Линда Фэйрстайн - Мертвецкая

— Мой кабинет находится в новом здании Королевского колледжа на Клермонт-авеню. Это полквартала от 116-й улицы. Вы говорили, что будете к двум часам?

Я позвонила Чэпмену и сказала, что поскольку вчера ночью мой джип остался перед офисом, я заскочу к нему, а потом мы вместе съездим побеседовать с Фут. Лауру я попросила скинуть мне на пейджер, если будут срочные звонки. Когда встреча закончится, я свяжусь с ней, и она сможет передать оставленные для меня сообщения. Лед все еще покрывал ветровое стекло толстым слоем. Я включила стеклообогреватели и, когда он медленно начал таять, с трудом отчистила лопаткой.

Чэпмен стоял у кафе возле своего дома на Первой авеню. Его единственная уступка ужасному холоду заключалась в темно-синем блейзере и полупальто. Как только Майка назначили в детективный отдел, эта одежда стала его униформой. Ветер безжалостно трепал его черные волосы, и он беспрерывно приглаживал развевающуюся шевелюру.

Он открыл пассажирскую дверцу и сел в машину.

— Ну, что еще мне нужно знать о Колумбийском университете, кроме того, что его футбольная команда — сплошной позор?

— Фут с ума сойдет, если ты сразу не прояснишь, что на момент смерти Дакота преподавала в Королевском колледже, а не в Колумбийском университете. В этом отношении руководство крайне щепетильно. У них есть несколько общих помещений, и студенты, учащиеся в одном заведении, могут посещать курсы в другом. Однако это два отдельных заведения.

В свои студенческие годы я проводила много времени на Манхэттене. Моя лучшая подруга и соседка по комнате в Уэллсли, Нина Баум, познакомилась со своим мужем Гейбом на втором курсе. Гейб учился на первом курсе в Колумбийском университете, и по выходным мы с Ниной часто ездили к нему в город.

По дороге из центра я просвещала Майка по истории колледжа — вернее, тому, что помнила из нее. Колумбийский университет был основан в 1754 году хартией Карла Второго, короля Великобритании, и первоначально назывался Королевским колледжем. Недавно это название выбрало для себя экспериментальное учебное заведение, которое в начале нового тысячелетия добилось места в том же районе. Первое здание университета примыкало к церкви Святой Троицы на Нижнем Бродвее, в число первых его студентов входили первый председатель Верховного суда США Джон Джей и первый министр финансов Александр Гамильтон. Во время американской революции институт закрылся, а распахнув свои двери через восемь лет, сменил название на «Колумбию» — олицетворение американского стремления к независимости.

В 1850 году колледж перевели на Мэдисон-авеню и 49-ю улицу, добавили к базовому и медицинскому отделениям юридический факультет, и он стал похож на современный университет. В 1897 году он переехал в Морнингсайд-хайтс, на пересечение Бродвея и 116-й улицы, где остается по сей день. Этот академический городок, созданный по образцу афинской Агоры, представлял собой самую большую коллекцию зданий, построенных известной архитектурной фирмой «Макким, Мид и Уайт».

— А этот экспериментальный колледж?

— Я знаю только то, что прочла в новостях. Королевский колледж — это попытка введения альтернативной модели обучения. В нем преподают несколько лучших профессоров Колумбийского университета, однако главный упор делается на внедрение нового взгляда на образовательный процесс. Колледж пользуется репутацией «Лиги Плюща»,[12] хотя он самостоятелен и не зависит от основного университета.

— Кто там главный?

— Скоро мы это выясним. Фут сказала, что пригласит на встречу исполняющего обязанности ректора.

— Поедешь по Третьей авеню? Остановись на минутку на углу 17-й улицы.

Я остановилась перед магазином «П. Дж. Бернстайн».

— Есть хочешь?

— Нет, спасибо, я на работе салат поела.

Чэпмен вышел, а я припарковалась, вклинившись между двумя машинами. В знак уважения к Рождеству в витрине «Бернстайн» красовалось несколько крупных улыбающихся лиц Санта-Клауса. На прилавке, правда, стояла огромная менора[13] с электрическими свечами, а плакаты с синими, белыми и золотыми каемками желали клиентам магазина счастливой Хануки.[14]

Майк вернулся через несколько минут с банкой напитка из корнеплодов и двумя завернутыми в салфетку хот-догами с вываливающейся квашеной капустой и острым соусом.

— Я знаю правила. Никаких роняний на коврик. Никакого выковыривания в общественных местах квашеной капусты из зубов.

Он поедал свой обед, а я вела машину. Мы пересекли Центральный парк по 97-й улице и остаток пути на север к территории колледжа проделали по Амстердам-авеню.

— В Королевском колледже уже велись какие-нибудь расследования? — спросил Майк, слизывая горчицу с пальцев и потягивая напиток из корнеплодов.

— Ни одного.

— Наверное, это единственный колледж в Америке, где не произошло ни одного известного полиции преступления. Но подожди, когда эти ребята откроют для себя «Кэннон» и «Вест-Энд», — эти два бара — магниты для студенческой общины и рай для молодых кутил, попадающих в наши офисы со всеми проблемами, которые только может создать злоупотребление алкоголем.

У входа на Университетскую аллею на 116-й улице мы остановились перед маленькой будкой, и Майк показал свой полицейский значок шкафоподобному охраннику с каменным лицом. Тот едва оторвался от журнала с голыми девочками, который держал в костлявой руке.

— Не возражаете, если мы оставим машину внутри на пару часиков? Я везу племянницу на собеседование. Хочу уговорить их взять ее обратно. Ужасно, когда пропадают такие умы.

Даже не взглянув на нас, охранник жестом велел проезжать. Я нашла свободное место перед аспирантурой журналистики на углу Бродвея и припарковалась. Чэпмен взял меня под руку и помог выйти из джипа. Мы перебежали дорогу и, борясь с сильным ветром, потрусили к Клермонт-авеню.

Секретарь Сильвии Фут ждала нас. Она забрала наши пальто и проводила в маленький кабинет, выходивший на проспект и Барнард-холл напротив. Фут пожала нам руки и представила Паоло Рекантати, объяснив, что он является исполняющим обязанности ректора Королевского колледжа и бывшим преподавателем истории в Принстоне.

Рекантати пригласил нас сесть в черные кожаные кресла, спиной к большому эркеру. Сам он устроился напротив, в деревянном кресле с прямой спинкой, а Фут осталась за своим столом. Они ничего нам не предложили и ждали, когда я заговорю.

— Насколько вам известно, Сильвия, я почти два года работала с Лолой Дакотой в деле против Ивана. Уверена, она поставила вас в известность о намерениях прокуроров Нью-Джерси. Однако, несмотря на все их старания, смерть Лолы едва ли несчастный случай. Детектив Чэпмен и я приехали сюда, чтобы с вашей помощью выяснить, что происходило в ее жизни и кто еще, кроме Ивана, мог желать ей смерти.

Не успела Сильвия Фут открыть рот, как в разговор вмешался Рекантати:

— Я знаю, что входит в вашу компетенцию, мисс Купер. Вы хотите сказать, что кто-то напал на Лолу с целью изнасилования, а потом ее убил?

— У нас нет оснований полагать, что в…

— Тогда почему именно здесь замешаны вы? Разве по этому делу мы не должны работать с мистером Синнелези? Дело Лолы вели его люди.

— Дело Дакоты почти два года расследовала я. Я курирую не только сексуальные преступления, но и случаи насилия в семье. Дети, эмоциональные аспекты, нужды потерпевших — в таких ситуациях сталкиваешься со многими проблемами одновременно. Я знаю характер взаимоотношений Лолы и Ивана, большую часть ее биографии, довольно много интимных подробностей личной жизни. Если она стала жертвой нападения — убийства — в Нью-Йорке, отвечать за судебное преследование буду я.

Рекантати поджал губы и бросил косой взгляд влево — похоже, ждал подсказки от Фут. Он был высоким и худощавым. Пару минут он молча сидел, перекладывая ногу на ногу — единственный видимый признак беспокойства. Вероятно, до приезда на Манхэттен он ни разу не сталкивался с подобной ситуацией в своей идиллической «башне из слоновой кости».

Чэпмен передвинулся на край кресла и пристально смотрел на Рекантати:

— Неужели вы думаете, что если вы не дадите нам то, что нужно, мы просто свернем свои палатки и перейдем к следующему нераскрытому преступлению? Сколько здесь учится студентов?

— В Королевском колледже почти три тысячи, — тихо произнес он.

— А сколько в Колумбийском университете по соседству?

— Почти тридцать тысяч, — пробормотал он.

— Значит, начните тысяч с шестидесяти шести. Шестьдесят шесть тысяч матерей и отцов узнают об этом из вечерних новостей. Половина разбросана по стране. Они не захотят, чтобы их дети приезжали в город извращенцев и придурков.

Фут и Рекантати обменялись хмурыми взглядами.