Первый шедевр - Яков Калинин
– Только денег у тебя больше не становится, – за спиной материализовался окровавленный Тим.
– Твою мать! – подпрыгнул от испуга Грег.
– Что? Я думал, ты уже привык. В тот раз ты драл свою бабу, не стесняясь зрителей в моем скромном лице.
Грегори молча вышел из душа и вытерся полотенцем, подошел к раковине и начал чистить зубы.
– Вопрос не снимается с повестки. Через три месяца твоя женушка породит на свет личинку, которую надо обстирывать, кормить и вот это вот все. Помнишь, сколько обошелся поход к врачу без страховки?
– Девять тысяч долларов, – буркнул пеной Грег.
– И это она отравилась устрицами! Представь, сколько обойдется рождение твоего ребенка!
– Дело в страховке…
– Дело в тебе, нищеброд! Ты разбазариваешь мои деньги направо и налево, и ни хера при этом не зарабатываешь!
– Решил мне нравоучения читать с утра пораньше? Нет никаких «твоих» денег, есть мои деньги, которые я трачу на свою семью.
– Как бы то ни было, – Тим присел на унитаз, положив ногу на ногу, – нам нужны бабки. Иначе твоя красивая семейная жизнь покатится прямиком под ободок унитаза. И убьет 99 процентов микробов!
Грег расчесывал свою окладистую бороду, которую успел отрастить за время жизни в Нью-Йорке. Чертов мертвец был прав, как бы ему это ни было сложно признавать. Он давно запустил работу над постерами и афишами, надеясь написать новую картину. Даже снял большое помещение под студию, но вдохновение к нему не шло, а вот аренда… Ее приходилось выплачивать ежемесячно.
– Что ты предлагаешь? – наконец спросил Грегори.
– Как что? Позвони этому шизанутому русскому! – Тим посмотрел на него как на идиота.
– И что? Попросить еще денег?
– Боже, у болотной пиявки мозгов больше! Продай ему картину!
Помрачневший Грегори отправился на кухню, поставил варить кофе и принялся готовить тесто для блинчиков. Он думал о словах Омовича, даже купил на скотобойне пять галлонов бычьей крови и экспериментировал с ней, разбрызгивая на холсты, орудовал кисточкой и валиком, даже распыляя ее феном на холст. Но вместо шедевра получалась какая-то невнятная мазня, вызывающая лишь тошноту.
– Ты сраный, кретин! Мало того, что бездарность, так еще тупой, как американский президент!
– Заткнись… – ответил Грег, взбивая яйца.
– Сраный русский тебе ясно дал понять, что он оценил в твоей картинке. Но ты так долго обтекал от чувства собственной важности, что забыл вытащить бананы из ушей. Что он тогда тебе сказал?
– Я бы слышал его лучше, если бы ты не орал у меня над ухом…
– Что он тогда сказал, обмудок?!
– Что-то про душу…
– Поздравляю, мудила! Он сказал, что чувствует в картине душу. Мою душу!
– И на что ты намекаешь?
– У кого-то два полушария мозга, а у тебя в черепе две ягодицы. Давай мочканем кого-нибудь!
– Ты с ума сошел?! – воскликнул Грег.
– Вот не надо строить из себя святого! Ты замочил бутылкой того мужика в подворотне – забил его к херам бутылкой до смерти!
– Во-первых, он был жив, когда я уходил…
– Ключевое слово – «был»…
– Во-вторых, это совершенно другое, он напал на меня…
– Это другое, то другое. Факты говорят следующее: ты замочил уже двух человек. Смерть одного ты продал. Так что тебе мешает…
– Это совершенно другое! – крикнул Грегори.
Кофейная пена прыснула из заварника. Грегори с ненавистью буравил сложившего руки на груди Тима, отвечавшего ему нахальным самоуверенным взглядом.
– С кем ты говоришь, Грег? – заспанная Оливия пришла из спальни. – Ты в порядке?
– Все в порядке, – отрезал Грег. – Иди умываться.
Оливия обняла себя за плечи и недоуменно смотрела на Грегори. Он отвернулся, выключил конфорку и продолжил делать тесто.
Оливия молча ушла в душ.
* * *Одинокая фигура сидела на обрыве высокой скалы у самого океана под хмурым пасмурным небом. Волны мерно шелестели, омывая камни и небольшой корабль, который между ними застрял. Он затонул много десятилетий назад и, как ракушками и водорослями, оброс многочисленными легендами.
По одной из них, на судне
