Майкл Коннелли - Кровавая работа
В гостиной на журнальном столике уже не лежали документы. Он убрал все бумаги в свою кожаную сумку сразу, как просмотрел их. На столе возвышалась только стопка видеокассет.
Отчаянно пытаясь забыть о другом пациенте, которого упомянула Фокс, Терри машинально взял одну из кассет и подошел к телевизору. Он всунул кассету в магнитофон, даже не проверив, что это за запись. Сейчас это не имело значения. Ему необходимо было как-то отвлечься.
Однако, вернувшись на кушетку, он забыл о кассете и снова начал думать об адвокате. Халлер-младший был подходящей кандидатурой. Не такой, конечно, как его легендарный отец. В свое время Майки-старший был просто легендой Лос-Анджелеса. Но он давно умер, и сын по праву занял его место. Он его вытащит, Маккалеб не сомневался. Правда, сначала придется пройти сквозь палочный строй потирающей руки прессы, а кроме того, продать «Обгоняющий волны» и лишиться почти всех сбережений. Но даже когда выяснится, что Терри не виновен, пятно на его репутации останется навсегда.
Мелькание на экране телевизора отвлекло Маккалеба от мрачных мыслей. Камера показывала ноги стоящего на столе человека. Терри узнал свои собственные кроссовки и понял, какую кассету он смотрит. Это был сеанс гипноза с Нуном, записанный на видеокассету. Момент, когда Маккалеб взобрался на стол, чтобы выключить одну из ламп и приглушить свет в комнате. Джеймс Нун поднялся со стула, чтобы принять из рук Терри лампу дневного света.
Терри вдруг вспомнил, что не пересматривал сеанс гипноза, хотя пообещал сделать это капитану Хитченсу. Маккалеб прокрутил пленку немного вперед, пропуская период подготовки к сеансу. Ему было важно еще раз послушать ответы Нуна на его вопросы о стрельбе. Здесь была важна любая, самая мелкая деталь.
Терри целиком сосредоточился на просмотре, забыв на время про остальные проблемы. Ему показалось, что он ощущает нечто сродни тому, что чувствовал во время самого сеанса. Нун был, конечно, прекрасным объектом для проведения гипнотического опыта. Разочаровывало лишь то, что он не мог хорошо разглядеть водителя «чероки» и что номера машины были закрыты какой-то тряпкой.
— Вот черт, — как и во время сеанса, воскликнул Терри. Он потянулся за пультом, чтобы еще раз прослушать запись сначала, и вдруг Терри замер, словно его оглушили.
Только сейчас он заметил нечто, что выбивалось из картины обычного сеанса. Его на мгновение отвлекла Уинстон. Он хорошо это помнил. Маккалеб перемотал запись, сделав паузу, когда дошел почти до конца.
Нун на этих кадрах был снят крупным планом, и было заметно, как он устал. Терри спросил его, не заметил ли он каких-нибудь наклеек на ветровом стекле «чероки». Нун сказал, что не заметил. Больше Терри не о чем было его спрашивать. Вопросы закончились. Тогда он повернулся к Джей и спросил у нее: «Что-нибудь еще?»
Следуя указаниям Маккалеба не отвечать вслух, Джей просто отрицательно покачала головой. Тогда Маккалеб спросил ее: «Точно?» Джей снова отрицательно покачала головой. И Маккалеб начал выводить Нуна из состояния транса.
Но он совершил ошибку, не заметив ее тогда, во время сеанса. Маккалеб сейчас обошел вокруг столика и уставился прямо в экран. Он еще раз перемотал запись до нужного места.
— Ах ты, сукин сын, — прошептал он сквозь зубы. — Ты должен был ответить на мой вопрос, Нун. Должен был ответить!
Он вытащил кассету из магнитофона, положил ее на стол и начал перебирать остальные, отыскивая что-то конкретное. Наконец он увидел надпись на футляре: «Шерман-маркет» — и вставил эту кассету в магнитофон, перемотав до момента, где появлялось лицо Доброго Самаритянина. Маккалеб нажал паузу, и кадр застыл.
Однако магнитофон был старой модели и долго удерживать паузу не мог. Терри вытащил кассету и посмотрел на часы. Было около пяти часов дня. Терри прошел на кухню за телефоном.
Тони Бэнкс и на этот раз согласился задержаться после работы и дождаться приезда Маккалеба. Терри пересек Долину по шоссе 101, это был самый быстрый путь. В это время весь транспорт в основном двигался в противоположном направлении, унося людей из города после рабочего дня. Но после того как он свернул на южную трассу в сторону Голливуда, ему пришлось простоять в довольно длинной пробке. В конце концов, когда он добрался до «Видеографикс», часы показывали начало шестого. Как и в прошлый раз, Тони сам открыл дверь конторы.
— Спасибо, Тони, — сказал Терри, следуя за Тони по коридору в лабораторию. — Ты даже не представляешь, как я тебе обязан.
— Ерунда, — улыбнулся Бэнкс.
Хотя прежнего энтузиазма в его голосе Терри не заметил, он вручил Тони обе кассеты.
— На обеих пленках виден мужчина. Мне надо убедиться, один ли это человек.
— Ты хочешь сказать, что в этом не уверен? — спросил Бэнкс.
— Скажем, не совсем уверен. Внешне они не похожи. Но мне кажется, это маскарад. Я думаю, что это один и тот же человек, но мне надо убедиться до конца.
Тони взял кассету с записью убийства в магазине, вставил ее в левое гнездо магнитофона и начал проматывать. Вскоре послышалась стрельба, потом все стихло и на экране появился Добрый Самаритянин.
— Это он? — спросил Тони.
— Он самый. Ставь на паузу.
Тони нажал кнопку, и лицо Самаритянина в профиль застыло на экране. Изображение было очень четкое.
— Сможешь удержать картинку? — спросил Терри. — Мне нужно именно оно. Проводить сравнение лиц в фас сложнее.
— Как скажешь, босс.
Маккалеб дал ему вторую кассету, с сеансом гипноза. Эту кассету Бэнкс вставил в правое гнездо.
— Отмотай немного назад, — попросил Терри.
— Чем вы занимаетесь с этим типом? — поинтересовался Бэнкс.
— Проводим сеанс гипноза.
— Серьезно?
— По крайней мере, в тот день я так считал, — пробормотал Терри. — А теперь подозреваю, что этот тип обвел меня вокруг пальца. На счет раз.
Бэнкс нажал паузу, когда Джеймс Нун посмотрел вправо, в сторону комнаты, где проводилось предварительное интервью. Профиль Нуна был виден довольно хорошо. Тогда Бэнкс начал водить мышкой компьютера, нажал несколько клавиш и сделал изображение максимально четким. Потом повторил процедуру со второй картинкой. Потом Тони откинулся в кресле, внимательно глядя на два портрета в профиль. Потом он достал указку с инфракрасным лучом и начал размышлять вслух.
— Цвет лица не совпадает, — сказал он. — Один их них похож на мексиканца.
— Это легко. Пара часов в солярии — и ты уже «мексиканец».
Но Бэнкс уже сам показывал на горбинку на переносице Доброго Самаритянина.
— Видишь ту же горбинку у второго? — спросил он.
— Да.
На носу Джеймса Нуна была та же двойная горбинка.
— Конечно, это не компьютерный анализ, но мне кажется, это одно лицо, — сказал Бэнкс.
— Мне тоже.
— Цвет глаз, правда, разный, но это тоже легко делается.
— Линзы.
— Точно. А здесь, смотри, у типа справа челюсть выглядит крупнее — как у боксеров, когда они кладут за щеку специальные валики. Так, чтобы немного изменить внешность, Брандо в «Крестном отце» использовал ватные шарики.
После слов Тони Маккалеб вспомнил фразу про канноли. Этот тип продумал все до мелочей.
— А волосы поменять не проблема, — продолжал Тони. — Мне кажется, что на этом типе парик.
Тони провел красным лучом линию вдоль границы волосяного покрова на лбу Доброго Самаритянина. Терри было досадно, что он сам не догадался. Линия была слишком правильной, и стало ясно: на Самаритянине парик.
— Давай посмотрим, что еще он придумал, — весело произнес Бэнкс, нажимая клавиши. С помощью мышки он начал укрупнять изображение, фокусируя его на руках Самаритянина.
— Понимаешь, какая штука. Можно использовать грим, надеть парик, вставить челюсть. Но руки выдают все. С ними ничего сделать нельзя. Руки — а иногда ступни — выдадут любого.
Сделав крупный план рук Доброго Самаритянина, Бэнкс начал проделывать ту же операцию с изображением Нуна, точнее, его правой руки. Закончив, Тони отступил назад, чтобы видеть оба экрана сразу и сравнить оба изображения.
— Посмотри, — сказал он.
Маккалеб пристально вглядывался в оба кадра.
— Ну и что?
— Смотри, здесь на костяшке небольшой шрам. Видишь, цвет немного отличается?
Маккалеб придвинулся как можно ближе к экрану, разглядывая правую руку Доброго Самаритянина.
— Подожди-ка, — сказал Тони. Он выдвинул ящик стола и вытащил лупу, какой обычно пользуются фотографы, работая с негативами. — Попробуй с этой штукой.
Маккалеб взял лупу и поднес ее к костяшке пальца Самаритянина. Теперь и Маккалеб видел чуть побелевший шрам на согнутом пальце. Остальная часть изображения была несколько размыта, но белевший шрам, похожий на крошечный вопросительный знак, виднелся очень отчетливо.
