Жан-Марк Сувира - Фокусник
Лекюийе переменил обстановку в своей комнате. Он откопал в шкафу свою детскую палатку — подарили на Новый год, когда ему было семь лет. Это палатка на одного, в индейском стиле, вигвам из набивной ткани, натянутой на трубчатый каркас. Она долгое время стояла в его комнате и служила для него укрытием и убежищем. Иллюзорным убежищем, но все-таки. А потом, через год, жизнь его превратилась в ад, поскольку отец регулярно брал его за затылок и уводил к себе в спальню. Но если в такие моменты Арно прятался в своей палатке, отец не осмеливался вытаскивать его оттуда. Палатка была снабжена электрической лампочкой и подушкой.
Снова воздвигнув для себя это укрытие и поместив в него лампу, подушку и свою коллекцию, он подолгу сидит, раскачиваясь, закрыв глаза и скрестив ноги, как индеец. Но это сходство его не забавляет. Ему не до того. На коленях у него лежит его коллекция.
Однажды январским вечером, вернувшись с работы, Арно Лекюийе почувствовал, что больше не может и не хочет сдерживать свои порывы. Он направился в большой книжный магазин, прошелся по отделам и купил каталог заказов по почте, предварительно пролистав несколько подобных изданий. Этот поступок, совершенно тривиальный, если бы речь шла о среднестатистическом человеке, для Лекюийе явился началом подготовительного периода, стал для него своего рода сигналом к действию. Он решительно двинулся в тринадцатый округ, зная, что там расположено множество секс-шопов.
Остановив машину на улице Клиши, он пешком отправляется в квартал Пигаль. Он не хочет, чтобы его ассоциировали с его автомобилем. Войдя в секс-шоп, он осматривается, выискивая камеры видеонаблюдения. Обнаружив их, он всякий раз сразу же покидает заведение, не выдавая своих опасений. Ему нельзя фигурировать на записи. Попадая наконец в магазин, не оборудованный камерами, он разыгрывает из себя эдакого рассеянного посетителя, машинально рассматривающего все вокруг. Но вот его взгляд останавливается на порножурналах. За двенадцать лет их содержание сильно изменилось. Больше извращений, много зоофилии. Он ищет традиционное порно, а его становится все меньше и меньше. Тем не менее он все-таки находит нужные ему образцы в отделе уцененных товаров, покупает штук пять или шесть, расплачивается наличными и спокойно уходит, с журналами, упакованными в пакет без надписей и картинок. Затем в машине возвращается домой.
Хотя Лекюийе и возбужден, он продолжает действовать очень осторожно. Начиная с этого дня, он должен вести себя идеально и избегать оплошностей. В тюрьме он достаточно начитался и наслушался советов опытных людей и знает, что делать, но это все ему пригодится позже.
Прежде всего машину водить надо очень осторожно, всегда пристегивать ремень безопасности и до миллиметра соблюдать правила дорожного движения. Глупо привлекать внимание полицейских банальными нарушениями. Кроме того, следует при каждой возможности смешиваться с толпой, никому не смотреть в глаза, не переходить на бег — даже после того, как все произойдет; одеваться прилично и ничем не выделяться. К сожалению, от солнцезащитных очков пришлось отказаться. Но он носит их с собой на всякий случай. И тренируется, стараясь придать своему взгляду отчужденность и невыразительность. Тем не менее, оставаясь наедине с самим собой, в машине или, еще лучше, в палатке, он дает волю ярости и не противится появлению у него этого взгляда, полного ненависти.
Лекюийе дома. Как только дверь за ним закрывается, он со всеми своими покупками спешит в палатку, не забывая прихватить по пути ножницы и тюбик клея. Усевшись по-турецки в тесноте своего вигвама, он кладет на колени каталог заказов и торопливо его листает, добираясь таким образом до раздела, посвященного детской моде. Девочки его не интересуют, а потому он сосредоточивается на одежде для мальчиков. Рассматривает все внимательно. Некоторые манекенщики ему нравятся. Взяв ножницы, он аккуратно вырезает у семи или восьми из них головы. В палатке жарко. Лекюийе в своем мире. Он закрывает каталог и берет порножурналы. С ними дело обстоит проще. Здесь вырезаются парочки, преимущественно гомосексуальные. Закончив, он подклеивает головы детей поверх к выбранным фигурантам. Результат поразителен, от него бросает в дрожь: тела взрослых в порнографических позах с головами десятилетних детей.
Да, он сумеет завершить свою коллекцию. Наконец-то. Это всего лишь начало. Сравнивая получившиеся картинки с фотомонтажом, выполненным двенадцать лет назад, он видит, что лица у детей теперь другие, а вот тела взрослых почти не изменились. Он рассматривает свою маленькую коллекцию, сделанную до тюрьмы: всего восемь двусторонних листов.
Лекюийе мастерит новые коллажи. Фото располагаются на страницах слева. Новые он помешает на следующие пять левых страниц. Те, что справа, остаются пустыми. Он листает альбомчик, возвращаясь к первым листам, и, закрывая глаза, проводит рукой по правым страницам, едва касаясь их, предаваясь чувствам и воспоминаниям. Эмоции охватывают его, он дрожит. Тогда он открывает глаза и спокойно захлопывает альбом. Он сказал своим демонам «да», трепеща от страха и желания одновременно. Он выходит из своего вигвама и, одетый, ложится на постель. Завтра ему снова предстоит идти к клиентам, а что будет дальше, никто не знает. Он засыпает глубоким сном, полным кошмаров.
В кабинете Венсана Кальдрона сидит молодая пара: обоим лет по двадцать, руки за спиной закованы в наручники. Кальдрон задает вопросы, юный лейтенант стучит по клавиатуре — вводит в компьютер показания девушки и молодого человека. Иногда он повторяет формулировки вслух, продолжая печатать, чтобы уточнить уже запротоколированные данные.
Людовик Мистраль присутствует при этом: стоит потихоньку за их спинами, прислонившись к двери. Процедура проходит свою последнюю стадию, пара делает признание.
— Да, я являюсь организатором вооруженного ограбления табачного магазина на улице Амло, — тихо произносит молодой человек.
В кабинете повисает тягостное молчание.
— Кто стрелял? — сухо спрашивает Кальдрон.
Можно было бы спросить так: «Кто в упор застрелил владельцев магазина из помпового ружья?» — но Венсан имеет большой опыт проведения дознаний; он тонкий психолог и знает, как много зависит от формулировки вопроса. Смысл один и тот же, но слова разные. Если выразиться слишком резко, тот, кто совершил непреднамеренное убийство, может замкнуться, осознав «истинную реальность» своего деяния. Услышав вопрос: «Кто стрелял?» — заданный бесцветным тоном, будто «просто для информации», пара переглядывается, тишина и напряженность становятся физически ощутимыми.
Лейтенант, уставившийся в монитор компьютера, знает, что допрос достиг решающего момента, и поэтому старается оставаться незаметным. Мистраль все время молчит. Являясь знатоком в такого рода делах, он, несомненно, одобряет тактику, избранную Кальдроном. А тот выжидает, понимая, что проявлять поспешность в подобном деле нельзя. У него есть сведения о совершивших вооруженное ограбление, но нет информации о том, кто стрелял. Свидетелей нет. Если у парочки хватит сообразительности, они могут направить фликов по ложному следу, измыслить некоего третьего подельника, известного им якобы только по имени, и его адрес им, дескать, неизвестен, — и тогда об установлении истины можно будет забыть. За активное участие в вооруженном ограблении полагается от семи до восьми лет, за убийство — двадцать.
Пока пара молчит, Кальдрон как бы машинально, с нарочитой небрежностью перебирает материалы дела. Вещественные доказательства. Обнаруженное на месте преступления помповое ружье — без каких-либо следов и отпечатков, — телефонные карточки и коробки сигар, изъятые при обыске у них дома. Кальдрон не торопит события. Теперь у него в руках заключение научно-технического отдела полиции, но оно не содержит ничего, что позволило бы установить того, кто стрелял. Но всем своим видом Кальдрон как бы говорит: «С уликами, имеющимися в моем распоряжении, я вполне могу вас утопить».
Он снова смотрит на них, почти ласково, и спокойно произносит:
— Так что?
— Это я.
Голос девушки еле слышен.
Кальдрон, не проявляя каких-либо эмоций, спрашивает, как она это сделала. Молодой лейтенант замер, он ждет от Кальдрона соответствующей отмашки.
Наконец тот говорит:
— Ну хорошо, теперь мы все это зафиксируем в письменном виде.
И поворачивается к лейтенанту:
— Поехали.
Мистраль ждал развязки дела, неподвижно стоя у двери. По окончании процедуры он жестом поздравил Кальдрона с успехом, подняв вверх большой палец правой руки, и тихонько вышел из кабинета; пара при этом даже не обернулась в его сторону.
4
Лекюийе предупредил своего шефа накануне. На следующий день, в половине десятого утра, ему предстоит явиться к судье по исполнению наказаний. Во Дворец правосудия он направился на метро. И это позволило ему вжиться в образ бедняги, обиженного жизнью. Его походка и осанка внушают скорее жалость, чем страх. Он доволен своим отражением в окнах вагона. В приемной Дворца правосудия он робко сжимает в правой руке повестку. Секретарша не глядя указывает ему, куда идти. И вот он сидит на скамье рядом с прочими условно-досрочно освобожденными, ожидающими встречи с судьей. В коридоре дежурят жандармы. Сгорбив плечи, Лекюийе безучастно рассматривает свои ботинки. Судья опаздывает уже на час, Лекюийе не проявляет ни малейшего нетерпения. «Люди, покорные своей судьбе, ведут себя именно так», — говорит он себе.
