Дэвид Хьюсон - Убийство-2
Но в прошлый понедельник ему позвонил Грю-Эриксен, и все в его жизни изменилось.
— Томас! — обратилась к нему Карина. — Хватит заниматься самобичеванием! Если бы вы не надавили на Монберга, он бы ни в чем не признался.
— Если бы я не надавил на него, он был бы сейчас жив.
— Неизвестно. Он ведь уже пытался покончить с собой.
Бук промолчал.
— Что значит — надавил? Как надавил? — вскинулся Плоуг.
— Он сделал то, что было необходимо, — коротко ответила Карина.
— Вас там не было, — возразил Плоуг. — Вы не можете знать, о чем они говорили. Бук, что произошло между вами?
Мяч стукнулся о стену, вернулся в руку. Полный человек с круглым бородатым лицом ничего не говорил.
— Всю эту кашу заварил сам Монберг, — стояла на своем Карина.
Плоуг сорвал с шеи галстук и швырнул его на стол. Для такого человека, как он, это было сродни бунту.
— Вы не понимаете политической подоплеки происходящего. Не понимаете, как одно событие связано с другим.
— Зато я прекрасно понимаю, что нам нужно добиваться встречи с Грю-Эриксеном!
Бук продолжал молча бросать мяч в стену. Эта глупая привычка раздражала его так же, как окружающих, но остановиться он не мог.
Плоугу позвонили, и он отошел, чтобы поговорить.
Карина вернулась к Буку.
— Насколько я могу судить, Краббе и министр обороны займутся антитеррористическим законопроектом без вашего участия. Они хотят окончательно вывести нас из игры. Мы так и не сможем разобраться в этом деле. Вы будете бессильны что-либо сделать. Или вас отправят в отставку. Черт побери, Томас! Скажите хоть что-нибудь!
Недавно ему на мобильный звонила Мария, он даже не ответил на звонок — не знал, что ей сказать.
— Совещание началось, — объявил Плоуг. — Будем ждать результатов и последующих указаний.
Карина сердито сверкнула глазами:
— Надо что-то делать! Премьер-министр даже не догадывается, что Россинг играет в какую-то свою игру.
Бук поймал мяч и включил звук у телевизора, увидев на экране еще одно знакомое лицо. В камеру смотрел Россинг в безупречном костюме и черном галстуке. Перед совещанием с премьер-министром он успел дать интервью.
— Я потрясен гибелью нашего замечательного товарища, — с суровым видом говорил он в камеру. — Фроде являл собой значительную политическую фигуру. Этот человек внес огромный личный вклад в совершенствование нашего государства. Но прежде всего это был мой близкий друг, и я скорблю о нем всем сердцем.
Бук еще прибавил звук, чтобы ссора между Кариной и Плоугом не возобновилась.
— Эта потеря особенно тяжела еще и потому, — продолжал Россинг, — что в настоящее время наша страна столкнулась с серьезными политическими проблемами.
Уловка не помогла. Плоуг снова цеплялся к Карине с упреками.
— Не надо защищать Монберга! — крикнула она в ответ. — Он этого не заслуживает.
— Я хочу знать, что случилось, — перекрикивал ее Плоуг. — И вам тоже следует знать. Учитывая все обстоятельства…
— Вы хотите знать, что случилось? — Она стукнула кулаком по столу. — Случилось то, что этот трус несчастный покончил с собой, потому что боялся последствий своих же собственных поступков! Импичмент, скандал, позор. Не вините меня. Не смейте винить Бука. В своей смерти виновен только сам Монберг. — Она указала на экран телевизора. — И еще Россинг. Его следы повсюду, куда ни глянь. Ради бога, Плоуг, хватит уже. Мне жаль, что я оскорбила ваши пуританские чувства, переспав с этим человеком. Теперь я вдвойне об этом сожалею. Но не надо делать из мухи слона. Для меня наша интрижка ровно ничего не значила, как и для него. Это просто случилось, как случается со всеми живыми, нормальными людьми, в отличие от роботов вроде вас.
Побледневший чиновник потерял дар речи и не смог вымолвить ни слова.
Бук отбросил мяч и выключил телевизор.
— Я хочу, чтобы вы созвали журналистов, — сказал он помощникам. — Немедленно.
— Журналистов? — опешил Плоуг. — Бук, сейчас не время шутить.
— Делайте, что я сказал, — отрезал Бук.
Задернутые шторы ограждали кабинет от ночного города. Премьер-министр, Флемминг Россинг и Эрлинг Краббе совещались втроем, без свидетелей. Протокол никто не вел, на столе не было ни ручек, ни бумаги.
— Скажу откровенно, — начал Краббе. — В парламенте есть куда более приемлемые кандидатуры, чем Бук. Вам вообще не следовало назначать его на такой ответственный пост.
— Он честный, — возразил Грю-Эриксен. — Умный и трудолюбивый. Ему недостает опыта. Но… — Он улыбнулся худому, мрачному человеку напротив. — Опыт приходит в работе.
— Бук не способен выполнять порученное дело, — настаивал Краббе. — А теперь еще эта неприятная шумиха из-за гибели Монберга. Что вообще происходит?
— Монберг тут ни при чем, — решительно сказал Грю-Эриксен. — Бук — мой министр, и оставьте свои нападки.
— Если вам нужна моя поддержка, то вам придется считаться с моим мнением, — заартачился Краббе.
— Мы считаемся, — вставил Россинг. — Я вам уже говорил. Мы согласны внести в антитеррористический проект поправки, на которых настаивает Народная партия. Мы запретим деятельность всех организаций, которые вы находите…
— Бук должен уйти, — уперся Краббе.
— Вы слышите меня или нет? — В голосе Грю-Эриксена звучал металл. — В этом правительстве министров назначаю я. А не вы! Буку пришлось отвечать за ошибки Монберга, о которых он ничего не знал, как, впрочем, и все мы.
— Что за ошибки? — потребовал подробности Краббе.
— Вам это не нужно знать. Теперь, когда его нет в живых…
Флемминг Россинг кашлянул, взглянул на премьер-министра и произнес:
— Надеюсь, вас удовлетворит, если мы сформулируем это так: в последнее время Фроде не вполне владел ситуацией.
Краббе в отчаянии вскинул тощие руки:
— Что ни день, то новый сюрприз. Когда же это кончится? Правительство на грани кризиса… Один из ваших министров покончил жизнь самоубийством… Этот жирный клоун Бук ни на что не годен…
В кабинет тихо вошел чиновник в сером костюме, прошептал что-то на ухо Грю-Эриксену и беззвучно исчез.
— И вдобавок, — ноющий голос Краббе возвысился до фальцета, — поползли слухи о каком-то старом деле военной прокуратуры. Да что же это такое! Опять дело рук исламистов?
Грю-Эриксен поднялся и включил телевизор.
— Давайте вернемся к нашим договоренностям относительно антитеррористического законопроекта, — воззвал Россинг. — Нужно довести процесс до конца, и тогда ваша партия сблизится с правительством. Вы сможете многому научиться. А тем временем все придет в норму, уверяю вас.
Ход программы новостей прервался заставкой «Прямое включение из парламента». На экране появился Томас Бук в синей рубашке с расстегнутым воротом. Вид у него был утомленный, но решительный.
— Все это очень серьезные вопросы, и на них должны быть получены исчерпывающие ответы, — говорил он перед рядами микрофонов. — Я потребую от Министерства обороны полный отчет о деле военной прокуратуры, которое может быть связано с недавними убийствами в Копенгагене.
— Проклятье, — выдохнул Россинг.
— У нас есть основания полагать, — продолжал Бук, — что министр обороны утаил от полиции важную информацию, чтобы скрыть собственную халатность. Мой предшественник Фроде Монберг перед своей смертью подтвердил мои подозрения. Это все, что я могу сообщить на данный момент.
Невидимые на экране люди забросали его вопросами. Грю-Эриксен с каменным лицом смотрел, как неожиданная пресс-конференция завершается хаосом.
— И это, по-вашему, называется «прийти в норму»? — взвизгнул Краббе.
Мадсен был в числе первых, кто прибыл в район мясоперерабатывающих предприятий, и теперь он вводил Брикса в курс дела, пока они вместе проходили через ночной клуб, полный притихших, удивленных людей, и поднимались на крышу.
— Лунд гналась за ним через все склады, потом преследовала в клубе, пока он не вылез сюда, — объяснял он. — У нее даже пистолета не было, вот дура.
Они подошли к металлической лестнице, ведущей на пристройку ниже уровня крыши.
— Скорее всего, он ждал ее за дверью и, когда она вышла туда, вырубил ее.
Брикс посмотрел вниз, на рифленую кровлю пристройки.
— Гуннар Торпе сказал что-нибудь? — спросил он.
— Когда мы приехали, он уже был в отключке. Множественные порезы, как у остальных. Похоже, орудие то же самое. Армейский жетон.
Он смотрел, как из здания постепенно выводят посетителей клуба.
— Он умер в машине «скорой помощи», не приходя в сознание.
Криминалисты обрабатывали ступеньки лестницы, выискивая улики, следы, делали снимки.
— Что сказала Лунд?
— Его лица она не видела. Хочет, чтобы мы нашли жетон, принадлежавший тому солдату, чью могилу она раскопала. Его жетон так и не нашли. — Мадсен пожал плечами. — По-моему, идея бредовая.
