Рут Ренделл - Солнце для мертвых глаз
Здесь, на глубине восьми футов под землей, было очень холодно. У Тедди заледенели ладони, а предплечья под курткой покрылись гусиной кожей. При свете луны он смог разглядеть положение стрелок на циферблате. Всего начало двенадцатого. Вполне возможно, что Франсин еще придет. Услышит ли он отсюда звук подъехавшего такси? Он оживил в памяти характерный стук дизельного двигателя, но столь желанного звука все не было и не было. Тедди закрыл глаза и попытался сосредоточиться.
В худшем случае, если случится немыслимое и он проведет здесь всю ночь, утром приедут дворники из подрядной организации, нанятой советом округа Вестминстер, чтобы убрать листья. Так сказал друг Милдред – или кто он ей там. Не сюда, естественно. Но если Тедди услышит, как они подъехали, и позовет на помощь, вытащат ли они его, не задавая никаких вопросов? Просто зайдя на участок и сбросив веревку или спустив лестницу? Он предполагал, что у этих людей всегда есть веревки и приставная лестница, закрепленная в кузове грузовика. Только вот он запер калитку изнутри.
Еще одна идея оказалась слишком жуткой, чтобы ее обдумывать. Можно подтащить эти тела под люк, сложить их друг на друга и, встав на них, дотянуться до проема. Такое возможно. Высоты хватит. Его охватил ужас. Нет, Тедди этого не сделает, он не сможет прикоснуться к ним. Но все равно идею нужно обдумать, нужно рассмотреть все варианты. Если он все же заставит себя сунуть ноги в туфли Гарриет с высоченными каблуками, а потом в этих туфлях встанет на ботинки Кейта, это даст еще дополнительных четыре дюйма. Встав же на тела, Тедди сможет ухватиться за край проема, к тому же так значительно проще. И, возможно, у него даже получится пальцами отгрести с края липкую массу листьев.
Прежде чем приступить, Тедди некоторое время ждал. Он ничего не мог с собой поделать. Нужно было обуздать дрожь, сотрясавшую его тело. Когда луна исчезла и в погребе опять воцарилась темнота, стало проще. Но Тедди все равно закрыл глаза, прежде чем взяться за ноги Гарриет. Он ожидал, что ноги будут окоченевшими, но они оказались мягкими и вялыми. Каблуки ее туфель были выше, чем он помнил, дюйма четыре высотой, и когда взял их в руки, его охватило неожиданное чувство, нечто вроде слабенького приступа ликования. Эти туфли спасут его, они помогут ему подняться и выбраться, и ему не понадобится чье-либо вмешательство.
Туфли не налезали. Он вбивал в них ступню, поджимал пальцы, даже снял носки, несмотря на холод. Но натянуть задники на пятки так и не смог. Туфли были как минимум на пять размеров меньше. Придется выкручиваться без них. Преодолевая тошноту, Тедди осторожно встал на тела, мысленно представил, будто он находится в другом месте, отключился от реальности и вытянул руку к проему. Руки болели: сказались раны, нанесенные остатками проволоки, и битье кулаками в стену. Край проема оказался не менее скользким, чем когда он падал. А еще что-то случилось с ним самим, когда он упал, нечто вроде контузии, Тедди не знал, что именно, но ощущал слабость во всем теле, из мышц плеч и рук исчезла сила. Он чувствовал, как пальцы беспомощно скользят по будто сальному краю. Тедди впивался ногтями, пытался ухватиться, найти нескользкий участок, но пальцы продолжали скользить, и настал момент, когда они перестали держать его, и он свалился обратно на дно камеры.
На этот раз он никак не повредился. Худшим было то, что Тедди упал на тела Кейта и Гарриет. В этом было нечто ужасное, как будто они, мертвые, затягивали его в свое уродство и разложение, и он тонет в гниющей массе. Тедди отскочил от них и ударился спиной о стену. Несколько минут он так и стоял, прижимаясь спиной к холодным кирпичам, словно стена могла, если прижаться посильнее, разойтись и вобрать его в себя. Однако понимал, что нужно сделать, если хочет пережить эту ночь: перетащить тела обратно в подвал, а самому разместиться в угольной камере, постараться выдержать эту ночь, одинокую, изолированную, посвященную размышлениям о том, как отсюда выбраться. И очень холодную. Тедди вдруг обратил внимание на то, что в камере жутко холодно.
Что касается холода, то тут он тоже знал, что делать. Но ему потребовалось довольно много времени, чтобы подготовиться. Ведь тогда Тедди рассчитывал, что больше никогда не увидит обитателей подвала и тем более не прикоснется к ним. Холодало с каждой минутой, у него застучали зубы, гусиная кожа на руках стала напоминать сыпь, он тихо бормотал себе под нос, что должен сделать это, что ему некуда деваться. Иначе умрет от переохлаждения.
– Приступай, – сказал Тедди в полный голос. – Берись за дело.
Отвернувшись, он взялся за одеяло, в которое было завернуто тело Гарриет, и потянул. Оно поддалось легко, но от шорохов и стуков, которые издавало то, что в нем содержалось, его горло сдавил спазм. От одеяла пахло, но не сильно. Как ни странно, экзотическими духами и роскошью, а еще чем-то сладко-кислым, противным и неопределимым – тем, что, как догадывался, очень скоро, возможно, завтра станет ужасным.
Тедди опять потребовалось много времени, прежде чем он решился воспользоваться одеялом по назначению. Одно дело – дотрагиваться руками до края, и совсем другое – завернуться в него. Однако одеяло было очень красивой вещью. Тедди запомнил это, еще когда доставал его из бельевого шкафа, – мягкое, пушистое, нежно-голубое, с атласной каймой. В тусклом свете из люка Тедди увидел, что оно измазано в угольной пыли, и расстроился. Ему стало стыдно за то, что он испачкал такую красивую, чистую, дорогую шерсть и совершил нечто столь противное его натуре. Он принялся ласково гладить его. Затем, познакомившись с ним, он заставил себя забыть, для чего его использовали, укрылся и свернулся калачиком на полу.
По его лицу текли слезы, горячие, как вода из крана. Тедди вытер их. В пушистых, пастельно-голубых складках было тепло, но одеяло вселило в него и другие ощущения. Он снова почувствовал себя ребенком, хотя и не таким, каким он был.
Заснуть не получалось. Тедди зарылся лицом в одеяло, все глубже и глубже, натягивая его на себя до тех пор, пока оно не превратилось в кокон. Оказавшись опять во чреве Элейн, теплом и темном, он попытался заснуть, но у него опять ничего не получилось. Кто знает, спят эмбрионы или нет?
* * *Антея удивлялась себе. Она никогда не предполагала, что на ее долю выпадет такое: уговаривать Франклина сходить домой и поговорить с Гарриет. Раньше она надеялась, что тот просто уйдет – со скандалом или без. Но сейчас ей вдруг захотелось ясности, чтобы над i были расставлены все точки, чтобы все вопросы были решены открыто и честно.
– Иди, – сказала она. – Объяснись. Не обещай ничего, но намекни, что все возможно.
Иногда, но не ставя себя на ее место, Франклин гадал, как Гарриет жила в его отсутствие, когда некому было подать ей утренний чай. Без него, когда не надо убираться, заниматься хозяйством, носить в химчистку его одежду. Развлекалась или, возможно, страдала? Как бы то ни было, впредь Гарриет придется самой наливать себе чай, только вот заставит ли это вставать ее пораньше или она будет лежать в постели допоздна, ответить на этот вопрос Франклин не мог. В одном он был уверен: в десять минут десятого – по его прикидкам, он должен был добраться до коттеджа «Оркадия» именно к этому времени – Гарриет будет сидеть дома и наводить марафет после утреннего душа.
Автомобильное движение было очень плотным, и он приехал чуть позже назначенного им самим срока. Он припарковал машину на территории конюшен, помахал Милдред, которая выгуливала свою собаку. Та помахала в ответ, выдавила из себя полуулыбку. Ему показалось, что она выглядит смущенной, но решил, что у него разыгралась фантазия, и вообразил, будто не ожидала увидеть его и он оказался не в том месте и не в то время. Да, это наверняка фантазии. Зная, что Гарриет ужасно легкомысленна в таких вещах, Франклин надеялся, что задняя калитка не заперта, но на этот раз Гарриет проявила похвальную бдительность, и этот путь был для него закрыт.
Он завернул за угол и открыл калитку в сад. Дикий виноград сбросил половину листьев, и они лежали таким толстым слоем, что не было видно мостовых плит. Гарриет, естественно, никогда не занималась садом, но уж листья-то она могла бы собрать. Франклин напомнил себе, что теперь для него не имеет значения, что она делает или как выглядит участок, затем вставил ключ в замочную скважину и вошел в дом.
Надо отдать ей должное: Гарриет всегда содержала их жилище в чистоте. И сейчас здесь было чисто и даже, на проницательный взгляд Франклина, чище, чем обычно. Он громко произнес:
– Привет, это я.
В ответ должен был бы раздаться изумленный вопль. Он никогда прежде не возвращался из поездок в столь ранний час. Однако ответа не последовало. Франклин поднялся наверх. Кровать была застелена и выглядела идеально. Не вызывало сомнения, что прошлой ночью никто не спал в ней, не пользовался комнатой или ванной. По идее, стенки душевой кабинки должны бы быть мокрыми, но те были сухими, да и полотенца слоновой кости на полотенцесушителе тоже.
