Крейг Расселл - Брат Гримм
Бидермейер хихикнул, словно знал нечто такое, что всем остальным было неизвестно.
— Я стал слишком большим, и мутти уже не могла меня бить. Думаю, что она даже стала меня побаиваться. Но ее жестокость не стала меньше. Только вместо палки она начала использовать слова. Каждый день она твердила мне о моей никчемности, внушала, что ни одна женщина не захочет со мной иметь дело, потому что я — здоровенная уродина и к тому же очень скверный человек. Но меня постоянно утешал голос брата. Вильгельм мне помогал. После каждого оскорбления в мой адрес он уверял меня, что это вовсе не так. Но затем он замолчал. Я знал, что он где-то рядом, но он вдруг перестал со мной общаться, и я остался один на один со своей злобной мачехой и ее ядовитым, как у змеи, языком.
— Но потом он вернулся и велел вам убить Паулу Элерс? — спросил Фабель.
— Да… да. Совершенно верно. И я знал, что он будет разговаривать со мной, если я сделаю то, что он сказал. Но она была очень могущественной ведьмой. Моя мачеха. Он все узнала о Пауле и сказала, что меня запрут на замок, а ей придется жить в постоянном позоре. Мутти помогла мне избавиться от Паулы до того, как я успел… завершить ее сказку.
— Ну и дерьмо… — Вернер покачал головой с таким видом, словно не верил своим ушам. — Ваша мачеха знала, что вы похитили и убили школьницу?
— Она даже помогла мне спрятать тело… но, как я уже сказал, мы вернемся к этому вопросу позже. В данный момент я хочу, чтобы вы поняли одно: у меня была особая миссия, а она не позволила мне ее успешно завершить. Она не дала мне закончить то, о чем просил Вильгельм, и брат снова перестал со мной говорить. Он молчал почти три года. Но затем мачеха умолкла навсегда. Это случилось примерно три месяца назад.
— Она умерла?
— Удар, — покачал головой Бидермейер. — Инсульт заткнул пасть старой суке. Ее разбил паралич, и она оказалась в больнице. Она больше не могла обижать меня, оскорблять или не позволять делать то, что я должен был делать. Она уже не могла помешать моему предназначению.
— Позвольте мне попробовать догадаться самостоятельно, — сказал Фабель. — В вашей голове снова зазвучал голос и приказал вам возобновить убийства. Я не ошибся?
— Нет. Не сразу. Вильгельм продолжал хранить молчание. Но затем я увидел книгу Герхарда Вайса. Начав ее читать, я сразу понял, что Вайс — это Вильгельм и теперь у него нет необходимости со мной говорить. Он все сказал в своей книге. В «Дороге сказки». Это была та дорога, по которой мы шагали рука об руку полтора века назад. И это был тот путь, по которому нам предстояло идти снова. И в тот вечер, когда я приступил к чтению, в моих ушах снова зазвучал мелодичный голос Вильгельма, но теперь его источником были замечательные страницы прекрасной книги. Я знал, что мне следует делать. Кроме того, я знал, что должен по-прежнему играть роль, которую играл раньше. Я был обязан оставаться гласом истины и точности. Вильгельм, или Герхард Вайс, если так вам больше нравится, был вынужден изменить некоторые реалии, дабы потрафить аудитории. Я же на это пойти не мог.
— Итак, вы убили Марту. Завершили повествование ее жизни, — сказал Фабель.
— Я освободился от мачехи и воссоединился со своим сказочным братом Вильгельмом. Я знал, что время пришло. Я уже давно спланировал свой шедевр — цепь сказок, ведущую к реализации моего предназначения. К счастливому концу моего собственного повествования. Но вначале должны были завершиться другие сказки. И первой в этой цепи оказалась девочка из Касселя по имени Марта. Я увидел ее, когда доставлял туда заказ. Вначале мне показалось, что это пробудившаяся от своего волшебного сна Паула. Затем я понял, что призвана явить собой Марта. Это был знак, который дал мне Вильгельм. Он направил мне копию сказки, воплощением которой была Паула. Марта должна была полностью завершить первую сказку и открыть путь к следующей.
— Но вы не сразу ее убили. Прежде чем «завершить ее историю», вы несколько дней ее прятали. Почему?
Бидермейер всем своим видом продемонстрировал, как разочаровал его Фабель, задав столь наивный вопрос.
— Да потому, что она должна была стать «подземным человеком». Должна была провести некоторое время под землей. Она очень испугалась, но я сказал, что не сделаю с ней ничего дурного. Что у нее нет никаких оснований бояться. Она все рассказала о своих родителях. Мне стало жаль девочку, ведь она была так похожа на меня. Она заблудилась в той сказке, где родители бросили ее в полной темноте. В глухом лесу. Она не знала, что такое любовь, и я закончил ее повествование, сделав «подменышем» и передав в ту семью, где близкие стали бы ее любить и заботиться о ней.
— Вы — безумец, — сказал, покачивая ушибленной головой, Вернер. — Сумасшедший. И вы это прекрасно знаете, не так ли? Подумайте о тех невинных людях, которых вы убили. О той боли, которую вы причинили другим.
Бидермейер вдруг помрачнел, и на его лице появилась презрительная гримаса. Это напоминало приближение грозы. Фабель бросил взгляд на стоявших у стены полицейских, и те мгновенно напряглись, приготовившись к действиям.
— Выходит, вы так ничего и не поняли? Вы слишком глупы, чтобы понять. — Голос Бидермейера зазвучал лишь чуточку громче, но в нем слышалась глухая угроза. — Ну как вы не понимаете? — Он взмахнул руками и обвел взглядом присутствующих. — Все это… все это… Ведь не думаете же вы, что все это произошло в реальности?! Это ведь всего лишь сказки! Неужели вы этого не видите? Это же миф… сказка… вымысел… — Он, словно в поисках понимания, задержал безумный взгляд поочередно на Фабеле, Анне и Вернере. — Мы верим в эти сказки только потому, что находимся в них. Потому что являемся персонажами повествования… На самом деле я никого не убивал. Я еще ребенком понял, что все окружающее нас есть всего лишь повествование. Сказка. В реальной жизни никто просто не мог быть таким несчастным, каким был я. Никто не мог быть таким печальным и одиноким. Это нелепо. В тот день, когда мачеха сильно избила меня и мой мир начал рушиться, Вильгельм не только помог мне пересказать сказку, он также объяснил, что на самом деле со мной ничего не происходит. Абсолютно ничего. Он сказал, что это всего лишь рассказ. История. Сказка, которую он сочиняет. Вы помните, что он назвал себя «сказителем»? И я стал его братом только потому, что он в таком качестве включил меня в свое повествование. Все это — не больше чем сказка.
Бидермейер удовлетворенно кивнул, словно понял, что наконец-то ему удалось просветить сидящих за столом тупиц. Фабель вспомнил слова Отто о псевдонаучной болтовне Герхарда Вайса, из которой следовало, что в иных измерениях выдумка может стать реальностью. Чушь. Абсолютнейшая чушь, но этот вызывающий жалость монстр поверил в каждое слово писателя. И стал этим жить.
— А как насчет остальных? — спросил Фабель. — Расскажите нам о других убийствах. Давайте начнем с Ханны Грюнн и Маркуса Шиллера.
— Если Паула своей невинностью и чистотой была похожа на только что испеченный хлеб, то Ханна являлась олицетворением всего разлагающегося и гнилого… она была женщиной распущенной, похотливой, тщеславной и алчной. — В улыбке Бидермейера вдруг появилась гордость. Это была гордость мастера, демонстрирующего образец своего лучшего творения. — Я видел, что она постоянно алчет чего-то большего. Ей постоянно хотелось что-то урвать для себя. По дороге жизни эту женщину вели похоть и жадность. Она использовала свое тело в качестве инструмента для достижения желанной цели. И в то же время она жаловалась мне на представителя торговой фирмы Унгерера, который якобы кладет на нее глаз, делая при этом непристойные замечания. Понимая, что ее повествование следует закончить, я начал за ней следить. Я ходил за ней по пятам так, как ходил за Паулой, но наблюдение в этом случае заняло больше времени. Я вел подробный дневник, куда заносил все ее передвижения.
— И таким образом вы узнали о ее отношениях с Маркусом Шиллером? — спросил Фабель.
— Я несколько раз сопровождал их до леса. А затем для меня наступила полная ясность. Я еще раз перечитал «Дорогу сказки» и освежил в памяти оригинальные тексты. Вильгельм, как вы понимаете, подал мне очередной знак… ключевым в нем было слово «лес». Они должны были стать Гензелем и Гретель…
Фабель молча слушал рассказ Бидермейера о других преступлениях. Пекарь сказал, что его следующей жертвой должен был стать Унгерер, но началась интенсивная подготовка к празднеству, которое организовывал Шнаубер. Бидермейер лично доставил торт. Тогда-то он впервые и увидел Лауру фон Клостерштадт. Совершенная красота модели и ее роскошные белокурые волосы привели его в восхищение. Бидермейер понял, что перед ним — принцесса. И не просто принцесса, а Шиповничек — Спящая красавица. Он решил погрузить ее в вечный сон и взять локон.