремленная в небо.
Там, где сводчатые каменные стены начинали выдаваться наружу, их опоясывал ряд стрельчатых бойниц, из которых когда-то осажденные обитатели сбрасывали тяжелые камни на своих врагов. В эти бойницы Вольфганг вставил оконные рамы, створки которых открывались внутрь и могли закрываться ставнями.
Потолок здесь был намного выше, чем в комнатах нижних ярусов. Балкон располагался прямо под массивными балками, перекрещивающими застекленный купол. Как заметил Вольфганг, в дневное время благодаря этой грандиозной стеклянной крыше вся башня хорошо освещалась. Но сейчас великолепное звездное море ночного неба смотрелось как гигантская перевернутая чаша, из которой изливала на нас свое сияние вся усыпанная звездами вселенная. Это было поистине сказочное место.
— Когда я бываю здесь, — сказал Вольфганг, — то иногда, лежа ночью на кровати, пытаюсь представить, что чувствовал Одиссей, заблудившийся и странствовавший так много лет, когда порой его единственными спутниками были тишина необъятных просторов и холодное, неподвижное безразличие звезд.
— Но если бы ты лежал очень тихо, то, вероятно, мог бы услышать пение созвездий — музыку сфер.
— Я предпочитаю человеческие голоса, — сказал Вольфганг.
Он взял меня за руку и провел по балконным комнатам. Подойдя к наружной стене, он открыл одно из окон, впустив струю свежего, холодного воздуха, долетающего из речной долины. Потом он выключил уличные фонари, освещавшие крепостные стены и внутренний двор, и стало возможно увидеть окрестные просторы. Мы стояли рядом и смотрели на мерцающие огоньки, пробегающие по грядам холмов, и на более удаленную двойную змеиную дорогу фонарей, пунктиром очерчивающих Дунай. Серебристые лунные дорожки разбегались по речной глади, отлично подсвечивая поверхность глубоких и темных вод. В этом волшебном месте впервые за последние недели на меня вдруг снизошло какое-то умиротворение.
Вольфганг повернулся и положил руки мне на плечи. На фоне ночного мерцания его глаза преломляли свет, словно полупрозрачные аквамариновые кристаллы. На нас медленно накатывала большая волна; я явственно слышала, как ее рокот перерастает в рев. Наконец Вольфганг сказал:
— Зачастую мне трудно даже смотреть на тебя. Ты поразительно похожа на нее, совершенно потрясающе.
Похожа на нее! Интересно, что бы это могло значить?
— В детстве мой отец как-то раз взял меня посмотреть на нее. — По-прежнему спокойно держа руки на моих плечах, Вольфганг устремил взгляд в речную даль и словно унесся в какую-то далекую страну. — Я помню, как она пела «Das himm-lische Leben»[52] Малера. А потом отец повел меня за кулисы, и я подарил ей маленький цветок, а она взглянула на меня такими глазами… — произнес он странным сдавленным голосом. — Твоими глазами. Когда я впервые увидел тебя в Айдахо, закутанную и похожую на полярного медведя, я видел лишь твои глаза, и они оковали меня.
Святое дерьмо! Ну надо же такому случиться! Неужели мужчина, которым я одержима, любит мою бабушку? Учитывая события прошедшей недели, лучшим способом для собственного исцеления мне представилось незамедлительное катапультирование из этой бойницы, подобное вылету средневекового ядра. Но ситуация осложнялась еще и тем — и тут уж я была совершенно бессильна, — что моя чертовски горячая ирландско-цыганская кровь вновь залила мои щеки предательским румянцем. Я резко отвернулась от Вольфганга, и его руки упали с моих плеч.
— Что случилось? — удивленно спросил он, разворачивая меня обратно, прежде чем я успела овладеть своими чувствами.
Заметив выражение моего лица, он явно смутился.
— Пойми, это не то, что ты думаешь, — серьезно сказал он. — Тогда я был всего лишь маленьким мальчиком. Разве мог я чувствовать тогда то, что чувствую сейчас как взрослый мужчина? — Он пробежался пальцами по волосам и расстроенно добавил: — Ариэль, мне никак не удается выразить тебе свои чувства. Если бы я только мог…
Тут он схватил меня за руки выше локтя, и я задохнулась от обжигающей боли, прострелившей руку. Мое лицо невольно сморщилось.
Вольфганг мгновенно отпустил меня.
— Что с тобой? — встревоженно спросил он.
Я осторожно коснулась заштопанной руки и улыбнулась сквозь пелену слез.
— О господи! — воскликнул он. — Тебе еще не сняли швы?
— Мне должны были снимать их вчера утром, — сообщила я, глубоко вздыхая и стараясь усмирить пульсирующую боль. — Но в назначенное врачом время мы вылетали из Юты.
Если бы ты сказала раньше, то мы нашли бы специалиста в Вене. Но ты же понимаешь, что швы все-таки необходимо снять. Даже если они растворятся, это может грозить заражением или еще того хуже. До отъезда в Россию у нас очень плотное расписание. Хочешь, я сам сниму тебе швы? Прямо сейчас?
— Сам? — ужаснулась я.
— О боже, если бы ты сейчас видела свое лицо! — со смехом сказал Вольфганг. — У меня здесь есть все необходимое: дезинфицирующие средства, мази, пинцеты и ножницы. На самом деле это элементарная процедура. В школьные годы я хорошо попрактиковался в клинике, у мальчишек вечно бывали какие-то шрамы и швы, и мне приходилось не только снимать, но даже накладывать их. Так что поверь, я делал это сотни раз. Но сначала надо принести наши вещи из машины, чтобы позже с ними не возиться. А потом я быстро приготовлю на кухне все, что нужно для этой маленькой процедуры.
Открыв дверь ближайшего шкафа, он вытащил толстый и мягкий банный халат.
— Вот, переоденься пока, чтобы не испачкать одежду, — сказал он. — А потом спускайся и подожди меня в библиотеке. Должно быть, там уже потеплело. К тому же она ближе к кухне, и света там больше всего, — добавил он, начиная спускаться по лестнице.
