Лорел Гамильтон - Смертельный танец
Я дернула его, заставляя повернуться ко мне.
Зачем?
Имея даже всего две метки, Ричард может выпить досуха нас обоих в стремлении остаться в живых. Я этому препятствую.
Вы защищаете нас обоих?
В момент его смерти, ma petite, я могу защитить одного из нас, но не двоих.
То есть, когда он умрет, умрете вы оба?
Боюсь, что да.
Я затрясла головой:
Нет. Только не оба сразу. Так нельзя. Черт возьми, вы же не должны умирать!
Простите меня, ma petite.
Нет! Мы можем объединить силы, как когда поднимали зомби, вампиров – как вчера ночью.
Жан-Клод вдруг подался вперед, опираясь одной рукой на тело Ричарда.
Я не потащу вас за собой в могилу, ma petite. Лучше я буду думать, что вы живете и благоденствуете.
Вцепившись пальцами одной руки в плечо Жан-Клода, я другой коснулась тела Ричарда. От прерывистого дыхания рука задрожала от плеча до пальцев.
Я буду жить, но не благоденствовать. Мне лучше умереть, чем потерять вас обоих.
Он глядел на меня долгую секунду.
Вы не знаете, о чем просите.
Мы теперь триумвират. Мы можем это сделать, Жан-Клод, можем, но ты должен мне показать как.
Мы сильны так, что во сне не приснится, ma petite, но даже мы не можем обмануть смерть.
Этот тип у меня в долгу.
Жан-Клод дернулся, как от боли:
Кто у вас в долгу?
Смерть.
Ma petite...
Делайте, Жан-Клод, делайте, что бы оно ни было. Быстрее, пожалуйста!
Он свалился на Ричарда, едва в силах поднять голову.
Третья метка. Она либо свяжет нас навеки, либо убьет нас всех.
Я протянула ему запястье.
Нет, ma petite. Раз это будет наш последний и единственный раз, иди ко мне.
Он лег, наполовину на тело Ричарда, раскрыв объятия. Я легла в круг его рук, а когда коснулась его груди, поняла, что сердце не бьется. Тогда я подняла глаза к его лицу:
Не оставляй меня.
Полночные синие глаза наполнились огнем. Жан-Клод отвел мне волосы в сторону:
Откройся мне, ma petite, откройся нам обоим.
Я так и сделала, распахнув сознание, сняв все защиты, что у меня были. И стала падать вперед, до невозможности – вперед, вниз, в длинный черный туннель, к жгучему синему огню. Белым ножом резанула тьму боль, я услышала собственный стон. Я ощутила, как входят в меня клыки Жан-Клода, смыкается его рот на моей шее, высасывая меня и выпивая.
В падающей тьме прошумел ветер, подхватив меня будто сетью перед самым этим синим огнем. Ветер нес запах свежей земли и мускусный аромат шерсти. И еще одно ощутила я: печаль. Печаль и скорбь Ричарда, не о собственной смерти – об утрате. Будь он жив или мертв, он утратил меня, а среди многих его слабостей была верность, не знающая резонов. Однажды полюбив, он любил вечно, что бы ни сделала женщина. Истинный рыцарь в любом смысле этого слова. Дурак он был, и за это я его любила. Жан-Клода я любила вопреки тому, кем он был, Ричарда – благодаря.
Я не утрачу его.
Я завернулась в его суть, будто собственным телом в простыню, только тела у меня не было. Я держала его сознанием, телом и заставляла его почувствовать мою любовь, скорбь, сожаление. И Жан-Клод тоже был здесь. Я слегка ждала, что он попытается возразить, сорвать все это, но он не стал. Синий огонь пролился из туннеля нам навстречу, и мир взорвался невообразимой путаницей форм и цветов. Обрывки воспоминаний, ощущений, мыслей, как элементы трех разных мозаик, разлетались в воздухе, и каждый кусочек ложился в картину.
Я шлепала через лес на четырех ногах. От одних только запахов я уже пьянела. Я погружала клыки в тонкое запястье, и оно было не мое. Я глядела на пульс на шее женщины и думала о крови, теплой плоти, и где-то очень отдаленной была мысль о сексе. Воспоминания нахлынули быстро, еще быстрее, понеслись карнавальным потоком, образы покрылись тьмой, будто в воду пролили чернила. И когда тьма стала всем, я всплыла на невообразимый миг и погасла, как пламя свечи. И ничего.
Я даже испугаться не успела.
45
Очнулась я пастельно-розовой больничной палате. Сестра в таком же розовом халате улыбнулась, глядя на меня. Страх ударил изнутри, как шампанское из бутылки. Где Ричард? Где Жан-Клод? Но смогла я спросить только одно:
Как я сюда попала?
Вас привез ваш друг. – Она кивком показала в сторону.
У стены в кресле сидел Эдуард, перелистывая журнал. Он поднял глаза, мы встретились взглядами, и на его лице не выразилось ничего.
Эдуард?!
Друзья меня зовут Тед, Анита, ты это знаешь. – Та самая открытая улыбка – добрый старый Тед Форрестер. Единственное его легальное обличье – даже копы считали, что он и есть этот самый миляга Тед. – Сестра, мы не могли бы несколько минут поговорить наедине?
Сестра улыбнулась, с любопытством поглядела на нас и вышла, не переставая улыбаться.
Я хотела взять Эдуарда за руку, но оказалось, что левая рука у меня примотана к столу, и на ней стоит капельница. Я протянула правую, и он ее взял.
Они живы?
Он улыбнулся – чуть скривил губы.
Ага.
Облегчение, какого вообще не могло быть, нахлынуло на меня волной. Я рухнула на кровать.
Что произошло?
У тебя были царапины от ликантропов и очень серьезный укус вампира. Он почти осушил тебя, Анита.
Может быть, это и нужно было, чтобы нас спасти.
Может быть, – согласился Эдуард и сел на край кровати. Пиджак у него чуть распахнулся, показав кобуру с пистолетом. Он перехватил мой взгляд. – Полиция согласилась, что монстры могли затаить злобу. Даже у твоей двери поставили полицейский пост.
Мы уже не держались за руки. Он смотрел на меня, и что-то очень холодное отразилось у него на лице.
Тебе обязательно надо было убивать Харли?
Я хотела ответить, что да, – и остановилась. Воспроизвела мысленно картину. И потом подняла глаза на Эдуарда.
Эдуард, я не знаю. Когда ты отключился, он тебя перестал видеть. Я пыталась с ним говорить, но он меня не слышал. И начал поднимать автомат. – Я встретила пустые глаза Эдуарда. – Ты видел тело. Я даже сделала контрольный в голову. Coupe de grace.
Знаю.
Ни лицо, ни голос ничего не выражали. Будто говорил манекен, только этот манекен был вооружен, а я нет.
Мне даже не пришло в голову не стрелять, Эдуард. Колебаний не было.
Эдуард глубоко вдохнув через нос и выдохнул ртом.
Я знал, что так и было. Если бы ты мне солгала, я бы тебя убил.
Он отошел и встал в ногах кровати.
Безоружную? – Я попыталась обратить все в шутку, но не получалось.
Посмотри под подушкой.
Я сунула руку под подушку, достала «файрстар» и положила его на простыню себе на колени.
Что дальше?
Ты мне одну жизнь задолжала.
Я обдумала это.
Сегодня ночью я спасла тебе жизнь.
Наша жизнь не в счет. Мы друг друга страхуем, что бы там ни было.
Тогда я не понимаю, о чем ты.
Иногда мне нужен помощник – каким был Харли. В следующий раз, когда он мне понадобится, я позову тебя.
Я хотела поспорить, потому что нельзя было сказать, в какую кашу может втянуть меня Эдуард, но не стала. Глядя в его пустые глаза и держа пистолет, который он сунул мне под подушку, я знала, что он это сделает. Если я откажусь от этой сделки, от этого обмена, он достанет свой пистолет, и мы раз и навсегда выясним, кто из нас стреляет лучше.
Я посмотрела на оружие у себя в руках.
У меня уже ствол обнажен. Мне только его поднять.
Ты ранена, тебе нужна фора. – Рука Эдуарда блуждала возле рукояти пистолета.
Я положила пистолет рядом с собой и подняла глаза на Эдуарда. Потом легла на подушки.
Я не хочу этого делать, Эдуард.
Значит, когда я позову, ты придешь?
И еще долю секунды я подумала, потом сказала:
Да, я приду.
Улыбка Теда – доброго старого Теда Форрестера.
Я никогда не узнаю, насколько ты хорошо стреляешь, пока ты не выхватишь пистолет, наводя на меня.
Это мы переживем, – сказала я. – Кстати, зачем такое приглашение на охоту за монстрами? И не говори мне, что это из-за Харли.
Ты его убила, Анита. Ты его убила, не думая. И даже сейчас у тебя нет ни сожалений, ни сомнений.
Он был прав. У меня не было по этому поводу угрызений совести. Страшновато, но правда.
И потому ты меня и зовешь в игру? Потому что я такой же социопат, как и ты?
Ну, я куда как более нормальный социопат, – сказал он. – Я ни за что не дал бы вампиру совать клыки себе в шею. И не стал бы встречаться с тем, кто периодически покрывается шерстью.
А с кем-нибудь вообще стал бы встречаться?
Он улыбнулся той раздражающей улыбкой, которая означала, что ответа от него не добиться. Но он ответил:
Даже у Смерти есть потребности.
Эдуард на свидании? На это очень стоило бы посмотреть.
46
Я вышла из больницы без остающихся навеки шрамов. Дело было серьезное. Ричард с озабоченным лицом ощупал раны, оставленные Габриэлем, но вслух никто ничего не сказал. Через месяц будем знать. Мне предложили госпитализацию в доме (читай: в тюрьме) для подозреваемых в заражении ликантропией. Туда помещают добровольно, но если ты на это подпишешься, обратно тебя вряд ли выпустят. Я сказала, что сама о себе позабочусь. Меня обругали и велели проваливать к чертям.