Остров пропавших девушек - Алекс Марвуд
Ворота заперты изнутри. Сенсоры регистрируют прибытие машины — она видит, как створки чуть двигаются взад-вперед в своих пазах, пытаясь открыться, но каждый раз безуспешно.
— В чем дело? — спрашивает она.
— Не знаю, мадам, — отвечает водитель.
— Может, тогда ты выйдешь из машины и позвонишь? — раздраженно бросает она.
В зеркало заднего обзора Татьяна несколько мгновений видит его взгляд. Потом он отстегивает ремень безопасности, выходит, нажимает на кнопку звонка и застывает в ожидании, перекатываясь с пятки на носок.
Никто не выходит.
Водитель возвращается, садится обратно за руль и говорит:
— Никто не отвечает, мадам.
— Ах, спасибо, — язвит она, — сама бы я не догадалась.
И вновь мельком ловит в зеркале его взгляд.
Она достает из своей крохотной сумочки телефон, собираясь позвонить охраннику, но вдруг понимает, что не знает его имени.
— Как зовут нашего секьюрити?
— Пауло, мадам.
Она листает список контактов. Ни одного Пауло среди пяти тысяч имен.
«Чертова Нора! — думает она. — Все наперекосяк!»
— Помоги мне, — произносит она, — я сама открою.
Требуется целая минута, чтобы вытащить ее из автомобиля, и к воротам Татьяна выходит уже в полном бешенстве. Она звонит Мерседес, чтобы устроить ей взбучку, потому что не знает, кому еще позвонить. После пары гудков она слышит голос Мерседес, отвечающий ей на кастелланском.
— Мерседес! — орет она. — Какого черта! Я стою у ворот, но здесь реально никого нет. Куда вы все подевались? А ты сама? Почему тебя нет? Ты не можешь сваливать, когда тебе заблагорассудится. Ты же знаешь, что для этого тебе нужно разрешение. И где этот долбаный Пауло? Что, за воротами вообще никто не следит? А если бы это была не я, а банда грабителей или что похуже, а? Для чего вас, на хрен, вообще тогда здесь держат?
Татьяна нажимает кнопку отбоя и сует телефон обратно в сумку, по ходу репетируя в голове не столько гневную, сколько скорбную речь, которую надо будет произнести завтра перед тем, как уволить охранника. После чего вбивает код, открывает вмонтированную в ворота дверь и переступает порог.
Яркий свет и мертвая тишина. Татьяна подхватывает юбки, семенит по двору, проходит в дом и кричит:
— Эй! Эй! Есть здесь кто-нибудь, черт бы вас побрал?
Без ответа.
В чем дело? Что здесь, на хрен, происходит?
Направляясь в гостиную, она мельком бросает взгляд на комнату охраны и видит, что дверь широко распахнута, а внутри горит свет. Ей становится не по себе, ведь код доступа есть только у одного человека — которого, очевидно, здесь нет.
Татьяна достает из сумочки телефон и сжимает его в руке, готовясь в любую минуту набрать экстренный номер. Потом осторожно ступает в sala, держась начеку, чтобы при малейшей опасности убежать.
Они все там: повар, прачка, вторая экономка, поваренок, даже садовники. Сидят на диванах, на столике перед ними открытая бутылка граппы. Без униформы. А на Стефани, если присмотреться, и вовсе пижама и халат.
— Какого черта? — спрашивает она. — Вы что, серьезно? Что это вы здесь устроили? Это что, вечеринка?
В ту же секунду они поворачиваются к ней, и только тогда она понимает, что они сидели в полной тишине. Каждый из них смотрит на нее так, будто с ее рук капает кровь.
Она чуть не давится словами, но ей не впервой скрывать шок. Присущее ей умение не выказывать на лице ни единой эмоции вошло в легенды — по крайней мере, ей самой так кажется.
— Ну привет, — говорит она и одним движением пальца нажимает кнопку быстрого набора номера отца, дожидается соединения с голосовой почтой — во время вечеринок он никогда не берет трубку, считая это обязанностью прислуги, — подносит телефон к уху и говорит: — Папуля? В доме происходит что-то странное. Тебе сюда лучше не возвращаться.
В этот момент из-за спины к телефону тянется рука и выхватывает его. Обернувшись, Татьяна видит перед собой Пауло — с лицом чернее тучи.
— Это я заберу, — говорит он.
[27] Красота требует жертв.
63
Мерседес
В недрах корабля жарко. Мерседес ждет, свернувшись калачиком на койке в каюте прислуги. Чуть дальше по коридору, буквально через пару дверей, кто-то лупит молотком, грохоча металлом о металл. Из радио льется диско, которому подпевает глубокий мужской голос. Это устраняет какую-то неисправность инженер, которому на рассвете придется сойти на берег. Отправляясь на мальчишник, Мэтью берет с собой только Филиппа.
А ведь он знает. Не может не знать. Именно поэтому работает столько лет, получая в тройном размере зарплату и щедрые отпускные. Все эти мужчины. Вьют гнездышки, посылают дочерей учиться в частные школы, а на все остальное закрывают глаза, потому что какая, в сущности, разница, если в мире станет на одну самку меньше — особенно там, где жизнь ценится так дешево.
Она просыпается, даже не успев осознать, что ее сморил сон. Включился двигатель, и ее крохотное убежище содрогается мелкой дрожью.
«Он здесь. Мы отчаливаем. Лишь бы только Феликс получил мое сообщение».
На какой-то миг ей в голову приходит мысль включить маячок, но она ее с ходу отвергает. Если радар есть на небольшом катерке Феликса, то на «Принцессе Татьяне» он в десять раз лучше. А как только на яхте засекут маячок, тут же поднимется тревога.
«Я верю ему. Он не дурак. Он знает, где меня искать».
Мерседес ждет в темноте, пока вибрация не сменяется пульсацией, пока по тихой качке койки она не понимает, что корабль вышел в открытое море и набрал скорость. После чего покидает каюту и вновь ступает на территорию Мэтью Мида.
Вдруг она слышит его голос, неподвижно замирает. Сражается с желанием ползком вернуться в свое убежище. Но Мэтью никогда не спускался еще на один пролет вниз. Ни разу в жизни. Никогда не наведывался к прислуге, ни здесь, ни где-либо еще. Он стоит на каютной палубе и говорит по телефону. Орет, потому что пьян, а рядом нет никого, кто мог бы его услышать.
— Да! Пропала! — орет он. — Исчезла бесследно, сучка! А сраный Филипп ни хрена не заметил!
Он явно только что из Татьяниной каюты. От воспоминаний у Мерседес внутри все сжимается. Он болен. Иначе и быть не может. Пытать до смерти юную девушку в окружении милых безделушек своей дочери, которой уже стукнуло сорок? Животное, которое любуется собой в зеркало, когда снимает своих «друзей».
Некоторые животные не поддаются лечению. И всем будет лучше, если их просто уничтожить.
«О господи, как же я была слепа. Она лазила по нему, как маленькая обезьянка, плюхалась к нему на колени, он вдыхал аромат ее волос, а мне все было невдомек. Но откуда же мне было знать? Ребенком ты знаешь только то, что можешь представить. А странное поведение ровесников списываешь на дурной характер. Тебе даже в голову не приходит, что за этим может стоять что-то еще. Это
