Энн Райс - Царица проклятых
Интересно, было ли когда-нибудь бессмертие даровано человеку с уродливой внешностью? Или же темная магия дарует красоту всякой жертве, брошенной в ее горнило? Габриэль при жизни, несомненно, была утонченным созданием, обладающим всем мужеством своего сына, но начисто лишенным его импульсивности. Луи... О да, Луи, конечно же, попал в их общество благодаря изящным чертам лица, глубине зеленых глаз. Его избрали за присущее ему состояние мрачной созерцательности, которое сейчас проявилось в полной мере. Он казался затерянным среди них человеком: лицо, смягченное эмоциями и красками, удивительная незащищенность во всем его облике, вечно вопрошающие и грустные глаза. Даже Хайман, несмотря на весь свой устрашающий вид, обладал бесспорным совершенством лица и фигуры.
Что касается Пандоры, то, глядя на нее, он видел перед собой не меланхоличное, отрешенное существо в библейских одеждах, застывшее в кресле, обратив взор к таящимся за сгущающимися тучами галактикам, а страстную и наивную живую женщину, которая подошла к нему на чернильно-темной улице Антиохии, умоляя дать ей бессмертие.
Даже Эрик, выбеленный веками, источающий слабое свечение, сохранил, как и Маарет, отпечаток глубоко человеческого чувства, еще более привлекательный благодаря очаровательной двуполой грациозности.
Никогда еще Мариусу не приходилось своими глазами видеть такое общество – собравшихся вместе бессмертных всех возрастов, от новорожденных до самых древних; и каждый из них обладал неизмеримыми силами и своими слабостями, включая даже пребывающего в невменяемом состоянии молодого человека, так мастерски созданного Арманом с помощью всей нерастраченной чистоты его девственной крови. Мариус сомневался, что подобная «община» существовала когда-либо в истории.
А как вписывается в картину он сам, старейший в своей тщательным образом управляемой вселенной, где древнейшими были немые боги? Ветра очистили его от сухой крови, приставшей к лицу и волосам. Его длинный черный плащ вымок в снегу, откуда он явился. И приближаясь к столу, воинственно ожидая, пока Маарет укажет ему, где сесть, он представлял себе, что выглядит таким же монстром, как и остальные, что его голубые глаза холодеют от злобы, сжигавшей его изнутри.
– Прошу, – любезно сказала она и указала на пустое деревянное кресло прямо перед ним, очевидно почетное место, напротив самой Маарет.
Удобное кресло, не такое, как большая часть современной мебели. Приятно откинуться на изогнутую спинку, да и положить руку на подлокотник тоже неплохо. Арман занял свободное место справа от него.
Маарет беззвучно села. Она положила руки на полированную столешницу и наклонила голову, словно собираясь с мыслями.
– Мы – это все, что осталось? – спросил Мариус. – Кроме царицы, принца-паршивца и... – Он замолчал.
Между остальными пробежала безмолвная волна недоумения. Немая сестра, где она? В чем заключается тайна?
– Да, – хладнокровно ответила Маарет. – Кроме царицы, принца-паршивца и моей сестры. Да, больше никого не осталось. По крайней мере, из тех, кого следует принимать в расчет.
Она сделала паузу, чтобы ее слова произвели максимальный эффект. Потом ласково оглядела всех собравшихся.
– Где-то далеко – продолжила она, – возможно, выжил кто-то еще из древних, из тех, кто решил остаться в стороне. Или те, за кем она все еще охотится, – но они обречены. Однако из тех, кто способен влиять на судьбы или принимать решения, больше не осталось никого. Или из тех, кого можно назвать целеустремленными.
– А мой сын, – резко вмешалась в разговор Габриэль, в ее голосе звучала нервозность и чувствовалось едва уловимое пренебрежение к присутствующим. – Неужели никто из вас не скажет мне, что она с ним сделала и где он находится? – Она отчаянно перевела бесстрашный взгляд с женщины на Мариуса. – Не сомневаюсь, что вы можете узнать, где он.
Мариуса тронуло ее сходство с Лестатом. Без сомнения, именно от нее он получил силу своего характера. Но в ней была определенная холодность, которой Лестату никогда не понять.
– Он с ней, я же тебе говорил, – сказал Хайман глубоким спокойным голосом. – Но она не позволяет нам узнать больше.
Габриэль явно ему не верила. Она напряглась, охваченная желанием уйти, отправиться на поиски в одиночку. Остальных ничто не смогло бы оторвать от стола. Но она не испытывала чувства преданности по отношению к собравшимся – это было совершенно очевидно. – Позволь, я объясню, – сказала Маарет, – ибо это чрезвычайно важно. Мать, разумеется, прекрасно умеет маскироваться. Но мы, рожденные в древние века, никогда не могли мысленно общаться ни с Матерью, ни с Отцом, ни друг с другом. Причина в том, что мы слишком тесно связаны с источником силы, превратившей нас в то, что мы есть. Мы слепы и глухи к мыслям друг друга, как слепы и глухи друг к другу создатель и его творение. Только по прошествии времени, когда число тех, кто пьет кровь, увеличилось, они приобрели способность общаться друг с другом без слов, как мы общаемся с людьми.
– Значит, Акаша не сможет вас найти, – заключил Мариус, – ни тебя, ни Хаймана, если поблизости не будет нас
– Именно так. Она либо увидит нас в ваших мыслях, либо не увидит вовсе. Мы тоже можем увидеть ее только в чужих мыслях. Но, конечно, мы слышим определенный характерный звук, свидетельствующий о приближении могущественного существа, звук, связанный с проявлением огромной энергии, с дыханием и пульсацией крови.
– Да, звук, – тихо пробормотал Дэниел. – Отвратительный нескончаемый звук.
– Но существует ли такое место, где мы можем спрятаться от нее? – спросил Эрик. – Те, кого она может слышать и видеть.
– Ты сам знаешь, что такого места нет, – терпеливо ответила Маарет. – Но мы зря теряем время на подобные разговоры. Вы находитесь здесь, потому что она либо не может вас убить, либо не хочет. И хватит об этом. Нам следует продолжать.
– Или же она еще не закончила, – с отвращением сказал Эрик. – В ее адском мозгу еще не созрело решение, кого убить, а кого оставить в живых!
– Думаю, ты здесь в безопасности, – ответил Хайман. – У нее же была возможность уничтожить каждого их присутствующих, разве не так?
В этом весь вопрос, догадался Мариус. Нельзя с уверенностью сказать, что у Матери была возможность уничтожить Эрика. Он, очевидно, путешествовал вместе с Маарет. Эрик остановил взгляд на Маарет. Быстрый безмолвный обмен мыслями – но не телепатический. Мариусу стало ясно, что именно Маарет создала Эрика, и оба они не были уверены, что Эрик достаточно силен, чтобы противостоять Матери.
– Но Лестат, его-то мысли вы можете прочесть, разве нет? – спросила Габриэль. – Разве вы не можете найти их обоих через его разум?
– Даже я не всегда могу преодолеть чересчур большое расстояние, – ответила Маарет. – Если бы остался кто-то, способный разобрать мысли Лестата и донести их до меня, я бы нашла его за секунду. Но практически никого больше не осталось. А Лестат всегда хорошо умел скрывать свое местонахождение; это его природный дар. Он всегда проявляется в тех, кто силен, самодостаточен и агрессивен. Где бы он ни был, он инстинктивно ставит вокруг себя барьер.
– Она забрала его с собой, – сказал Хайман. Он потянулся через стол и положил руку на ладонь Габриэль. – Она нам все откроет, когда будет готова. И если перед этим она решит причинить Лестату вред, то мы ничем не сможем ей помешать.
Мариус чуть не засмеялся. Такое впечатление, что древнейшие считают: произнести вслух абсолютную истину означает принести утешение. Что за любопытное сочетание жизненной силы и пассивности! Значит, вот как было на заре истории? Когда люди чувствовали, что грядет нечто неизбежное, они предпочитали застыть и смириться? Он с трудом мог это понять.
– Мать не причинит Лестату вреда, – сказал он, обращаясь к Габриэль и ко всем остальным. – Она его любит. И в основе ее чувства лежит совершенно обыкновенная любовь. Она не причинит ему вреда, чтобы не причинить вреда самой себе. И держу пари, ей известны все его штучки не хуже, чем любому из нас. Он не спровоцирует ее, хотя у него, вероятно, хватит глупости попробовать.
Габриэль слегка кивнула и даже сумела слабо улыбнуться. Она была твердо убеждена, что Лестат, располагай он временем и возможностью, способен рано или поздно спровоцировать кого угодно; но она сочла за лучшее промолчать об этом.
Она не утешилась; и не сдалась. Откинувшись на спинку деревянного кресла, она смотрела мимо них, как будто они перестали для нее существовать. Она не испытывала лояльности ни к одному из участников собрания, точнее, не испытывала лояльности ни к кому, кроме Лестата.
– Хорошо, – холодно произнесла она. Ответьте мне на самый важный вопрос. Если я уничтожу чудище, похитившее моего сына, то все мы умрем?
