Саша Аранго - Правда и другая ложь

Он проснулся от скрежета автоматических жалюзи. Солнечный свет ворвался в комнату. Генри сбросил одеяло. Тень от напрягшегося в утренней эрекции члена показывала четверть восьмого. Пончо спал рядом с кроватью на полу. Генри выпил кофе, тщательно принял душ и достал из шкафа походные сапоги. Увидев сапоги, Пончо бросился к двери и принялся плясать перед ней, неистово виляя хвостом. Опередив Генри, он подбежал к машине и вспрыгнул на пассажирское переднее сиденье. Настало время утренней прогулки.

Для того чтобы окрестные жители не пронюхали о его утренних прогулках с собакой, Генри выбирал для них отдаленные места, в сотне километров от дома. Автор нашумевших романов, в конце концов, не обычный скиталец. Пользуясь точной армейской картой, на которой были отмечены самые крохотные лесные тропинки, он за последние два года открыл для себя множество нетронутых лугов и лесов, успел побродить по живописным болотам и дальним полоскам побережья, увидел множество редких птиц и зверей и при этом еще и похудел. Заблудиться не было ни малейшей опасности, так как двести двадцать миллионов обонятельных клеток Пончо помогали ему безошибочно находить дорогу к машине.

На этот раз Генри выбрал участок леса, расположенный в сорока километрах от дома. Они с Пончо уже бывали здесь несколько раз. Генри остановил машину на небольшой тенистой полянке. Где-то поблизости между папоротниками шумел водопад. Пахло свежей смолой, солнечный свет, проникая сквозь ветви, отражался от листьев миллионами ярких бликов.

Из кармана куртки Генри извлек телефон и вставил в него аккумулятор. Он никогда не звонил Бетти дважды из одного и того же места. Это была мера предосторожности, усвоенная за годы прогулок по безлюдной глуши. Он набрал код и стал ждать. Собственно, для всех этих ухищрений не существовало никаких причин – телефон был предоплачен. Карточку можно было купить на любой заправке – практично, дешево, анонимно. Генри любил быть инкогнито.

Бетти ответила сразу, после первого же гудка. Голос ее звучал приглушенно – она курила.

– Ты все ей сказал?

– Я расскажу тебе об этом сегодня вечером. Ты в издательстве?

– Нет, я сегодня дома. Как она отреагировала?

Генри выдержал многозначительную театральную паузу. Такие паузы отлично срабатывают при телефонных разговорах, тогда как при личном контакте безотказно действует загадочная улыбка. Способ весьма действующий.

– Марта повела себя на удивление мужественно.

Он услышал металлический щелчок зажигалки и представил себе, как Бетти затягивается ментоловым дымом.

– Мореани меня уволит, если узнает.

– От Марты он ничего не узнает.

– Ты уверен?

– На сто процентов.

– Но она, должно быть, сильно на меня злится, да?

– Конечно, злится. Боишься за работу, Бетти?

– Я? Ни капельки, но мне просто будет очень неприятно. Если честно, мне немного стыдно.

– Почему тебе стало стыдно только теперь?

Бетти сделала глубокую затяжку. Генри явственно представил себе раскаленный кончик сигареты.

– Что это значит, Генри? Ты думаешь, мне все равно?

– До сих пор тебе было все равно.

– Мне никогда не было все равно. Ты снова становишься бесчувственным, как лед. Не стоит все взваливать на меня. Я понимаю, как тебе сейчас тяжело, но прошу, не надо винить во всем только меня.

– Все очень просто – это правда.

– Конечно, конечно, все очень просто. Я не могу себе вообразить, что думаешь ты.

«Пусть лучше будет так», – подумал Генри. Пес уловил какой-то запах и, петляя, бросился прочь по росистому лугу.

– Уж не думаешь ли ты, что я преднамеренно забеременела от тебя, Генри? Говори честно.

– Я всегда честен с тобой, дорогая. Всегда.

Эта мысль до сих пор не приходила ему в голову. Но теперь, когда Бетти высказала ее вслух, он подумал, что это вполне возможно. Бетти было почти тридцать пять, она долго ждала, но Генри ничего ей не предлагал, а теперь он стоит перед свершившимся фактом.

– Давай заканчивать, Бетти.

– Что ты имеешь в виду?

– У меня заканчивается время. Осталось тридцать секунд. Мы поговорим сегодня вечером.

– Ты меня пугаешь, Генри. Ты действительно так думаешь?

– Отчасти да, но терпение, я приеду в восемь часов. Кстати, прекрати курить, это вредно для нашего ребенка.

– Хорошо, милый. Ты…

– Что?

– Я тебя люблю.

– Ты заблуждаешься.

– Ты всегда так говоришь. Прими это и смирись. Я тебя люблю, люблю, люблю. Я тебя целую.

Генри извлек аккумулятор из телефона, снова став невидимкой. Бетти боится, что Марта пожалуется на нее Мореани, и боится не зря, так как своим положением главного редактора она обязана именно Марте, хотя и не подозревает об этом. Мореани ее уволит, так как она не сможет объективно относиться к работе. Но ничего, это пойдет ей на пользу. Бетти думает только о себе, и он, Генри, стал лишь частью ее амбициозных планов. Так что ее неудачи его не расстроят. Бетти слишком эксцентрична, она хочет успеха и одновременно уюта – хочет жить в глуши, но с центральным отоплением. В глубине души она развращена и бессовестна, как, впрочем, и он сам. Все это сильно упрощает дело.

Генри свистнул, подзывая собаку, бегавшую в сотне метров от полянки. Кажется, Пончо во что-то вцепился зубами – и выглядел при этом просто великолепно. Генри пересек полянку, утопая сапогами в песке. Для охоты на зайцев ховаварт слишком тяжел и медлителен, но то, что лежало перед псом, было больше зайца. Чем ближе подходил Генри, тем ожесточеннее рвал Пончо зубами свою добычу. С расстояния в двадцать шагов Генри понял, что это косуля. Пес вырвал огромный кусок мяса из ее бедра, и задняя нога болталась на лоскутке кожи.

Косуля еще дышала. Может быть, она была уже подранена или больна. Животное посмотрело на Генри немыслимо умоляющим взглядом, когда Пончо снова вонзил зубы в его плоть. Дрожа, косуля подняла голову, вывалив синеватый язык и прерывисто дыша.

– Пончо, к ноге!

Пес оторвал еще кусок мяса, ворча, улегся в нескольких метрах от Генри и принялся поедать добычу. Генри опустился на колени рядом с умирающим животным. Покрытое белым мехом брюхо было вспорото, словно ножом, из раны выглядывали кишки. Все ее существо хотело жить. Генри торопливо ощупал карманы, не обнаружив ничего, кроме телефона. Он погладил косулю по теплой, бешено пульсирующей шее, огляделся, но рядом не оказалось и камня, которым можно было бы одним ударом прикончить животное.

Тогда Генри обеими руками сдавил косуле горло. Она забилась, стараясь вырваться, но Генри не отпускал, пока не наступила милостивая смерть. Разжав руки, Генри погладил теплый труп. Жизнь покинула зверя. Сидя рядом с телом, Генри задумался о прощальном подарке для Бетти. Конечно, она придет в ярость. Она будет разочарована. Но разве разочарование – это не конец всякого очарования? Метеорологи обещали на вторую половину дня дождь. Через десять часов он скажет об этом Бетти.

V

В длинном коридоре уголовного суда было безлюдно. Гисберт Фаш, забыв о головной боли, сидел на деревянной скамье у окна, обхватив обеими руками коричневую папку. Мимо него проходили люди – одни торопливо, другие не спеша – и исчезали за серыми дверями кабинетов. В подвале уголовного архива Фаш обнаружил два серых регистратора в ящике с прикрепленной к нему табличкой с вопросительным знаком. На этом знаке какой-то бюрократ неимоверными каракулями начертал слово «уничтожить», после чего о ящике благополучно забыли. Это была бесценная находка – да здравствует бюрократическая неряшливость!

Постановления суда по поводу дела Хайдена были короткими и на первый взгляд не содержали ничего интересного. Сухим юридическим языком они констатировали, что 2 декабря 1979 года без вести пропала мать Генри, Шарлотта Хайден, урожденная Бунткнопф. Так как никто не заявлял об ее исчезновении, то никто и не стал ее искать. В следующем абзаце речь шла о смерти налогового инспектора Мартина Э. Хайдена, который поздним вечером того же дня, находясь в состоянии сильного алкогольного опьянения, упал с лестницы и получил смертельную травму. Связь между этими двумя событиями установлена не была, об убийстве речи не шло. Определенно эта трагедия, сама по себе достаточно загадочная и ужасная, могла сломать психику девятилетнего мальчика – сделать его гением, преступником или на всю жизнь лишить дара речи.

О местонахождении ребенка, Генри Хайдена, было сказано лишь вскользь. Определение его в то или иное учреждение было выделено в отдельное производство. Так как никто, по-видимому, не рассчитывал, что мать найдется, мальчика официально объявили сиротой и постановили отправить в сиротский приют.

Генри лгал и тогда. Не было никакого катастрофического кораблекрушения, в котором утонули все, кроме него. Его отец был не охотником на крупного зверя, а всего лишь налоговым инспектором, занимавшимся взиманием налогов на собак. Маленький Генри не был единственным спасенным пассажиром судна, утонувшего в ледяных водах Северного моря. Он просто остался один. К тому же он страдал недержанием мочи, был патологическим лжецом и непредсказуемым психопатом.