Джим Томпсон - Убийца во мне
– Ну... – Я посмотрел на часы.
Тридцать три минуты десятого. Больше тянуть нельзя. Я сел, спустил ноги на пол и с безразличным видом натянул перчатки.
– Вот что, малышка, – сказал я. – Все действительно сложно, но иного выбора нет. До тебя, наверное, доходили слуги о Майке Дине, моем названом брате? Майк этого не делал. Он взял вину на себя. Поэтому, если ты заговоришь, будет гораздо хуже, чем ты предполагаешь. Люди задумаются, и прежде чем все закончится...
– Послушай, Лу Я не собираюсь ничего говорить. Ты присоединишься ко мне, и...
– Дай мне закончить, – оборвал я ее. – Я рассказывал тебе, как Майк упал? Только он не падал, его столкнули. Это организовал старик Конвей и...
– Лу! – До нее так ничего и не дошло. – Я запрещаю тебе что-либо делать с Элмером! Ты не должен, дорогой. Тебя поймают и отправят в тюрьму... О, даже не думай об этом!
– Меня не поймают, – возразил я. – Они даже не заподозрят меня. Они будут думать, что он, как всегда, был в подпитии, а тебе пришлось сопротивляться, и вы оба пристрелили друг друга.
До нее все еще не доходило. Она засмеялась и одновременно нахмурилась.
– Но это какая-то бессмыслица. Как я могу умереть, если...
– Запросто, – ответил я и легонько ударил ее. А она все еще не понимала.
Джойс поднесла руку к лицу и потерла щеку.
– Л-лу, не надо. Мне же надо ехать, и...
– Ты никуда не поедешь, малышка, – сказал я и снова ударил ее.
И тут-то она все поняла.
Она подскочила, и я вскочил вместе с ней. Я развернул ее и нанес несколько молниеносных ударов. Она отлетела в другой конец комнаты и ударилась о стену, потом поднялась на ноги и, качаясь и что-то бормоча, двинулась на меня. И снова получила по полной.
Я отшвырнул ее к стене и стал избивать. Мне казалось, что я молочу по тыкве, – ее тело было плотным, и рука тут же отскакивала. Ее колени подогнулись, она сползла вниз, ее голова моталась из стороны в сторону А затем, медленно, дюйм за дюймом, она начала подниматься.
Она ничего не видела – не знаю, можно ли что-либо увидеть, когда лицо в таком состоянии. Я вообще не знаю, как она держалась на ногах и еще дышала. Однако она вскинула голову, подняла руки и развела их в стороны. А потом, спотыкаясь, пошла ко мне. И в этот момент во дворе остановилась машина.
– Ощальный... оцелуи...
Я ударил ее снизу вверх. Раздался громкий хруст, ее тело подлетело вверх и рухнуло на пол. На этот раз она так и осталась лежать.
Я вытер о нее перчатки – на них была кровь, и эта кровь должна была остаться здесь. Я вынул пистолет из ящика туалетного столика, потушил свет и закрыл дверь.
Элмер поднялся по ступенькам, прошел по террасе. Я подошел к входной двери и открыл ее.
– Привет, Лу, дружище, дружище, дружище, – сказал он. – Я вовремя, а? Вот таков Элмер Конвей, он всегда приходит вовремя.
– Поддатый, – усмехнулся я, – вот таков Элмер Конвей. Принес деньги?
Он похлопал по пухлой папке под мышкой.
– А на что еще это похоже? Где Джойс?
– В спальне. Пройди к ней. Готов спорить, она не скажет «нет», если ты попытаешься вставить ей.
– Ой, – он тупо заморгал, – ой, не надо так говорить, Лу. Ты же знаешь, что мы собираемся пожениться.
– Делай как хочешь, – пожал я плечами. – Хотя я готов спорить, что она вся истомилась в ожидании тебя.
Мне хотелось громко рассмеяться. Мне хотелось вопить. Мне хотелось разорвать его в клочья.
–Ну может...
Он вдруг повернулся и пошел в глубь дома. Я прислонился к стене, ожидая, когда он зайдет в спальню и зажжет свет.
Я услышал, как он сказал:
– Привет, Джойс, крошка моя, крошка моя, к-к-к...
Я услышал глухой звук, бульканье и сдавленное дыхание.
Потом он сказал, нет, закричал:
– Джойс... Джойс... Лу!
Я неторопливо прошел в спальню. Элмер стоял на коленях, его руки были в крови, щека тоже была измазана в крови. Он смотрел на меня, открыв рот.
Я расхохотался – я вынужден был расхохотаться, так как иначе сделал бы что-нибудь похуже, – а Элмер закрыл глаза и зарыдал. Я же хохотал, сгибаясь пополам и шлепая себя по ляжкам. Я едва не падал от хохота и даже пукнул. Я хохотал, пока ни во мне, ни в ком-то другом не осталось ни капли хохота. Я использовал весь хохот в мире.
Элмер поднялся на ноги, провел своими пухлыми ладонями по лицу, оставляя на щеках красные полосы, и тупо уставился на меня.
– К-кто это сделал, Лу?
– Это самоубийство, – ответил я. – Самое обычное самоубийство.
– Н-но это не имеет...
– Это единственное, что имеет смысл! Все было именно так, как было, ты слышишь? Самоубийство, понял? Самоубийство, самоубийство, самоубийство. Я не убивал ее. Не говори, что я убил ее. Она сама убила себя!
И после этого я выстрелил в него, прямо в его раззявленный рот. Я опустошил весь магазин.
Нагнувшись, я прижал пальцы Джойс к рукоятке и бросил пистолет на пол рядом с ее рукой. Я вышел из дома и, не оглядываясь, пошел к калитке.
Я взял доску и принес ее к машине. Если кто-то видел машину, доска будет моим алиби. Я вынужден был отправиться на поиски какой-нибудь деревяшки, чтобы подложить ее под домкрат.
Я поставил домкрат на доску и заменил колесо. Бросив инструменты в багажник, я завел двигатель и задом выехал на Деррик-Род. Обычно я не выезжаю на шоссе задним ходом ночью с выключенными габаритными огнями – это равносильно тому, чтобы выйти из дома без штанов. Но сегодня был не обычный день. И я даже не вспомнил об этом.
Если бы «кадиллак» Честера Конвея ехал быстрее, я бы не писал эти строки.
Чертыхаясь, он выскочил из своей машины, увидел меня и обругал на чем свет стоит.
– Проклятье, Лу, уж от тебя-то я такого не ожидал! Ты решил свести счеты с жизнью, а? И какого черта ты тут делаешь?
– Пришлось менять проколотое колесо, – ответил я. – Сожалею, если...
– Ладно. Поехали. Не будем же мы трепаться тут всю ночь.
– Поехали? – сказал я. – Еще рано.
– К черту! Уже четверть одиннадцатого, а Элмера – чтоб его черти драли – еще нет дома. Обещал сразу вернуться и до сих пор не пришел. Наверное, ввязался в очередную свару.
– Может, дать ему побольше времени? – предложил я. Мне нужно было выждать. Я не мог прямо сейчас вернуться в дом. – Мистер Конвей, а почему бы вам не поехать домой, я бы...
– Я поехал! – Он направился к своей машине. – И ты едешь со мной!
Дверца «кадиллака» захлопнулась. Он сдал назад, объехал меня и еще раз крикнул, чтобы я следовал за ним. Я ответил: «Сейчас», – и «кадиллак» рванулся вперед. Очень быстро.
Я зажег сигару. Я завел двигатель, но он заглох. Я снова включил зажигание, и двигатель опять заглох. Наконец он заработал, и я тронулся с места.
Я проехал по проселочной дороге к дому Джойс и остановился. Во дворе места для моей машины не было – там стояли машины отца и сына Конвеев. Я заглушил мотор и вылез. Я поднялся по ступенькам на террасу.
Дверь в дом была открыта. Конвей из гостиной разговаривал по телефону. Его лицо было таким, будто от него ножом отсекли всю дряблость.
Он не выглядел взволнованным. И не казался печальным. Он был просто деловым, и почему-то это только усугубляло ситуацию.
– Конечно, плохо, – говорил он. – Только не повторяйте мне это в сотый раз. Я и так знаю, как это ужасно. Он мертв, так обстоит дело, а интересует меня она... Так сделайте же! Приезжайте сюда. Я не дам ей умереть, вы поняли меня? Ни под каким видом. Я позабочусь о том, чтобы ее сожгли заживо.
7
Было почти три ночи, когда я закончил давать показания – главным образом отвечать на вопросы – шерифу Мейплзу и окружному прокурору Говарду Хендриксу. Думаю, вы понимаете, что после этой процедуры я чувствовал себя не лучшим образом. Меня тошнило, я был раздражен, вернее, зол. Все должно было пойти по-другому. А сейчас все получилось чертовски глупо. Неправильно.
Я сделал все возможное, чтобы чисто, без свидетелей, избавиться от двух нежелательных граждан. А тут оказывается, что один из них жив, а вокруг второго начинается страшная суета.
Выйдя из здания суда, я поехал в греческий ресторанчик и выпил кофе, которого и пить-то не хотелось. Сын хозяина работал на заправке – он был занят там неполный рабочий день, – и старик не знал, хорошо это или плохо. Я пообещал ему, что заеду взглянуть на парня.
Мне не хотелось ехать домой и снова отвечать на вопросы, теперь уже Эми. Я надеялся, что она сдастся и уйдет, если я еще немного потяну время.
Джонни Папас, сын грека, работал у Слима Мерфи. Когда я подъехал, парень копался в моторе своей старой колымаги. Я вылез из машины, и он, насторожившись, медленно пошел ко мне, вытирая руки тряпкой.
– Услышал о твоей новой работе, Джонни, – сказал я. – Поздравляю.
– Ага. – Он был высоким красивым парнем, совсем не таким, как отец. – Отец послал вас сюда?
– Он сказал мне, что ты устроился сюда работать, – ответил я. – А в чем проблема?
