Эрик Ластбадер - Французский поцелуй
Теперь на улицу вышли собаки, обнюхивая землю, так щедро политую человеческой кровью. Люди ушли, освободив место для псов.
— Вьетнам изменил меня, а, вернее, изменил мое мировоззрение, — признался Доминик. — Я начал понимать, зачем я здесь, что хорошего я могу совершить, живя в этом мире. Я видел, как врачи суетятся, пытаясь залатать бедняг, наступивших на мину или подорвавшихся на гранате в джунглях. Это все, что они могут сделать: залатать. Излечить они не могут. А ведь врачи должны уметь лечить, на то они и врачи. Я хочу излечивать людей, и эта война подсказала мне, как я буду это делать. Наши парни, вернувшись домой после этого турне, будут нуждаться не только в физической реабилитации Им потребуется духовная помощь, потому что их душа изранена. И только Господь сможет в этом им помочь... Знаешь, Сив, в этой стране нет и не может быть истинной веры. Ты и сам это чувствуешь. Господь оставил это место Будде и Конфуцию. В этих джунглях Господь умер и все еще ждет своего воскресения. Тело можно зашить нитками с помощью стальной иглы, но сердце и душа нуждаются в ином лечении. Бедняги, которые выберутся из этого ада, тоже должны обрести свое спасение. И я хочу, вернувшись домой, помочь им ступить на эту тропу.
* * *«...И не выйти живым никому», -пел Джим Моррисон.
Их привлекли к «подавлению очагов, создающих помехи продвижению», выражаясь военным языком. Отряд «ПИСК» летит на север, в районы Плейку и Контума. Быстрые вертолеты доставляют их, эмиссаров смерти, в глубь джунглей, пропахших гниющими растениями и разлагающимися человеческими телами.
Мясник обучает их многим штучкам, в том числе тому, как обезглавливать жертвы.
— Головы можно оставлять рядом с телом, — говорит он деловым тоном, — но все хрящи и сухожилия должны быть перерезаны. Тогда дух восточного человека не сможет улизнуть. Верно, Транг?
— Бесконечное колесо самсара,священный круг, будет поломано, — соглашается Транг голосом, лишенным всякого выражения.
— Мы должны не только убить чарли, — поучает Мясник, — но и сделать из него посмешище, на страх другим. Ясно?
Доминик качает головою.
— Не знаю, смогу ли я сделать это.
— Ты что? — удивляется Мясник. — Совесть не позволяет? — Он говорит с явным раздражением. — Гады, которых мы убиваем, подкладывают мины, оторвавшие к чертовой матери ноги не у одного бедняги. Ты здесь сколько времени находишься? Девять месяцев? Тогда скажи мне, сколько раз идущий рядом с тобой парень на твоих глазах задевал ногой веревочку, привязанную к взрывателю гранаты? Вот об этом думай, когда будешь отрезать этим выродкам их поганые башки.
Доминик качает головою.
— Не знаю...
— Он не знает! — передразнивает Волшебник. — Выслушай, приятель, одну из горьких жизненных истин: те, кто не могут, как люди, наслаждаться своей силой и мучить других, изобретают совесть и мучают сами себя. Другой альтернативы, как говорится, нет.
— Я...
Но прежде чем Доминик успевает продолжить, его перебивает Сив, уверяя Мясника:
— Не беспокойся, я с ним сам поговорю.
— Может, он не наш? — не унимается Терри. — Я не хочу, чтобы в моем отделении поддерживались такие настроения.
— Да нет, что ты! — успокаивает его Сив, уверенный, что для Дома лучше быть под крылышком Волшебника, который, заботясь о себе, не даст в обиду и их. — Я же тебе сказал, что беру это на себя.
Транг указывает направление, и под ними из джунглей выныривают деревеньки, как пузыри болотного газа из воды. Иногда им приходится использовать всю их огневую мощь, чтобы пробить дымящиеся дыры в обороне чарли. Они вылезают на шасси вертолета и, когда он снижается, выпуская по цели ракеты, лупят в унисон из своих АК-47. Опускаясь на искореженную, горящую землю они ни на минуту не перестают стрелять, пока есть еще кого убивать. А потом, отложив в сторону раскаленные автоматы, они наклоняются, как крестьяне на рисовых полях, чтобы выполнять кровавые приказы Мясника.
А иногда они летят на запад, следуя маршруту, указанному Трангом на топографической карте, на молниеносную «тихую охоту», уничтожая врагов без единого выстрела. Они переползают от хижины к хижине, перерезая глотки, отсекая головы, оставляя после себя кровавые останки для других чарли, чтоб смотрели и трепетали.
Для пущего устрашения Мясник кровью рисует на каком-нибудь видном месте стилизованную фунг хоанг,птицу, вытатуированную на руке Транга.
Однажды Сив застал Транга смотрящим на этот грубый, но впечатляющий рисунок, и ему показалось, что он впервые заметил на лице вьетнамца какой-то проблеск чувства. Но что он думал про это изобретение Мясника? Воспринимал ли он его как оскорбление, или же черпал в нем вдохновение, — этого Сив не понял.
Почему его интересовало то, о чем думает Транг? Наверно, потому, что всегда сознавал, что это страна Транга, и именно то, что он думает, а не домыслы американского правительства, имеет значение.
Сив, уже тогда в душе детектив, хотел бы докопаться до главной тайны и Терри, и Транга. Ему кажется, что только поняв их, он сможет внести хоть какой-то логический порядок в водоворот безумия, в который он оказался втянутым.
Большинство из ребят только и думали о том, чтобы поскорей вернуться домой, возобновить прерванную учебу в колледже и поскорее позабыть о том, где они были и что с ними там происходило. Но не Сив. Он понимает, что в этих зловонных джунглях и полных опасностей рисовых полях Вьетнама скрывается какая-то важная истина, и он хочет ее отыскать. Сейчас ему кажется, что именно Транг, как фунг хоанг,держит в своих руках ключ к этой истине.
Однажды они забрались далеко на север, и Сив наблюдает за Трангом, указывающим путь над всклокоченной массой джунглей. Вергилий, сидящий рядом с Трангом, шепчет:
— Так где, ты говоришь, здесь попрятались чарли?
Транг послушно указывает рукой, и вертолет круто уходит влево. Тотчас их взору открывается просвет между деревьями. Деревня.
— Вот они!
Вертолет ныряет вниз, выпуская ракеты, строча из всех пулеметов. Макушки деревьев стремительно приближаются среди грохота взрывов, чудовищной пляски смерти.
— Краем глаза Сив видит Транга, приникшего ухом к полу вертолета. Его глаза широко раскрыты, толстые губы двигаются в мучительной гримасе, будто это они изрыгают этот чудовищный грохот, а не стволы их пулеметов.
Когда вертолет приземляется и они все выпрыгивают из кабины, Сив следует за Трангом. Пригнувшись, как старики, искалеченные жизнью, они оглядывают почерневшую прогалину между деревьями, где только недавно жили люди. Пепел летит во все стороны, гонимый все еще вращающимися винтами их вертолета.
Ответный огонь, белые трассеры, прочерчивающие ночное небо, заставляют их броситься сначала в одну сторону, потом в другую. Сив следует за сгорбленным силуэтом Транга, пока они не выбираются на безопасное место. Прижавшись спиной ко все еще теплой и курящейся разрушенной каменной кладке, они переводят дыхание. И Сив, к своему стыду, вдруг осознает, что он подсознательно использовал Транга как прикрытие.
У вьетнамца такие потухшие, пустые и безжизненные глаза, что Сив не выдерживает и касается его рукой, чтобы удостовериться, что с ним все в порядке. Как ошпаренный, Транг весь передернулся, почувствовав прикосновение, и Сив почувствовал приставленный к его груди ствол АК-47 Транга.
— Я перепугался за тебя, — прошептал Сив, с трудом разжимая пересохшие губы. — Мне показалось, ты ранен.
Ствол автомата исчезает в темноте. Совсем рядом с ними трещит и плюется искрами огонь, языки пламени пляшут в темноте. Огонь напоминает Сиву его самого, а тьма, в которой он горит, — Транга. Они так близки, и так различны, но один без другого просто не имеет смысла.
Транг, глаза которого сверкают, как осколки черного стекла, указывает кивком головы в сторону.
— Туда!
Они покидают свое убежище и, глядя, что другие прижаты огнем северных вьетнамцев к земле, продвигаются зигзагами вдоль периметра выжженной зоны.
Транг открывает огонь и Сив, продвигаясь за ним, следует его примеру. Вместе они подбегают к последнему укреплению все еще сопротивляющегося врага. Сив вырывает чеку гранаты, швыряет ее за наспех собранную баррикаду из деревянных балок и обугленной кровли.
Они бросаются ничком на землю за секунду до того, как она содрогается от взрыва, на мгновение превратившего ночь в день. А потом они вновь вскакивают и врываются за остатки баррикады, стреляя на ходу. Потрогав ногой трупы, Транг опускается на корточки, покорно начиная выполнять требование командира об отделении голов от туловища у тех, кто все еще состоит из одного куска.
Другие подходят, все целы и невредимы. Деревня представляет собой зрелище, наполняющее лунный пейзаж, если бы по поверхности луны могли плясать языки пламени. Они вытирают пот со лба, выходцы из ада, совершающие свою адскую работу, как по нотам, с точностью хорошо отлаженного механизма.
