Эрик ван Ластбадер - Завет
Заметив ухмылку на лице Рюля, отец Дамаскинос резко оборвал свою речь.
— Вы не согласны, мистер Рюль?
— Нет, не согласен. Орден перестал быть религиозной организацией, мы все миряне, и Декстер знал это лучше, чем кто бы то ни было. Предполагать, что он мог увлечься идеей религиозной войны, абсурдно.
— Но ведь за вами охотятся ставленники Папы, и так яростно, как никогда прежде.
— Папа ничего не знает об этом, — бросил Рюль. — Если вокруг него и вьются люди, подобные кардиналу Канези, — тем хуже для Ватикана. Кроме того, Канези движут вовсе не мотивы веры. Он хочет политической власти. Думаете, ему есть дело до Завета Христова? О нет, он разве что хочет уничтожить его. Ведь этот документ способен разрушить тот фундамент, на котором он выстроил свою крепость. Он жаждет получить Квинтэссенцию, друг мой. Это ведь его единственный шанс спасти свою шкуру.
— Он никогда не получит Квинтэссенцию. Наш добрый кардинал обречен.
— Очень может быть, — возразил Рюль, — однако Папа долго не протянет. Через несколько дней все будет кончено. И уж поверьте мне, Канези приложит все усилия, чтобы уничтожить орден раньше, чем это произойдет.
— Да вы безбожник!
— За долгие годы, святой отец, я в совершенстве овладел высоким искусством атеизма.
— Мне жаль вас, — сказал отец Дамаскинос.
— Ах, святой отец, какая трогательная забота о заблудшей душе! — Рюль не счел нужным скрывать сарказм. — Ничего, мы вели благочестивые разговоры о вере и божественном промысле достаточно долго. Теперь небеса просто обязаны вознаградить меня еще несколькими годами беззаботной жизни! И хватит болтовни. Давайте же наконец перейдем к делу.
Дженни с трудом выбралась на сушу. Самое время было возблагодарить провидение за чудесное спасение из воды. Руки у нее онемели, ноги дрожали и разъезжались, как у новорожденного теленка. Резь в основании шеи отдавалась в голове жесточайшей болью.
Она спряталась в тени недалеко от Паоло Цорци, вокруг которого собрались стражи. Они только что высадились на набережной в Кастелло. Цорци что-то говорил в трубку мобильного телефона. Дженни повезло; благодаря специфической акустике улицы она слышала каждое слово наставника.
— Где они?
Цорци подключил к делу всех своих людей, поняла Дженни. Стражи заняли наиболее удобные наблюдательные посты и следили за передвижениями Браво, передавая новости Цорци. Так когда-то дозорные на сторожевых башнях возвещали о приближении корсаров, так зажигали на крепостных стенах сигнальные огни, передавая вести о бедствиях от города к городу…
— церковь? Да, разумеется, я знаю, где это, — услышала Дженни.
Цорци обернулся. Судя по напряженному выражению лица, он был сильно раздосадован и огорчен. Пронесясь вместе с ним и его людьми на катере через лагуну, Дженни только сейчас поняла, что они гнались за Браво, — сжавшись в комок за кормой катера, она ничего не видела. Слава богу, Браво вместе с Энтони Рюлем сумел уйти. Но теперь Цорци и его вероломные стражи снова взяли след. Судя по услышанному разговору, они скоро возьмут беглецов в оцепление.
Она должна была во что бы то ни стало остановить их, но как? К горлу подступали слезы отчаяния. Что она могла, одна, безоружная, против отряда вышколенных Цорци опытных воинов?
— Обстоятельства тревожные, однако нет худа без добра, — произнес тем временем Цорци. — Кризис, возникший из-за неосведомленности Шоу, заставил предателя наконец выдать себя. Это Энтони Рюль. Сомнений быть не может.
С кем он разговаривал? Точно не с кем-то из своей команды. «Лжец! — хотелось крикнуть ей во весь голос. — Ты и есть предатель!»
Если бы можно было обратиться ко всем и к каждому из стражей, раскрыть им глаза на ужасную ошибку! А вместо этого она вынуждена прятаться в тени, дрожа, как заяц, и беспомощно наблюдая, как ее мир катится в тартарары. Ну нет, она не может вот так сидеть и смотреть на это…
— Конечно, нужно действовать очень осторожно, — продолжал Цорци. — Ни в коем случае нельзя травмировать Браво. Он и так недавно пережил смерть отца. Да, я был в шести тысячах миль от Нью-Йорка, когда это произошло, но это ни в коей мере не снимает с меня ответственности… Конечно, сир. Но нужна предельная аккуратность. Мы должны забрать Браво, не причинив ему вреда, и обойтись без убийств. Да, я уверен. Какой смысл в том, чтобы просто пристрелить Рюля? — Цорци отошел от кучки стражей. Теперь он стоял совсем близко к Дженни, и она поспешно отодвинулась глубже в тень, под портик тяжелой двери. — Это наш шанс подобраться к рыцарям, разведать их планы. Только вообразите, какую бесценную информацию мы можем получить… — Цорци перекинул трубку в другую руку, приложил телефон к другому уху, разминая затекшие пальцы. — Нет, сир, я не стану допрашивать его. Вы же знаете, мы никогда близко не общались. Как это будет выглядеть? Нет, я прошу вас решить этот вопрос без меня, сир.
Неожиданно Дженни пронзила дрожь страшной догадки. Паоло Цорци должен был ратовать за смерть Рюля, чтобы самому остаться вне подозрений, а он вместо этого предложил оставить его в живых. Более того, отказался сам проводить допрос. Это звучало бессмысленно, разве что… В животе у нее заворочался ледяной ком. Цорци говорил правду! Не он был предателем, а Рюль. Тогда и только тогда все вставало на свои места.
Она прижалась лбом к холодной двери и закрыла глаза, чувствуя, как мир закружился вокруг. Ее подташнивало. Рюль был предателем! Рюль, лучший друг Декстера, которого Браво называл дядей Тони! Теперь все стало ясно, настолько ясно, что ее чуть не вывернуло наизнанку от подступившей к горлу горечи прозрения. Неудивительно, что орден пядь за пядью уступал рыцарям. Неудивительно, что они потеряли лучших людей… Декса в том числе. Все это — дело рук Энтони Рюля.
Невольно ее пальцы сжались в кулаки. С какой яростью она при первой возможности найдет им применение!
Браво поймал пристальный взгляд священника.
— Историей ордена ваш отец интересовался особо, Браво. Интересно, что он вам рассказывал?
Священник говорил ровным, спокойным голосом, и заметить, что это проверка, было почти невозможно. Браво улыбнулся. Ему нравился отец Дамаскинос, нравилась его мудрая осторожность перед лицом опасности, угрожающей и членам ордена, и их друзьям.
— Он часто рассказывал мне о фра Леони.
— Что же, это понятно, фра Леони был последним великим магистром ордена. Со временем орденом стал управлять совет посвященных высшей ступени, назначение которого когда-то состояло в поддержке великого магистра и выполнении его указаний. — Отец Дамаскинос взглянул на Рюля, словно ожидая возражений, но тот молчал. — Декстер знал о прославленном святом все или почти все. Он также полагал, что орден может обрести силу в современном мире, только избрав нового Великого магистра.
— Неужели в одном из этих саркофагов — останки фра Леони? — неожиданно спросил Рюль, явно заинтересованный.
— Ну, это уж чересчур, — сказал священник. — Видите ли, крипта с его останками столетиями настолько тщательно охранялась, что постепенно превратилась в легенду. Никто доподлинно не знает, существует ли она вообще.
— Отец верил в это, — сказал Браво.
— Верно, — откликнулся отец Дамаскинос. — Но даже он не знал, где имеет смысл ее искать.
— Вам известны имена тех, кто покоится в этих саркофагах? — спросил Браво.
— Конечно, — ответил священник. — Здесь лежат венецианцы, тайно помогавшие нашей церкви века тому назад. Их имена я храню в своей памяти, и больше они нигде не записаны.
Браво попросил его перечислить имена. Когда отец Дамаскинос закончил, он попросил:
— Проведите нас к саркофагу Лоренцо Форнарини.
— Разумеется.
Священник повел их дальше по проходу. Пройдя около двух третей всей длины, они остановились. Отец Дамаскинос указал на саркофаг с левой стороны.
Семья Форнарини, как и Цорци, принадлежала к Case Vecchie, старым домам, элите Венеции. Всего таких семей было двадцать четыре; столько же красных нитей Браво насчитал на найденном греческом кресте. Именно это и означал последний шифр: саркофаг в греческой церкви, где покоятся останки венецианца из старинной семьи.
— Как хорошо было известно вашему отцу, Лоренцо Форнарини жил в конце четырнадцатого века и был рыцарем-тамплиером, — сказал отец Дамаскинос. — Он находился в Трапезунде, когда город захватила армия султана Мехмеда II. Он сохранил верность Венеции и тайно принял православие, вот почему его останки покоятся здесь. Греческая церковь почитала его как героя. Затем против Лоренцо выступил Андреа Корнадоро, из семьи, тоже принадлежащей к Case Vecchie; об этом рыцаре ходила дурная слава.
Они враждовали три года, и в итоге Корнадоро убил Форнарини. Монахи забрали тело, перепеленали его и привезли в Венецию. Декстер считал Лоренцо Форнарини, как и фра Леони, настоящим героем.
