Я — ярость - Делайла Доусон
Ко всему прочему — и это плюс! — миссис Рейлли живет в другом конце квартала.
Элла подъезжает к дому, попутно отмечая вымахавшие сорняки и кучу промокших картонных коробок на крыльце. Не заглушив двигатель, она вылезает, подбегает к двери гаража и набирает код. Сердце колотится где-то в горле, она ждет, что в любой момент появится кто-нибудь, кто угодно, и накричит на нее, потому что она делает что-то ужасное. Но дверь просто пищит и ползет наверх, открывая взору машину миссис Рейлли на одной половине, а на другой — знакомую кучу коробок с кошачьим кормом: мистер Мистофелис ел только определенный вид рыбы и миссис Рейлли всегда держала дома запас.
Элла оттаскивает коробки в сторону и въезжает на свободное место. Плевать, если двери в дом заперты, — она готова ночевать прямо в гараже в своей машине. Главное, что никто не постучит в окно и не доведет ее этим до сердечного приступа. Элла была права: здесь ничего не изменилось — все в точности как в последний раз, когда она заходила покормить мистера М. и Гриз.
Но дверь, ведущая в дом, не заперта.
— Привет? — зовет она. — Эй, миссис Рейлли?
Это на случай, если дома все-таки кто-нибудь живет. Элла всегда может притвориться, что просто заехала навестить пожилую соседку (и плевать, что эта соседка уже давно умерла).
Никто не отвечает, и она нажимает кнопку, чтобы закрыть дверь гаража. Забирает из машины сумки. С рюкзаком, сумкой и маленькой дамской сумочкой наперевес Элла идет в дом.
Итак, во-первых, здесь жарко и чертовски воняет. Элла морщит нос: запах кошачьей мочи и экскрементов смешивается с вонью гниющей еды. Гул приборов подсказывает ей, что электричество точно еще не отключили, так что Элла идет искать термостат. Он все еще стоит в режиме нагрева, потому что миссис Рейлли умерла зимой. Элла переводит регулятор на «охлаждение» и выставляет температуру на двадцать один градус.
Задернув все шторы и опустив жалюзи, она решается включить пару ламп (не слишком ярких, конечно). Все выглядит точно как в тот раз, когда Элла заезжала сюда перед похоронами миссис Рейлли, поила и кормила кошек, чтоб они продержались подольше, до приезда Тони. Элла вообще узнала о том, что миссис Рейлли умерла, только потому, что та перед смертью просила медсестру предупредить кошачью «няню», чтоб та продолжала кормить ее драгоценных малышей. Немного жутковато, что эта женщина на смертном одре заботилась о кошках. Как бы то ни было, Элле так никто и не заплатил, и она не стала говорить об этом с дочерью миссис Рейлли, рассудив, что взрослые сами обо всем позаботятся.
Судя по запаху, никто ни о чем не заботился. Дом не убирали и не выставляли на продажу. На столике в фойе стоит ваза с гнилыми, чернеющими, разлагающимися фруктами, и Элле не хватает духу залезть в холодильник. К счастью для нее, миссис Рейлли была из тех пожилых леди, которые прекрасно управляются с техникой, так что она, наверное, настроила автоматическое списание платы за коммунальные услуги: кондиционер гудит, а в туалете есть вода.
Мелькает мысль, что, может быть, дочь миссис Рейлли так и не приехала… и тут она находит кошек. На кухне. Тельце мистера М. покрылось коркой, он лежит прямо возле мисок с едой: мясо содрано с костей, повсюду длинные клочья серого меха. Гриз нетронута, но тоже мертва: распласталась всего в нескольких футах, у дыры, которую пыталась проделать в задней двери. У Эллы сводит живот, и она едва успевает добежать до раковины, прежде чем ее рвет желчью.
Кошки были очень ласковые. Невыносимо думать о том, что они так и не добрались до Джорджии.
Задержав дыхание на столько, на сколько хватает сил, Элла достает из-под раковины пакеты для мусора, с помощью старых каминных щипцов отскребает кошек от пола (о боже, они так любили лежать у нее на коленях, а мистер М. всегда мяукал, услышав звук открываемой консервной банки), пихает их в пакет и выбрасывает в мусорный бак на заднем дворе. Подняв крышку, Элла находит там бурлящую массу личинок, и ее пробивает дрожь. Она быстрее избавляется от пакета и, спотыкаясь, идет в дом, достает безупречно чистый стакан, набирает воды из-под крана, полощет рот и залпом выпивает. Вода горячая, с привкусом минералов и металла.
Боже, что за место!
Предполагалось, что это будет чуть ли не рай. Безопасность! Воздух! Вода!
Но это просто очередная пытка.
В течение следующего часа Элла забивает на чувство комфорта и старательно убирает все мерзкое дерьмо, из-за которого здесь невозможно жить. Задерживая дыхание и судорожно хватая ртом чистый воздух снаружи, она выгребает всю гниль из холодильника. Она убирает то, что было под кошачьими телами. Она тащит тяжелые, перегруженные пакеты с мусором и выбрасывает их в бак снаружи. Туда же летит и фруктовая корзинка, которая полна черной жижи и личинок. Ее тошнит снова и снова, но Элла больше не пьет воду после, потому что знает, что ее опять вырвет.
Это окупится, говорит она себе самой.
Если получится здесь убраться настолько, что перестанет сводить желудок от запаха, то Элла разогреет в микроволновке какой-нибудь замороженный обед из тех, что есть у миссис Рейлли, выпьет содовой, свернется калачиком, посмотрит телевизор и сможет хоть на пять минут притвориться, что все в порядке, что ей ничего не угрожает, что она не окружена мертвечиной. Этот дом — как капсула времени: здесь все так же, как было до Ярости, до того, как самая первая старушка забила кого-то в магазине насмерть бутылкой с соусом. В шкафу даже есть перец — по последним сводкам, его отнесли
