Джой Филдинг - Не делись со мной секретами
Джесс мотнула головой, почувствовав, как из горла выскочило слово, но не слетело с уст, оно прозвучало еле слышно.
– Нет.
– Нет? Вы сказали нет? – заржал он. – Неправильный ответ, Джесс.
Она почувствовала себя так, как будто уже стояла голая под его взглядом. Джесс содрогнулась от ощущения холода. Она представляла себе, как его руки сжимают ее тело, зубы кусают ее грудь. Она знала, что он станет истязать ее, мучить, перед тем как убить.
– Не ждите от меня этого! – услышала она свои слова.
– Тогда я пристрелю вас, – он пожал плечами, как будто другой логической альтернативы у него не было.
Сердце Джесс стучало так громко, что грозило выскочить из груди. Как в «Чужестранце», подумала она, поразившись тому, что на ум ей приходят такие тривиальные вещи. Она как будто пылала в огне, потом опять дрожала от холода. Как он может сохранять такое спокойствие?
– Вы пристрелите меня в любом случае.
– Ну нет. Честно говоря, я собирался придушить вас руками. Но если будет надо, то пристрелю. – Он заулыбался еще шире, осматривая ее фигуру взглядом, похожим на выводок мелких змей. – Сначала я выстрелю вам в плечо. Или, может быть, в колено. А может быть, в мягкую часть ноги возле вашего паха. Да, мне это чем-то нравится. Чтобы вы стали немного посговорчивей.
Джесс почувствовала, как пуля пронзила ее плоть возле бедра, хотя знала, что он еще не стрелял. Она чуть не падала, так дрожали у нее ноги, В желудке стало крутить, появилась угроза ее дальнейшего унижения. Если бы мне только удалось сделать так, чтобы он продолжал говорить, думала она, Разве не так это делается в фильмах? Там они разговаривают, и кто-то обязательно появляется в самый последний момент и спасает человека. Она выдавила из себя:
– Вы выстрелите, и это насторожит соседей.
Это замечание не произвело на него никакого впечатления.
– Вы так думаете? Вроде бы дома никого не было, когда я пришел сюда. А теперь снимайте с себя одежду, мне это начинает надоедать, а когда мне все надоедает, то я веду себя в постели несколько грубовато.
О Господи, подумала Джесс, О, Господи, Господи, Господи!
– Как вам удалось проникнуть в квартиру? – спросила она, соображая, откуда же доносился ее голос, Голос был словно отсоединен от Джесс и теперь свободно плавал по комнате.
– Не изобрели еще таких замков, которые помешали бы мне войти в помещение. – Он опять загоготал, явно наслаждаясь собой. – Думаю, что то же могу сказать и о женщинах, – Он взвел курок, – Так, у вас тридцать секунд, чтобы сбросить с себя всю одежду и лечь на кровать.
Джесс ничего не ответила. Во рту у нее все пересохло.
Где-то сзади нее громко затикал будильник, отсчитывая секунды подобно часовому механизму у готовой взорваться бомбы. Вот как может закончиться вся жизнь, думала она, не в силах проглотить подступившей к горлу комок, не в силах вдохнуть, ужас сковал все ее существо.
Что же ее ждет, думала она. Яркая вспышка света, длинный туннель, чувство покоя и умиротворения, как нередко рассказывали те, которые утверждали, что они умирали и снова воскресали? Или же просто тьма? Она просто перестанет существовать? Когда все кончится, останется ли она совсем одна или же дорогие ей люди встретят ее там? Она думала о своей матери. Увидит ли она ее наконец, узнает ли, что уготовила ей судьба? Не то же самое произошло и с ней? Бог мой, думала Джесс, грудь ее теснило, как будто она готова была расколоться надвое. Испытала ли ее мать такой же ужас и боль перед смертью? Пережила ли ее мать то же самое?
И как подействует все это на отца и сестру?
Когда она не будет подавать о себе вестей, когда они не смогут дозвониться до нее. Барри, вероятно, будет уверять их, что она просто не хочет связываться с ними, что она просто куда-то уехала на несколько дней, что она слишком самолюбива, чтобы понимать, какую она им причиняет боль, что, может быть, подсознательно она наказывает их таким образом. Пройдет не мало дней, прежде чем они серьезно отнесутся к ее исчезновению, прежде чем вызовут полицию для осмотра квартиры. В квартире останутся явные следы борьбы. Пятна крови на ее кофточке будут проанализированы, установят, что это ее кровь. Не останется следов изнасилования. Не будет обличающих отпечатков пальцев. Дон обратит подозрение на Адама. Пока во всем разберутся, Рик Фергюсон окажется далеко.
– Не заставляй меня повторяться, – говорил между тем Рик Фергюсон.
Джесс глубоко вздохнула и стала через голову стягивать с себя свитер, нежные волосики на ее руках, казалось, сопротивлялись, вставали дыбом. Ее кожа затрепетала, как будто вместе со свитером она сдирала с себя ее куски, как будто с нее заживо сдирали кожу. Свитер упал на пол.
– Очень мило, – похвалил он. – Мне всегда нравились черные кружева. А теперь скидывай все остальное.
Джесс наблюдала за происходившим как бы с огромного расстояния. На память ей пришли рассказы тех, кто уверял, что пережил смерть. Разве не говорили они постоянно о том, что оставляли свои тела и поднимались вверх, наблюдая за происходящим с высоты? Может быть, именно это и происходит с ней сейчас? Может быть, ей не удалось убежать из гостиной? Может быть, проволока все же перерезала ей горло, убила ее? Может быть, она уже умерла?
Но, может быть, у нее еще сохраняется возможность спастись, подумала она, чувствуя, как новый прилив энергии разметал ее домыслы, убедив ее в том, что она еще жива, что она еще что-то может предпринять. Используйте все, что есть под рукой, мысленно услышала она слова инструктора Доминика в тот момент, когда продела пальцы под эластичный ремень своих шерстяных брюк. Что же именно, соображала она, напрягая до боли голову. Ее бюстгальтер? Может ли она удавить мужчину кружевным лифчиком? А что, если попробовать задушить его кашемировым платком?
Можно ли что сделать туфлями, думала она, снимая неторопливо руки с пояса. Рик Фергюсон нетерпеливо подергал пистолетом.
– Мне надо сначала снять туфли, – произнесла она, заикаясь. – Я не смогу снять штаны, если сначала не разуюсь.
– Эй, – расслабился он, – чем больше ты с себя всего снимешь, тем лучше. Но только поторапливайся.
Она нагнулась, мучительно раздумывая, что же она может сделать, неторопливо сняла левую туфлю, небрежно отбросила ее в сторону, думая, что она просто не в своем уме, что у нее нет ни малейшего шанса, что он наверняка пристрелит ее; потом стала разувать правую ногу, зная, что у нее остаются считанные секунды. Джесс сняла черную туфлю на низком каблуке, сделала обманное движение, как будто собираясь отбросить туфлю в сторону, но вместо этого покрепче ухватилась за нее и изо всех сил метнула в пистолет, который убийца держал в руке.
Она бездарно промахнулась.
– О Господи! – простонала она. – Боже мой милостивый!
Но этот ее неожиданный поступок застал врасплох Рика Фергюсона, он в испуге отскочил назад. Что же, черт подери, делать ей теперь? Может ли она проскочить мимо него к входной двери? Останется ли она в живых, если выпрыгнет с третьего этажа через окно? Хватит ли у нее сил разоружить его?
Но было уже поздно. Он уже оправился. Он уже нацелил пистолет ей в сердце.
– Думаю, что, убивая вас, получу гораздо большее удовольствие, чем я получил, поджаривая вашу паршивую канарейку, – заметил он, описывая в воздухе невидимую линию пистолетом, опуская дуло на уровень ее груди, мимо ребер и живота и задержал его нацеленным в пах.
Время истекло, выбора не было. Он собирается выстрелить в нее. Покалечить ее, чтобы изнасиловать и поглумиться над ней своими извращенными сексуальными приемами. О Боже, думала Джесс, вспоминая о своей погибшей птичке, желая упасть в обморок, зная, что он приведет ее в сознание, чтобы садистски смаковать каждую секунду ее агонии. И тут, не раздумывая, не отдавая даже себе отчет в том, что делает, Джесс прыгнула через кровать к окну, издавая душераздирающие крики во всю мощь своих легких.
Прогремел выстрел, пуля пролетела рядом с ней, и она поняла, что погибла. Звук выстрела оказался очень громким, подумала она, гораздо громче, чем она могла себе представить, как будто возле ушей раздался раскат грома. Комната зловеще осветилась, как будто в нее ударила молния, придав новую тональность всем краскам. Мягкий персиковый цвет стал ярко-оранжевым, серый и голубой засверкали. Она почувствовала легкость во всем теле, как будто парила в воздухе. Она гадала, могла ли попасть в нее пуля и сколько пройдет времени, пока она упадет на пол.
Он сорвет с ее почти безжизненного тела остатки одежды, чтобы войти в нее, придавит ее своим весом, вызывая у нее тошноту своей вонью. Она живо себе представляла, как его пальцы терзают ее, языком он слизывает ее кровь. Его лицо будет последним, что она увидит, вид его ухмылки она унесет с собой в могилу.
И вдруг она обернулась и увидела устремившегося к ней Рика Фергюсона – руки вытянуты, лицо побелело от ярости, ухмылка слетела с губ. Потом он стал падать, как бы споткнувшись, возле нее, и Джесс поняла, что она осталась цела и невредима, что пуля в нее не попала, что на пол свалился Рик Фергюсон, растянулся возле ее ног, с которых она так и не сняла брюки, что именно Рик Фергюсон превратился в мертвеца.
