Анатолий Ковалев - Иначе не выжить
– Но и медлить тоже опасно, – возразил Балуев. – В последнюю минуту Поликарп может выкинуть какой-нибудь фокус. Это вполне в его духе.
На Федора было страшно смотреть. Последние дни вымотали его окончательно, превратили в ходячий манекен. Он похудел, осунулся, светлые живые глаза потонули в черных колодцах, отпечатках бессонницы, стали неподвижными.
Джентльмены плохо себе представляли, что на самом деле творится с парнем, отнеся все на счет волнения от предстоящей встречи с Поликарпом.
Правда, Геннадий Сергеевич догадывался об истинной причине таких изменений в облике Федора, но не придавал этому особого значения. Любится – перелюбится.
Кому-кому, а • ему-то известно, что такое любовь, что такое страсть. Просто он умеет держать себя в руках и не намерен выворачиваться наизнанку. Каждый человек судит о ближнем по собственному опыту, не подозревая, что у ближнего, может быть, все устроено иначе. Один всю жизнь идет на компромисс и даже получает от этого удовольствие, для другого компромисс – казнь о двух лошадях и двух телегах, которые раздирают его на части!
– Пора! – сделав последний глоток, подвел итог Геннадий.
– В самом деле, – подтвердил Мишкольц, отодвинув свою чашку.
– Я готов, – отозвался Федор, так и не прикоснувшись к напитку.
Ни слова больше не говоря, он взял с журнального столика саквояж и направился к выходу.
Мишкольц снова принялся листать журнал, а Геннадий прилип к окну.
– Сел в машину, – комментировал он, – выезжает со двора. В хвост ему пристроился синий «джип».
– Это Шалун, – не отрываясь от журнала, пояснил Владимир Евгеньевич.
– Все. Скрылись.
Балуев сунул в рот сигарету и отошел от окна. Его раздражала собственная безучастность на последнем, завершающем этапе дела, ради которого он потратил столько сил и времени. Но шеф был неумолим: «Вечно ты лезешь на рожон, как Чапай на боевом коне! Ты – мой помощник, а солидности в тебе ни на грош!» Геннадий напомнил, что ему всего двадцать восемь лет, а это не тот возраст, когда солидность – самое необходимое качество. И вообще, не настало ли время получить расчет? Разговор происходил незадолго до приезда Федора и оборвался на полуслове. Теперь, когда Балуев сел рядом и закурил, Володя спросил примиренческим тоном:
– Вы что, с Федей решили открыть собственное дело?
– Он выходит из игры? – сразу догадался Балуев.
– Да. Сегодня в полночь – он уже не наш человек.
– Ненормальный!
– А ты нормальный? Или это была шутка насчет твоей отставки?
– У меня по крайней мере есть деньги, чтобы обеспечить себе независимость.
– Так! – Мишкольц швырнул журнал на диван. – И что дальше?
– Ты хочешь знать все мои планы?
– Хотя бы на ближайшие полгода.
– Ладно, – согласился Геннадий. – Слушай, если это тебе интересно.
Сначала я разведусь с Мариной. Попробую у нее отвоевать хотя бы одного ребенка.
Перееду жить в столицу. Найду работу по специальности в каком-нибудь музее и заживу тихой, праведной жизнью.
– Ты меня прости, Гена, но это смешно.
– Почему? Почему не смешно жить здесь и одновременно жить в Венгрии?
Почему не смешно разрываться между двумя женами и сыновьями от разных жен?
Никогда в жизни Геннадий не высказывал своему шефу и другу подобных вещей, хотя и раньше не скрывал своего презрения к первой жене Мишкольца и уважения ко второй. Но это были незначительные, малоприметные ужимки и реверансы. Сегодня прорвало плотину.
– Все ясно. Ты устал, – похлопал его по руке Мишкольц, давая понять, что не намерен обсуждать с ним свои семейные проблемы. – Тебе необходим отдых.
Мотани куда-нибудь на месяц.
– Нет, – твердо заявил Балуев. – Сейчас не время.
– Его никогда не будет.
– Мне все опротивело, Володя, – признался Геннадий Сергеевич. – Я хочу спокойной жизни.
– Это хандра. Пройдет. Дождемся возвращения Федора, а потом покрутим глобус. Тебе надо отдохнуть.
– Боюсь, что не поможет. – Балуев затушил сигарету, собрал на поднос чашки, поднялся и уже на пороге гостиной спросил:
– Тебе с лимоном или с бальзамом?..
Зачем он вооружился перед поездкой на кладбище, Федор и сам не мог толком объяснить. Просто вспомнил, как стояла на коленях Настя, умоляя, чтобы он убил Поликарпа, и наган машинально полез в карман брюк. Убить Карпиди в его резиденции – это погибнуть самому, а такой роскоши он не мог себе позволить.
Ведь завтра главный день в его жизни, а значит, завтра еще надо жить. Он начал вести переговоры с Питом за спиной Балуева и Мишкольца, когда понял, что они ничем ему не помогут. Завтра он произведет великий обмен, выкупит девочку, и они вместе уберутся прочь из этого проклятого города! И никто не сможет упрекнуть его в нарушении правил игры или в том, что он задел чьи-либо интересы. Сегодня в полночь он уже ничей! Какая прелесть! В городе, где даже самая последняя уборщица называет себя мафией, он – ничей!
Еще выезжая со двора Балуева, Федор заметил, что следом за ним едет синий «джип». В его блокноте уже года полтора записан номер этой машины, и он прекрасно знает тех, кто в ней сидит. С ребятами Шалуна он сталкивался много раз, когда разорились оба его магазина. Чем они только не угрожали ему и однажды все-таки избили, произвели, как они выражаются, косметический ремонт фэйса. Сегодня они его охраняют и будут стоять насмерть, чтобы ни единый волосок не упал с его головы.
У ближайшего перекрестка, когда он стоял на светофоре, слева пристроился «форд» с затемненными стеклами. Он краем глаза заметил, как стекла «форда» стали быстро опускаться. Такие штуки он хорошо знал по гангстерским фильмам и стремглав бросился на пол.
– Ты че, придурок? – донеслось из «форда». Федор поднялся. В раскрытом оконце автомобиля торчала голова Шалуна.
– Следуй за нами, паря! – подмигнул он Федору, и затемненные стекла поехали вверх.
Теперь он держался в хвосте у «форда» и удивлялся тому, как выслуживается Шалун перед Мишкольцем – даже самолично решил участвовать в операции.
«Форд» вел Федора по центральным улицам города, тогда как Федор намеревался добираться до кладбища окольными путями. На проспекте Мира он сбавил скорость и немного отстал, успел взглянуть на окна пятого этажа в доме с ювелирным магазином. На миг ему показалось, что он спутал их с какими-то другими окнами, потому что в окнах Настиной квартиры горел свет. «Быть этого не может! – чуть не воскликнул Федор и почти остановился. Нет, он ничего не перепутал – свет действительно горел! – Что за чертовщина?» – вновь набирая скорость, спрашивал себя парень. Теперь он досадовал, что не сможет в скором времени разгадать эту тайну. После кладбища надо вернуться к Балуеву, а завтра, уже в семь утра, состоится обмен, и они вместе с Настей приедут на проспект Мира, ведь ключи от квартиры до сих пор у него. Он сам назначил Питу это время.
И сам выбрал место. Он все хорошенько продумал. Во-первых, нейтральная территория – запущенный парк Лермонтова контролирует Лось. Во-вторых, обветшалый пешеходный мостик через высохший ручеек, выстроенный еще до изобретения автомобиля. В-третьих, он подъедет к мостику со стороны главных ворот парка, а они – со стороны старого завода, не функционирующего уже несколько лет. Это поможет им с Настей избежать погони. Правда, главные ворота могут заблокировать люди Пита. Но и на этот случай Федор все предусмотрел. Он не станет возвращаться той же дорогой. Дело в том, что парк Лермонтова плавно переходит в огромный лесной массив. Недаром последние два дня Федор посвятил его обследованию. От дороги, ведущей к главным воротам, ответвляется узкая заасфальтированная полоска с односторонним движением в сторону лесного массива, впадающая потом в огромную реку под названием Колымский тракт. Это и будет их спасением. Он специально выбрал ранний час, чтобы на узкой дороге не было машин. Тогда он на хорошей скорости ее преодолеет за пять-семь минут.
Но это все будет завтра, а сегодня надо покончить с Поликарпом.
Вернее, с долгом. С последним долгом. Кошмар длился полтора года. Кажется, черная полоса жизни закончилась. Не может быть все время черно. Завтра он обнимет Настю. Скажет: «Выходи за меня!» Она, конечно, заартачится. А как же иначе, все-таки девушка, невинная. Он ее покорит своей любовью. Кто еще будет ее так любить? А дурь с этой бесконечной местью вскоре выветрится из головы. У нее не будет времени убиваться по брату и по любимой кукле – он ей быстро настругает ребятишек! Дети облагораживают. А кого облагораживала месть?
И тут на него навалилась новая дума. Он совсем упустил из виду, что за Настей числятся два убийства! Вот дурень! Влюбился, и будто не было ничего! Он спасет ее от Пита – это только полдела. Надо еще спасти ее от правосудия! Нет, они не поедут завтра на проспект Мира. К тому же этот подозрительный свет в окнах! Нет-нет! И к нему ехать тоже небезопасно. Что же делать? Надо бежать из этого города! И нечего думать о регистрации брака! Курам на смех! Он представил, как Настя в загсе одевает ему на палец кольцо и в это время щелкают наручники!
