Дж. Конрат - Виски с лимоном
Он внимательно следит за окнами, и вот шторы наконец падают. Отлично. Через несколько минут она спустится.
– У вас открыто?
Он поспешно опускает бинокль и оборачивается вправо. На него смотрит пацан, лет десяти, не больше. Черный ребенок, с большой головой и круглыми глазами.
Немало времени прошло с тех пор, как он в последний раз убил ребенка. Почти что в другой жизни. Еще до тюрьмы. Последней была маленькая девочка. Она играла перед своим домом. Он утащил ее, не планируя, чисто импульсивно. Она была такая маленькая и хрупкая. Вскрикивала, как ангел.
– Чего тебе надо?
– «Бом-Поп».
Он лезет в стоящий у него за спиной холодильник и вытаскивает порцию «Бом Попа». Первая за день продажа, если не считать халявы, что он подсунул тому козлу-патрульному. Мороженое стоит два доллара. Ему оно обходится оптом по десять центов. Поскольку он работает независимо, сам от себя, и фургон тоже его собственный, единственным накладным расходом является плата за бензин. Так что он не только имеет идеальное в юродских условиях прикрытие, но еще и получает прибыль.
Мальчишка платит мелочью, тщательно ее пересчитывая. Вонючка даже представить себе не может, насколько он близок к смерти. Один быстрый рывок за шиворот, и парень у него в руках. Он обегает глазами улицу и не видит ни души.
Но нет, не сегодня. На сегодня у него другие планы.
Парень вприпрыжку отходит, облизывая свое мороженое.
Парадная дверь открывается, и шлюха торопливо выходит на улицу. Он еще раз прокручивает в голове последовательность своих действий. Обогнать и остановиться у нее на пути. Выпрыгнуть из кабины. Быстро воткнуть иглу и втащить ее в грузовик. Больше десяти секунд на все про все и не потребуется. А потом она целиком в его распоряжении, так долго, как он сумеет продержать ее в живых.
Притопывая от нетерпения, он позволяет ей удалиться на квартал и только потом заводит мотор. Ладони потеют сильнее, и на него нападает внезапный приступ неудержимого хихиканья. Шприц у него в кармане с пятьюдесятью миллиграммами секонала. Не так уж много, но тише едешь – дальше будешь. Он вгонит секонал ей прямо в руку, и уже через пять секунд снадобье начнет действовать.
Сначала она впадет в апатию, сделается вялой и сонливой и потеряет ориентацию. Потом мышцы перестанут слушаться. Потребуется пять минут, чтобы она полностью потеряла контроль над своим телом и целиком оказалась в его власти, но до тех пор он уже должен иметь возможность управляться с ней без труда. Секонал имеет успокаивающее действие, и пока что все, на ком он его пробовал, становились податливыми, чуть ли не добровольно сотрудничали.
Когда он только добыл это лекарство, то упражнялся на пьяных бродягах. Они во множестве усеивают улицы Чикаго, выпрашивая милостыню. Первому он вкатил шесть кубиков, убив почти мгновенно. Потом уполовинил дозу, и следующий после нее так и не проснулся. Выяснилось, что для женщины достаточно от одного миллилитра до полутора, в зависимости от того, насколько она плотного сложения. Но эти шлюхи совсем не плотные. Они как скаковые лошади. Шлюхи, одним словом. Он хихикает.
Приближается нужный переулок. Он въезжает в него первый и останавливается перед ней, загораживая проход. Поблизости никого нет. Превосходно. Она приближается к грузовику, даже не замечая.
Эй, стой! Куда ты? Она переходит на другую сторону улицы! Наверное, с десяток раз он наблюдал, как она идет на работу, и никогда она не переходила улицу раньше перекрестка. Его мысли растерянно мечутся. Отменить операцию или действовать по наитию?
– Тереза?
Он выскакивает из своего фургона и движется ей наперерез, шприц крепко зажат в его правой руке.
– Тереза?
Она останавливается и смотрит на него. Он лучезарно улыбается. Улыбка обезоруживает людей. Походка у него быстрая, Но он добавил в нее упругости и старается выглядеть скорее деловито, чем угрожающе.
– Так и подумал, что это ты. Я Чарлз, помнишь?
Он говорит это обычным голосом, что слишком тихо для разделяющего их расстояния в двадцать футов.
– Что, простите?
Она чуть наклоняет голову набок. Ее поза не оборонительная, но на лице выражение замешательства. Она не может сообразить, знает его или нет.
Он делает еще два шага.
– Извини, ты, кажется, меня не помнишь? Я Чарлз.
Она слегка щурит глаза, пытаясь его вспомнить.
– Извините, но… – Она пожимает плечами.
– Ты хочешь сказать, что даже не помнишь мой фургончик? – Он делает к ней еще три шага и широко поводит рукой в сторону своего фургона с мороженым. – Я думал, ты хоть фургон вспомнишь.
– Послушайте… я опаздываю на работу…
– В «Монтесуму»? Ты ведь там работаешь, верно?
– Я вас когда-то обслуживала?
– Нет, – ухмыляется Пряничный человек. – Но все еще впереди.
Девушке не нравится его хитрый, плотоядный взгляд, и она подсознательно отшатывается от его приближающейся фигуры. Он улавливает это легчайшее движение, зная, что, если сейчас она даст деру или громко закричит, у него уже не будет следующего шанса.
– Вот, позволь мне… – Засунув руку в карман, он вытаскивает полную пригоршню четвертаков. Стараясь изобразить неуклюжесть, он делает так, что мелочь высыпается из его ладони, раскатываясь по всему тротуару. – Ай!.. Мой босс меня убьет!
Он опускается на колени и начинает собирать монеты, очень надеясь, что выглядит при этом по-настоящему жалко.
Должно быть, так оно и есть, потому что, поколебавшись всего несколько секунд, она подходит, намереваясь ему помочь.
– Спасибо. Здесь выручка за целое утро работы.
Она наклоняется, поднимает четвертак.
– Как, вы сказали, вас зовут?
Он оглядывается, нет ли свидетелей. Проходящий в конце переулка мужчина не обращает на них никакого внимания.
– Чарлз.
– А где мы с вами встречались?
Она протягивает руку, чтобы передать ему еще несколько монет. Он хватает ее за запястье и резко дергает девушку на себя – так, чтобы для случайного наблюдателя это выглядело как объятие, – одновременно втыкая в намеченное место иглу.
Она пытается вывернуться, но против нее много больше фунтов весу, и, будучи крепко прижата, она лишена необходимого рычага для маневра. Так и оставив шприц болтаться, он освободившейся рукой надавливает ей на затылок и с силой прижимает ее лицо к своему, поцелуем заглушая рвущийся с ее губ крик.
Он ощущает вкус ее страха. Но у нее хватает смелости его укусить, и это порождает в нем дополнительное волнение. Он тоже любит кусаться. Он впивается зубами в ее нижнюю губу, а затем ее тело начинает обмякать.
Наполовину толкая, наполовину таща ее за собой, он достигает грузовичка. Мимо проезжает такси, но не замедляет хода. Как только она оказывается в задней части фургона, он приковывает ее наручниками к металлическому брусу, который ранее привинтил к своему морозильнику. Потом выдергивает из ее руки шприц и кладет обратно в карман.
Тереза Меткаф трясет головой, словно пытаясь разогнать туман. Заметив наручники, она пронзительно кричит.
Сидящий на водительском сиденье Чарлз на всю катушку врубает музыку. Органная версия песни «The Candyman» трубным гласом гремит из динамиков. Он проверяет зеркала и осторожно выезжает из проулка. Она снова отчаянно кричит, но он уверен, что является единственным ее слушателем.
– Что кричи, что не кричи – так что лучше помолчи, – хихикает он.
Вот это денек! Уж денек так денек! И ночка тоже будет что надо!
Он купил три новые видеокассеты. Он намерен заполнить их целиком.
– Погоди, доберемся до моего дома, – говорит он, обращаясь к Меткаф. – Вот тогда тебе будет из-за чего поорать.
Но она уже в полуобмороке и не слышит.
Глава 8
– Как ты узнала, – причмокивая губами, говорит Харб, – что мне как раз хотелось съесть конфетку?
Я через плечо оглянулась на сидящего сзади напарника. Он сжимал в руке пакет с шоколадными конфетами, и глаза его оживленно блестели.
– Ты что, держишь в пиджаке аварийный запас? – спросила я.
– Я? Это твои. Они лежали на заднем сиденье.
– Где-где?
– Здесь, в твоей машине, на пассажирском сиденье.
Я завела мотор и озадаченно нахмурилась:
– Это не мои. Там не было записки?
– Не-а. Только конфеты. Может, от Дона? Я покачала головой и выехала со стоянки.
– Дон от меня ушел.
Бенедикт некоторое время осмысливал услышанное, лаская в руках упаковку с шоколадом.
– И как ты себя чувствуешь по этому поводу?
– Не знаю.
– Ты его любила?
– Не знаю.
– Ты по нему тоскуешь?
– Не знаю. Да. Пожалуй. Не уверена. Нет.
– Напомни мне, чтобы я никогда не заводил с тобой роман.
Я свернула налево, на Джексон-стрит, и взяла курс к больнице «Мерси-Хоспитал», где был выписан рецепт на лошадиную дозу секонала и где покойный доктор Бустер до девятого августа держал свой врачебный кабинет. Хотя расследование зашло в тупик, дело Бустера до сих пор числилось открытым. Ведущим следователем по делу был коп из полицейского отделения Палатайна по фамилии Ивенс. Харб оставил ему сообщение, в котором просил перезвонить.
