Евгений Рысс - Страх
Разгуляев пожал плечами и улыбнулся:
— Если оправдаются… Я никогда под следствием не был и не знаю, но, наверное, мы увидимся только на суде или у следователя. А там существуют, наверное, правила, согласно которым должны себя вести и обвинитель и подсудимый.
— Хорошо, — сказал Глухов и встал.
— Одну минуточку, — сказал Разгуляев и поднял руку, — я хочу докончить. Ну, а пока истина не выяснится, я прошу вас со всей строгостью соблюдать, как это назвать, ну правила конвоя, что ли, и бдительности. Но давайте взаимно вести себя корректно. Следует помнить, что между подследственным и виновным большая разница.
— Согласен, — сказал Глухов, — и думаю, что могу вам это гарантировать. Ну, а пока, вы уж нас извините, но сегодня вам придется находиться под караулом.
— Конечно, помилуйте! — любезно согласился Разгуляев.
— Значит, так, — сказал Глухов, — мы с Рыбаковым уходим в маршрут, а Колесов остается вас караулить. Вот вам, Федя, винтовка, вот я ее при обоих вас заряжаю, обратите внимание — это медвежьи пули, так называемые жаканы. Ваша обязанность, Федя, быть с Платоном Платоновичем вежливым, не позволять себе ничего оскорбительного и в то же время строго соблюдать устав караульной службы.
Минут двадцать прошло, пока собирались Пашка и Глухов. Потом они ушли, и мы остались вдвоем с Разгуляевым. Я сел на валун, держа двустволку в руках. По чести говоря, чувствовал я себя довольно глупо. Платон Платонович прилег на траву и закурил.
Глава седьмая
КАРАУЛЬНАЯ СЛУЖБА
Чем больше я раздумывал, тем яснее мне становилось, что необыкновенно нелепо устроил все Алексей Иванович. Он даже не счел нужным, оставляя меня на целый день вдвоем с этим Разгуляевым или Климовым, поговорить со мной наедине, как-то меня проинструктировать. Ну хорошо, он зарядил ружье жаканами. Чем это могло мне помочь? Стрелять же я все равно не имел права. Прошлые преступления Разгуляева пока ничем не доказаны, и совершенно неизвестно, имеет он что-нибудь общее с предателем Климовым или нет. Какие были у нас основания подозревать его? Сходство с фотографией? Во-первых, оно сомнительно, во-вторых, оно может быть случайным. То, что его поведение показалось нам подозрительным? Наверное, можно было так же логично, как рассуждал Алексеи Иванович, порассуждать в пользу того, что если бы Разгуляев был Климовым, то он ни в коем случае не рискнул бы приехать к нам. Психологические изыскания можно повернуть в любую сторону. Еще Достоевский сказал, что психология — палка о двух концах. Значит, в сущности говоря, мы, не имея на то никакого права, задержали заместителя начальника экспедиции и держим его под арестом. Ну, а если он просто встанет, скажет: «Мне надоело валять дурака», сядет на лошадь и уедет, могу я стрелять? Конечно, не могу. Представим себе, что я выстрелил и попал. Любой суд приговорит меня за предумышленное убийство. У нас не Алабама какая-нибудь. У нас за линчевание по головке не гладят. Мало того, заново передумывая поведение Разгуляева, я все больше приходил к выводу, что ни в чем он не виноват. Шутка ли, выслушать такое обвинение! Да если бы было в нем хоть немного правды, неужели бы он не дрогнул? В то же время, если он ни в чем не виноват, то естественно с его стороны самому стремиться к подробнейшему расследованию. Невиновному расследование не повредит, а слух, сплетня, клевета могут повредить и невинному. Нет, вероятней всего, что мы нагнетали мрачные предположения, заражали друг друга страхом и подозрительностью, а в результате сижу я как дурак с ружьем, из которого не имею права стрелять, и стерегу человека, который имеет право в любую секунду встать и уйти. Действительно, трудно придумать более глупое положение.
Ох и злился же я на Алексея Ивановича! Всегда плохо получается, когда человек берется не за свое дело. Геолог он знающий, прекрасный преподаватель, в лесу человек умелый и выносливый. Все это его профессия. Но уж расследование преступлений, поимка преступника, это к его профессии отношения не имеет. Любительство, дилетантизм отвратительны в любом деле, но нет ничего вреднее и глупей сыщика-любителя. Право же, это занятие для школьников, и то не старше седьмого класса.
И все-таки единственное, что мне оставалось делать, это продолжать нести идиотскую караульную службу.
Я посмотрел на арестованного. Он положил руку под голову и блаженно спал. Мне было видно его лицо. Он наслаждался сном. Он очень удобно устроился в тени, в холодке, обвеваемый ветерком с озера. А меня солнце начинало припекать, да и сидеть на валуне было удивительно неудобно. Я встал и прошелся. Положение Платона Платоновича было куда лучше моего. Он просто получил возможность и моральное право несколько дней ничего не делать. Сегодня отоспится за день, отдохнет, завтра не торопясь, шажком доедет до Яковлева. Там еще денек побездельничает. Потом отправится на базу. Караульные будут ему разжигать костер, варить суп, греть чай. Чем тебе не отдых! На базе он объяснит, что безделье было вынужденным и он, как говорится, «начальству ничем не виноват».
Начальник нашей экспедиции был большой острослов. Студенты любили повторять его остроты. Наверное, он и ругать нас не будет, просто расскажет все подробности, да так, что педели две институт будет надрываться от хохота. Может быть, он даже похвалит Глухова за то, что почтенный кандидат наук, человек в возрасте, сумел сохранить юношескую свежесть чувств и наивный романтизм, свойственные школьному возрасту. Мы с Пашкой будем вообще выглядеть глупыми мальчишками, играющими в Шерлоков Холмсов. Очень ясно я себе представил рассказ начальника экспедиции о том, как я караулил спящего Разгуляева.
«Заместителю моему благодать, — скажет, наверное, начальник экспедиции, — одному в лесу спать рискованно, медведи, волки, то-се. Да и лошадь может далеко в лес уйти. А тут полный комфорт. Наш героический Федя, не спавший целую мочь, охраняет покой моего заместителя». «Эх, — думает заместитель, — вот уж повезло!»
Беда в том, что все это была чистая правда. Разгуляев блаженно посапывал и даже слюну пустил изо рта, как это бывает с заспавшимися детьми. Спать я не могу, решил я, должность не позволяет. Но полежать-то я имею право. Я прилег на траву, лицом к Разгуляеву. Хотел было и лежа ружье в руках держать, но подымал, что это будет выглядеть совсем глупо. Забредет кто-нибудь случайно из села, и стану я посмешищем не только в институте, но и в этом лесном районе. Здесь жизнь бедна развлечениями, и смешные истории ходят по селам на длинных ногах. Словом, я положил рядом с собой ружье и только взялся рукой за ремень. До ближайших деревьев было шагов тридцать, и, в случае чего, я бы успел вскочить и прицелиться, а больше я все равно не мог ничего сделать. Стрелять я не имел права.
Оправдания у меня, конечно, есть. Во-первых, я за ночь не спал ни минуты, а накануне очень устал. Во-вторых, вся эта затея с задержанием Разгуляева представлялась мне такой ерундой, что не мог я серьезно относиться к обязанностям караульного. Впрочем, я не хочу оправдываться. Я передаю факты. Разгуляев посапывал так успокаивающе, так ритмично, будто мурлыкал колыбельную песенку без слов. С озера тянуло ветерком, и вершины берез сонно перешептывались. Кругом тишина, покой, только ровное посапывание Платона Платоновича да спокойный шелест деревьев…
А потом что-то сильно дернуло меня за руку. Я вскочил. Разгуляева не было. Мало того, не было и ружья. В растерянности я огляделся. Разгуляев стоял возле палатки, держа ружье в руках. Все было удивительно: спокойное озеро, спокойный лес, погасший костер, палатка, стреноженная лошадь, лениво рвущая траву, и энергичный Разгуляев, подтянутый, направляющий на меня ружье.
— Спокойно, молодой человек! — сказал он. — Не двигайтесь, а то ружье может выстрелить. Жакан — пуля серьезная.
Несколько секунд прошло, пока я осмыслил происходящее.
Я смотрел на Платона Платоновича, то есть нет, на Валентина Петровича Климова, теперь-то я уже точно знал его фамилию, и мучительно придумывал, что можно сделать. Броситься на него? Оба дула смотрели мне прямо в глаза. Наверное, он умел стрелять, да с такого расстояния и трудно промахнуться.
— Гражданин Климов, — сказал я, стараясь говорить как можно спокойнее, — не думайте только, что вы выиграли игру. Рыбаков вчера ходил к участковому, как вы знаете, в селе есть телефон, телефон работал целую ночь. Не пробуйте вернуться на базу, там предупреждены. Предупреждены и окрестные деревни и села. Опознать вас будет нетрудно. Как вы знаете, незнакомые люди здесь редки.
Мое вранье не преследовало никакой определенной цели. Просто я старался следовать системе Глухова: подавить противника морально. Одолеть его в войне нервов. Кроме того, мне хотелось, чтобы этот негодяй не торжествовал. Пусть хоть страх его помучает.
