Лев Пучков - Дело чести
— Погаси фонарь и повернись кругом, — грубо буркнула рожа, мотнув в мою сторону стволом автомата. — И медленно подходи спиной вперед. Давай!
— Зря вы так, ребята, — досадливо прошамкал я. — Я сам пришел — никто не звал… Для хорошего дела стараюсь.
Чьи-то руки сноровисто обхлопали меня с ног до головы, Гасан забрал сумку и мягко предложил, указав стволом на место рядом с водителем:
— Давай, Мага, садись. Это все свои, нечего опасаться. Покорно забравшись на переднее сиденье, я осторожно обернулся. Меня обыскивал водила — в настоящий момент он возвращался на свое место, а Гасан забрался на заднее сиденье, потеснив автоматчика. Итого — трое. Водила на сию секунду безоружен — в руках ничего нет. Пока будет доставать, пройдет уйма времени. Хорошо, можно работать.
— А покажи-ка личико, Гюльчатай! — весело потребовал автоматчик, включая фонарик и светя мне в лицо — тут же проворный водила рывком стащил с меня капюшон. Все трое дружно, как по команде, присвистнули.
— Вот это Мага! — растерянно пробормотал Гасан. — Я только сейчас сумел рассмотреть его: маленький, плешивый, толстый и багроволицый — совсем не похож на своего легендарного однофамильца. — Ну и Мага! Вот так ни фуя себе!
Сказать в свое оправдание было нечего — на Магу я действительно тяну очень слабо. Маг с такими рязанскими рожами — раз-два и обчелся. Тем более аварцев. Очень грустно, хлопцы, очень… Я ведь как хотел: отвести Гасана в сторонку, аккуратно побаловать хлороформом и утащить к себе в дерьмохранилище. А потом допросить, не являя своей бородатой личины, и отпустить с миром — по тем ничтожным параметрам, каковые он мог увязать с моей скромной персоной, меня найти было практически невозможно. Но теперь — все. Теперь вы все меня увидели, и оставлять вас в живых было бы просто верхом безрассудства…
— А может, у меня борода приклеена, — глупо хмыкнув, заявил я. — А может, у меня парик! В нашем деле… Ой!
Это я вскрикнул от неожиданности: автоматчик вдруг решил ускорить развязку. Впечатлившись моей пышной растительностью, он, положив оружие на колени, протянул правую руку и сильно дернул меня за бороду.
Раз!!! Вцепившись левой рукой в кисть автоматчика, я резко подался назад, нажимая локтем на его предплечье и выворачивая вражью руку на излом. Повинуясь принципу рычага, бородощуп дернулся вперед, наваливаясь на Гасана всем корпусом и намертво блокируя его руку с пистолетом своей небритой рожей.
Шлеп! Изогнувшись, я наотмашь зарядил Гасану кулаком по плеши, тщательно рассчитывая удар — в мои планы не входило надолго выводить этого дяденьку из строя. Гасан мгновенно обмяк и уткнулся лицом в курчавую шевелюру удерживаемого мной автоматчика, рычащего сквозь зубы, аки кугуар. Водила, успевший прийти в себя, начал судорожно рвать «молнию» куртки, собираясь, по-видимому, извлечь из подмышки ствол. Поздно, батенька! Чуть довернув корпус, я мощно выбросил правый кулак вперед, целя водиле в висок. Голова води-лы мотнулась как маятник влево, ощутимо стукнулась о стекло и замерла в конечной точке. Одновременно послышался противный хруст — стараясь достать водилу, я забыл про удерживаемого автоматчика и превысил допустимый угол излома предплечья. Автоматчик дико вскрикнул, я тотчас же уткнул его рожей в грудь Гасана и, стремясь погасить приглушенный вопль, два раза коротко долбанул сверху кулаком в темечко. Дождавшись, когда автоматчик перестал подавать признаки жизни, я отпустил его вывернутую руку и перевел дыхание. В салоне застьыа мертвая тишина.
— Ей-Богу, не хотел, хлопцы, — пробормотал я, нащупывая артерию на шее водилы. Пульс отсутствовал. Освидетельствовать автоматчика на предмет отсутствия пульса я не стал: такими ударами ваш покорный слуга запросто ломает на тренировке три огнеупорных кирпича, положенные один на другой.
Выбравшись из машины, я открыл обе левые двери, забрал свою сумку и, взвалив на плечо Гасана, оказавшегося довольно увесистым, стремительным рывком преодолел расстояние, отделявшее место происшествия от школы. Чтобы затащить пленника в школьный подвал через заблаговременно выломанное окно и спуститься со своей ношей в канализационный колодец, мне понадобилось целых семь минут: бессознательный Гасан оказался неудобен в обращении, при каждом неловком повороте его безжизненно свисающая голова стукалась о разнообразные выступы и препятствия, повергая меня в смятение — этак недолго остаться и без единственного свидетеля!
Спустившись в бассейн, я тихо порадовался: пока мы там развлекались на поверхности, моя лодчонка благополучно приплыла по тоннелю от Бесланского моста и застопорилась аккурат под лестницей, упершись в веревку, натянутую мною вчера поперек бассейна. Дыша через раз, я быстро раздел Гасана до трусов, запихнул его одежду в пластиковый мешок и, засунув туда же мячик, плотно завязал горловину скотчем. Затем я бросил мешок в воду и, проследив, как он медленно удаляется по тоннелю, влекомый течением, в ударном темпе произвел следующие действия: отрегулировал второй прибор автономного дыхания и натянул на личико Гасана резиновую маску; убедившись, что мой бессознательный пленник нормально дышит, быстро влез в Л-1, нацепил маску сам и привел свой прибор в режим функционирования; выдернул из расщелин штыри, на которых крепилась натянутая поперек бассейна веревка, запихал все это дело в сумку и быстренько погнал лодку против течения, изо всех сил отталкиваясь от осклизлых стен дюралевым веслом.
В двадцать один тридцать пять я притормозил в коллекторе под Бесланским мостом, наскоро привязал лодку к поручню лестницы и поднял Гасана на промежуточную площадку, располагающуюся метров на десять выше ватерлинии: здесь, несмотря на изрядный смрад, воздух был вполне пригодным для дыхания, а шум потоков нечистот, низвергавшихся из нескольких рукавов в бассейн, надежно заглушал бы отчаянные крики пленника, коль скоро ему удалось бы избавиться от моих ухищрений. Тотчас же соорудил эти самые ухищрения: сняв с Гасана прибор для дыхания, плотно примотал его веревкой к решетке площадки, залепил скотчем рот и глубоко натянул на голову лыжную шапку, чтобы не сообразил сразу, где находится, ежели очухается раньше времени. Послушав редкое дыхание пленника и убедившись, что он не собирается отдавать концы, я соскользнул по лестнице в лодку, отмотал ее от поручня и в спринтерском темпе рванул по тоннелю, ведущему к гостиничному подвалу.
В двадцать два десять я уже сидел в подсобке, припрятав комбинезон с верхонками под стеллаж с бельем, периодически принюхивался и ждал. Несмотря на необходимость преодолевать течение, я прибыл на место раньше на целых пять минут. Вторичный коммерческий рейс к стеклянным дверям в начале коридора Эдит должна была начать в 22.15 согласно нашему договору. Время тянулось томительно долго. Меня одолевали муки сомнений: казалось, что вот-вот в подсобку ворвутся хлопцы Эля и начнут с ходу задавать дурные вопросы. Еще я опасался, что Эдит может сверх меры насосаться коньяка и проспать установленный для выхода срок, поставив таким образом сооружение моего добротного алиби под угрозу срыва. И помимо всего прочего, несмотря на то что в ходе путешествия по коммуникациям я был облачен в герметичный Л-1, мне казалось, что я воняю, как десять тысяч сдохших крыс-мутантов, которые вроде бы должны были водиться в мрачных подземельях ичкерской столицы.
В двадцать два пятнадцать в коридор ворвались матерные крики Хоя. Облегченно вздохнув, я аккуратно отомкнул замок, чуть-чуть приоткрыл дверь и выставил наружу зеркальце Эдит. Моя красавица, застопорив, как положено, дверь номера под прямым углом к плоскости коридора, выписывала зигзагообразные загогулины, приближаясь к наблюдательному пункту бдительных «этажерок». При этом она что-то возбужденно выкрикивала по-французски, из чего я заключил, что в процессе моего отсутствия председательша коммуникационной комиссии ударно глушила стресс тем самым хорошим коньяком, который предназначался вроде бы для имитации некоторой степени опьянения. Дождавшись, когда Эдит развернула во всю ширь перед «этажерками» свою очередную пеструю тряпицу, надежно перекрыв им сектор наблюдения, я выскользнул в коридор, запер дверь подсобки и приставными шажками прошлепал в номер.
Уффф!!! Ну и где ты, мой красивый Эль?! Где твоя сверхбдительная служба безопасности? Два — ноль, дорогой ты мой, с чем тебя и поздравляю!
Быстро раздевшись, я упрятал диктофон в сумочку Эдит, кассету с записью уложил в карман ее плаща и юркнул в ванну. Плеснув немного экстракта, я открыл горячий кран — вода в ванне успела остыть до комнатной температуры. Спустя пару минут моя подружка прибыла обратно, имея крайне недовольную мину на лице и бутылку препаршивого местного коньяка самопального разлива в руках. Судя по всему, состоялся тривиальный обмен — цветная тряпка, которой она махала перед носом «этажерок», отсутствовала.
