В зеркале Фауста - Артур Гедеон
И тут он что есть силы закричал:
– Да где же вы, остолопы, где вы?!
После этого крика входная дверь едва не вылетела. В гостиную домишки ворвались трое в черных куртках, в черных вязаных шапочках и черных повязках, закрывающих лица до глаз. Один был высокий старик, другой – кривоногий дедок-коротышка, третий – моложавый мужчина атлетического сложения. Все трое наготове держали револьверы. Ворвались и замерли, глядя на зеркало, откуда на них сейчас с гневом, яростью и ненавистью смотрела женщина в старинном платье.
– Что так долго? – рявкнул Горецкий. – Да стреляйте уже, чего тянете?! Я готов – готов сдохнуть!
Трое долго не думали. Вытянули руки с револьверами, нацелились на него и дали первый залп. Тело Горецкого выгнулось, он отступил от ударной волны в сторону зеркала, а потом залпом прозвучали и другие выстрелы. Они целились ему в грудь, били в зеркало, которое тотчас покрылось трещинами, и в женщину, которая стояла в темном коридоре за преградой. Она тоже дергалась от попаданий, теряя силы и отступая назад. Серебряные пули не шутка! Но, Господи, что было с ее лицом! Она превратилась почти что в зверя в эти мгновения, в раненого монстра, которому хочется одного – разорвать всех на части. Но досмотреть на деяния рук своих бесстрашные стрелки не успели – зеркало обрушилось и рассыпалось, открыв за собой заводскую фанеру.
А потом в эти осколки, держась за раны, рухнул на колени и Горецкий.
– Благодарю, господа, – едва прошептал он. Но ему хватило сил пошутить: – Быть на вершине мира, курить на Луне бамбук, – он уже едва хрипел, – владеть Еленой и сдохнуть от рук таких болванов! – Он уже захлебывался кровью. – Как же низко я пал…
И повалился набок. Глаза его стали пустыми. Горислав Игоревич умер почти сразу же, сжавшись на боку в позе зародыша, стиснув что есть силы руки на груди и поджав к животу колени.
Крымов, Долгополов и Разумовский, в масках похожие на комических грабителей, стояли над ним и молчали, глядя, как бурая кровь растекается по полу и между осколками зеркала.
– Дело сделано, – резюмировал Крымов. – Из праха в прах.
– Он выбрал мудрый конец своей жизни, – подхватил Кирилл Кириллович, пряча револьвер в карман пальто. – Теперь он им не достанется – в его голосе я слышал неподдельное раскаяние.
Долгополов мрачно хмыкнул:
– Прощайте, Иоганн Фауст! Пятьсот лет я бегал за вами по пятам! И вот он – финал. Где же литавры и медь?
– Агриппа Неттесгейм тоже был бы доволен, – вздохнул детектив.
– Еще как был бы доволен! – согласился Антон Антонович. – Ну что, пора валить из этого дома? Скоро сюда понаедут ваши бывшие коллеги, Крымов. Попробуй объясни им, кто это был, кто мы сами и что тут произошло.
– Да, – согласился детектив. – Уходим по-английски.
Кирилл Кириллович и детектив уже подходили к дверям, когда коротышка-старик, поотстав, оскорбленно засопел у них за спиной:
– И все-таки…
– Что? – Крымов и Разумовский обернулись одновременно.
– Мы остолопы и болваны? – взглянув на труп, с опозданием возмутился Антон Антонович. – Я остолоп и болван?! Каков же наглец этот профессор философии! В аду ему было бы самое место.
Эпилог
1
Утром они вылетели в Царев, надо было поскорее смотаться из города, где они совершили столь злостное преступление, а в обед уже сидели в садике у Антона Антоновича Долгополова и пили чай с вареньем. Под наливку и пирожки.
– Так значит, вы Зорро? – отчасти скептически спросил Крымов.
– А чем плох? – возмутился недоверием коллеги Антон Антонович. – Чем плох?
– Да нет, всем хороши.
Долгополов прищурил глаза на гостя:
– Вам рапиру показать?
– А у вас есть рапира?
– У меня-то есть. А у вас?
– А у нас в квартире газ, – отшутился детектив.
– Вот и я о том же. У вас есть рапира, Крымов?
– У меня рапиры нет.
– Ну вот, какой вы тогда Зорро? А вот у меня есть.
– А я и не претендую на столь почетное звание, между прочим.
– А вы попретендуйте! Кто вам сказал, что это не обо мне слагали легенды? Что это не я был народным героем Латинской Америки?
Крымов вздохнул:
– Давайте-ка лучше выпьем, а то вы какой-то нервный больно, Антон Антонович. Поездка в Москву на вас подействовала удручающе. Да еще перелет в Сибирь, там и совсем ужас был. Я сам едва оклемался…
Андрей разлил наливку по стопкам. Но в Долгополове все еще бурлило и клокотало подозрительное возмущение.
– Знаете, сколько этой рапире лет?
– Ну сколько? Сколько вашей рапире лет?
– Много!
– Я так и думал.
Они выпили.
– Двести! А знаете, кто мне ее подарил?
– Кто?
– Конь в пальто. Симон Боливар, вот кто. Мой старинный друг, между прочим. Или вы считаете, что Зорро должен обязательно быть двухметрового роста, как каланча?
– А, вот откуда ноги растут, – понял Крымов. – Теперь ясно. Рост! Давайте выпьем еще. Подобреете, может быть.
– Может быть, и подобрею. А может быть, и нет. Давайте выпьем и тогда посмотрим.
Они выпили еще. Молчком закусили яблоками из сада Антона Антоновича.
Крымов бросил вопросительный взгляд на старшего товарища:
– Значит, вы уверены, что Агриппа Неттесгейм – это…
Последнее слово, местоимение, так и застыло у него на устах.
– Уверен.
– На все сто?
– На все тысячу.
– Ясно.
– Тогда скажите, Антон Антонович, как же пятьсот лет назад Фаусту удалось вырваться из лап своего нанимателя? Я все-таки не совсем понимаю.
– Договор, – задумчиво кивнул бодрый старик. – Все дело в договоре, подписанном кровью. – Он потряс съеденным на треть яблоком. – Эта святыня, Крымов, ненарушима, а Фауст оставил в нем для себя лазейку!..
2
Они остановились на дороге среди зеленых горных вершин, которые открывали панораму небольшой альпийской деревушки Кицбухель на берегу волшебного горного озера Аден.
Агриппа Неттесгейм держал узду своего черного коня, Антоний Августин – осла Апулея. Бодрый старик ничуть не изменился за прошедшие годы, а вот рыцарь осунулся лицом, и бороду его побила седина. Но глаза горели все тем же праведным огнем, как и прежде. Сердце его было все еще крепко и молодо и готово к бою.
Это было долгое время поиска, но вот и оно подошло к концу.
Они въехали в горную деревушку. В таких вот закутках, подальше от цивилизации, и селятся изгои и беглецы. Запирают двери на десять замков, и даже ближайшие соседи видят «этих чужаков» крайне редко.
– Где у вас живет Йозеф Фукс? – спросил рыцарь у первой молодой крестьянки,
