Эл Ригби - Ночь за нашими спинами
– Придется делать это вместе. И черта с два ты станешь мэром!
Это звучат голоса Глински и Гамильтона. Главы партий идут сзади и, конечно же, уже делят территорию. Я закусываю губу. Даже они нашли, о чем поговорить, и только я – словно за стенкой. Далеко от политиков, лучшей подруги, главного злодея, ссорящихся Джона и Анны и переругивающихся призраков.
Кисловатый смрад сменяет запах цветущей воды – тяжелый, но более приятный. Мы приближаемся к краю оврага, через который перекинут хлипкий мост. Тихонько скрипят веревки, стучат друг о друга доски. Тут глубоко, метров тридцать. Вода осталась лишь на дне; впрочем, это скорее жижа, разбавленная грязью. Внизу виднеется ржавый двухместный самолет, когда-то бывший красным. «Кукурузник» – кажется, их называют так.
– С вами… все в порядке?
Вопрос Сайкса адресован Джею Гамильтону. Тот, неотрывно глядя вниз, вздрагивает и кивает. Он бледен – но, наверное, просто сказываются усталость и потрясение.
– В таком случае…
– Элмайра, ты… уже можешь летать?
Элм подскакивает как мячик и зависает в воздухе, болтая ногами.
– Да, пожалуй.
– Не могла бы ты спуститься и заглянуть под сиденья?
Призраки и Анна уже перешли мост. Сайкс как раз добрался до середины. Услышав вопрос, он оборачивается и кивает:
– Если это зачем-либо нужно, мы подождем.
– Я быстро.
Она взлетает и вскоре приземляется ногами на кресло пилота. Материя, прогнившая за много лет, немедленно проваливается даже под ее небольшим весом, и, с трудом освободившись, Элм наклоняется и начинает шарить по дну. Я подхожу к Джону. Он не сводит с самолета глаз.
– Она… найдет что-то нужное?
Айрин качает головой.
– Идем на ту сторону.
Но я остаюсь на месте и слышу громкий крик:
– Нашла!
Вновь поднявшись, она отдает Гамильтону в руки… игрушку. Небольшой танк ярко-зеленого цвета.
– Это что… твое?
– Ого, «британец». – Глински, поравнявшись с нами, с любопытством разглядывает находку. – Помню, союзники поставляли такие. Они, правда, не были такими зелеными…
Гамильтон не произносит ни слова. Его губы вытягиваются в тонкую линию, но он не раздражен. Это что-то другое. Я почувствовала то же самое несколько минут назад, когда только взглянула на дно оврага. Ужас.
– Я раскрасил его. – Он начинает потирать лоб. – Я…
Глински не считает нужным удержаться от едкой реплики и склоняет голову к плечу.
– У тебя в детстве была слабость к раскрашиванию игрушечных машинок? А я думаю, почему ты такой странный…
Но Гамильтон его не слышит. Теперь он смотрит вперед. Сквозь призраков, в далекую тьму, которая ждет нас. Элм пытается взять его за руку.
– Джей…
– Подарок брата. Он… расследовал необычные преступления и писал о них статьи. Его звали…
Его слова звучат глухо. Будто что-то невидимое сдавило Джейсону Гамильтону горло. Что-то намного сильнее пальцев Вана Глински и пальцев самого сильного антроида. Так может душить только собственная память.
– Крейг. Его все еще помнят.
– После стольких лет?
– После стольких лет.
Замерший на мосту Сайкс грустно улыбается. И нервно облизывает губы, прежде чем отвернуться и ускорить шаг.
– Неподалеку от городка, где мы жили, иногда исчезали люди. Это происходило в небольшом лесу. Ночью там было особенно темно и что-то гудело, что казалось странным, ведь ни аэропортов, ни полигонов поблизости не было. Брат решил осмотреть это место с воздуха и одолжил старый самолет. Я напросился с ним. Мы… думали, что найдем засекреченную базу, не более… но мы нашли тьму.
Я переглядываюсь с Джоном. Мне знакомо то, что описывает Гамильтон. Он говорит сдавленно, с паузами, его слова будто преодолевают невидимый внутренний барьер. Ван Глински внимательно его слушает. Его темные глаза неотрывно смотрят на игрушку в руках у «свободного».
– Мы летели вслепую, боясь сойти с ума от шума. Потом появился свет. Пересыхающее озеро, здания. Двигатель самолета пугающе чихал, но мы сели. А когда вылезли из этой ямы, то немедленно пошли за помощью… – Его губы кривятся в жалкой улыбке. – Глупо, но поначалу мы думали только о том, что это чужой самолет и его надо возвращать, мы же за него не расплатимся. И уже потом… появились пули. Крейга убило сразу, а я… – Он поворачивается к Глински: – У него хотя бы есть могила, или… его зарыли прямо так?
«Единоличник», явно удивленный, что вопрос задали ему, качает головой:
– Никогда не интересовался подробностями твоей жизни, которые не помогут тебя уничтожить.
– Ван, ты знаешь, что ты свинья?
Говоря, Элмайра, как и я, смотрит на ярко-зеленый танк. С него даже не облезла краска, будто его потеряли только вчера, а человек, держащий его, не вырос и не стал чьим-то бесстрашным лидером. Я все еще вижу маленького мальчика, глотающего пыль рядом с трупом брата. И слышу пули, ласково задевающие пряди светлых волос.
– Хватит терять время.
Слова Глински – не приказ, но вместе с Джоном и Элм я быстро преодолеваю мост. Дожидаюсь, пока колени перестают дрожать, перевожу дух.
– Джей?.. – громко окликает Элм.
Я оборачиваюсь. Гамильтон все еще стоит на краю обрыва. Я никак не могу понять, смотрит ли он на нас или опять в пустоту собственной памяти. Наверное… туда. Она затягивает, как течение: как бы хорошо ты ни плавал, так трудно вынырнуть и так просто захлебнуться.
– Остаешься, Монтигомо? Струсил?
Ван Глински – предпоследний из всей нашей странной экспедиции – стоит на середине хлипкой, трясущейся дорожки. Он делает шаг назад. «Свободный» поднимает взгляд:
– Иди за ними. Помоги им.
Глински пожимает широкими плечами и потирает поврежденную руку.
– Это глупо. Победи, или это тебя замучает.
– Меня и так слишком многое мучило. Все это время.
«Единоличник» вдруг тихо смеется и, подойдя еще ближе, качает головой:
– Брось. С этим живут. Даже с безымянными могилами за спиной. С десятками безымянных могил.
– Тебе… не понять.
– Думаешь?
Я вспоминаю ту, кого этот человек целовал у красной стены. Тех, с кем взрывал серые танки. И того, кто носил красную звездочку, а потом рассыпался в прах. Нет, определенно, Ван Глински понимает достаточно, чтобы сделать то, что он в итоге делает.
Последний резкий шаг. Здоровая рука крепко сжимает край воротника и тянет Гамильтона на мост.
– Дернешься – упадем. Сдохнем вместе, как тебе такая перспектива?
Что отвечает «свободный», я уже не слышу. Но двое наконец идут по мосту за нами следом. Тьма ждет.
* * *Тьма предельна. Как и на Юге, Западе и Востоке, она обрубает землю, вгрызается в нее сплошными рядами черных зубьев. Сайкс, Анна, Джон и призраки стоят на границе, дожидаясь нас. Элм, поравнявшись с ними, вытягивает руку. Рука исчезает в черном мареве по локоть, как отрубленная.
– Нам… точно туда? – Она отдергивает кисть и озадаченно разглядывает пальцы.
Элм боится. Боится не меньше, чем Джей Гамильтон, и у нее для этого достаточно причин. Но когда Мари кивает, Элм без колебаний берет за руки Сайкса и Анну. Я хватаюсь за Джона, другая моя ладонь внезапно оказывается в тисках у Глински, и он быстро, отрывисто командует:
– Не разбредаемся. По-хорошему нужно было обвязаться веревкой и взять свистки.
Гамильтон, который держит его за рукав, явно собирается что-то сказать, но в последний момент ограничивается скептичным хмыканьем. Действительно, какая веревка, чем она нам поможет, если… впрочем, лучше обойтись без «если». Мне и так становится страшно, я вдыхаю побольше воздуха… И все начинается.
Да. Тьма предельна. И, как и любая реальность, она страшнее, чем в кошмарах. Тьма давит, вливается через поры, растворяется в крови. Просочилась в зрачки и уши: не видно лиц, почти не слышно голосов. Тьма шепчется в разных уголках рассудка, просматривая мои воспоминания. Одно за другим. Тьма развешивает всюду горящие стрелки боли, почти повторяющие надпись на боку Белого Билли.
Попробовала? А теперь беги, девочка.
Беги.
Но Джон и Глински держат меня, а чуть впереди слабо светятся силуэты Вуги и Мари. Я борюсь. Борюсь, стараясь думать о чем-то другом. А если не выходит, то просто считаю до десяти.
Как странно, что во тьме оказались именно мы: цепные собачки властей, две центробежные силы города, призраки, мистер Сайкс и два последних инопланетянина, из-за которых все началось.
Громада ворот возникает неожиданно. Мы останавливаемся, пытаясь разглядеть друг друга. Элм высвобождает руку и шагает вперед – на фоне решетки я слабо различаю ее силуэт, будто вырезанный из бумаги.
– Ну… что?
Удивительно, но Мари улыбается без малейшего страха. И она первой подходит к воротам вплотную.
– Что вы видите?
Железные прутья, сквозь которые легко сунуть руку. А еще ворота можно обойти с другой стороны, но там тоже ничего не будет, я точно знаю. Створки соединяет квадратная пластина, на которую нанесен узор-надпись: шесть его фрагментов выступают, образуя полукольцо.
