Марк Биллингем - Погребённые заживо
Несколько лет тому назад, в похожей ситуации, он застыл на месте, когда преступник приставил нож к шее женщины-полицейского. Он сделал все по инструкции, опасаясь того, что его героизм может стоить ей жизни.
Тогда он увидел, как она все равно умерла.
Сам Люк замер и замолчал. Его глаза были закрыты. Потом слова Мэгги — она звала сына по имени и постоянно спрашивала, все ли с ним в порядке, — кажется, вернули Ларднера к происходящему.
— С ним и вправду все нормально, — ответил Ларднер. — Мы стали настоящими друзьями, верно, Люк?
Мальчик открыл глаза.
— Я думаю, мы неплохо внизу поболтали-посекретничали.
— Нет…
Торн увидел, как в глазах Мэгги Маллен вспыхнула паника.
— Поболтали о том о сем.
— О чем, например?
В ответ — пожатие плеч.
— Ну, о семье. О том, что в жизни имеет значение…
— Прекрати!
Люк Маллен из-под пленки прохрипел длинно, отчаянно: «Нет..»
— Я не собирался здесь об этом говорить, — заявил Ларднер, — но раз уж ты сама начала…
Оставалось уже не более пары шагов, но Торн понимал: Ларднер может перерезать Люку горло прежде, чем он до него доберется.
— Что ты рассказал моему сыну?
— Хочешь, чтобы я повторил? Даже полицейские будут в шоке. Но у этого, вон, уже ушки на макушке.
— Хватит!
— Рассказать ему, что мы вытворяли в постели? Или о том, почему ты вообще стала спать со мной?
Если она бросится к сыну или хотя бы на секунду отвлечет Ларднера, у Торна будет шанс. Только как подать ей знак, что сделать?
— Люк, послушай меня. Не знаю, что он тебе там наговорил.
— Давай не будем притворяться, что виной всему моя внешность.
— Он болен. Ты же понимаешь, дорогой, правда? Тебе известно, что он болен.
Торну нужно было броситься на левую руку, на руку с ножом. Возможно, если Люк быстро среагирует и отпрянет, Ларднер может потерять равновесие…
— Что привело тебя в мои объятья, — продолжал Ларднер. — Полагаю, это будет верное определение.
— Все — вранье. Все, что он наговорил.
— И, разумеется, увлекло прочь из объятий твоего мужа.
— Люк, пожалуйста, посмотри на меня.
— Думаю, мы теперь отлично знаем друг друга. Одна-две семейных тайны не повредят, верно?
— Люк, пожалуйста!
Не жди лучшего момента. Просто воспользуйся ближайшим…
— Почему бы тебе не рассказать все инспектору? — Губы у Ларднера были крепко сжаты, но глаза светились добротой. — Почему ты не выносила, когда он к тебе прикасался…
Раздался странный звук, как будто под пленкой взвыли от ярости и ужаса. Люк всем телом подался к матери, и, когда Ларднер потянул его назад на себя, по инерции врезался в Ларднера, и они оба завалились на диван.
Слишком поздно Торн сообразил, что происходит.
Он увидел, как высоко поднялась рука, которую до этого мальчик прижимал к бедру. Увидел, как что-то блеснуло у него в кулаке. Услышал вздох и треск.
Потом все стало происходить в ускоренном темпе. Комната наполнилась криками и окрасилась в красный цвет.
Торн обнаружил, что лежит у ног Ларднера и смотрит на осколок стекла, который выронил Люк. На осколке была кровь, а пленка, которой был обернут один конец — вроде импровизированной рукоятки, была скользкой от пота.
Это было похоже на стекло, под которым хранят картины. Тонкое, легко крошащееся.
Он стал искать кусок стекла, который вошел Питеру Ларднеру в шею. Увидел, что он уже скрылся под бьющей струей кровью.
Мэгги Маллен стояла на коленях и что-то шептала, одной рукой она крепко обхватила Ларднера за шею — все было в крови. Другой рукой она отчаянно размахивала, пытаясь дотянуться до Люка, который стоял в метре от нее и продолжал кричать, как будто только так умел разговаривать. Глаза мальчика были большие, как блюдца, дико вращались от ужаса и возбуждения.
И было в них что-то еще, что Торн не смог определить. Что-то более шокирующее, чем вся кровь, которая затекала в щели между рассохшимися досками.
ПОНЕДЕЛЬНИК
Глава двадцать девятая
Прежде чем вернуться в квартиру Торна, они выпили вина, потом по бокалу виски, затем хорошенько «заполировали» это большим количеством лагера. И все закусили своим первым поцелуем.
За окном уже начинало светать. Время — седьмой час.
Они, смеясь, повалились на диван, и дело, скорее всего, дошло бы до постели, поскольку изнутри их сжигало возбуждение совсем другого рода.
— Интересно, Хигнетт и Бригсток уже ссорятся из-за того, кому достанутся лавры? — заулыбалась Портер. — Договорились, как будут их делить.
Торн глупо заулыбался в ответ, но придал своему лицу притворно-серьезное выражение.
— Значит, так, нам достается три убийства. Четыре, если считать гибель Сары Хенли. На вашу долю выпадает похищение ребенка. Как тебе такой расклад?
— Что, выпадает именно так?
— Плюс все, что может всплыть в результате допросов: старые акцизные диски[37] и тому подобная мелочевка…
— Какая щедрость с вашей стороны!
— По-моему, щедрость необычайная!
Портер удивленно приподняла брови.
— Если бы Ларднер оказался в той квартире в Кэтфорде и его взяли ваши ребята, держу пари — вы бы все прибрали к своим рукам, нам бы ничего не досталось.
— Твоя правда.
— Истинная правда, — добавил Торн. — Так что попридержи язык.
Она улыбнулась пьяной улыбочкой, медленно растянув рот от уха до уха.
— Значит… ты ворвался в тот деревенский домик, не соизволив предупредить ни меня, никого…
— Вряд ли это можно назвать «ворвался».
— Тогда как бы ты это назвал?
— Времени не было звонить. Я не знал, где ты, близко, далеко…
— Ты даже и не попытался это выяснить.
— Я сам принял решение, точно также как и ты, когда вошла в ту квартиру.
— Я же пошла туда не одна!
— Случай. Мэгги так боялась вооруженного спецотряда после того, что случилось в Боу. Я просто… — Торн раздул щеки, уступая. Он знал, что она его раскусила.
— Скорее всего, ты полез в бутылку из-за того, что тебя оставили на связи в фургоне, когда мы пошли в квартиру к Аллену?
На лице Торна было написано изумление.
— Ты и вправду считаешь меня таким мелочным?
— Всего лишь предположение.
— Очевидно, ты права. Я необычайно мелочный. — Он наклонился ближе. — Мстительный. Злопамятный. Жуткий тип…
Они опять поцеловались. На этот раз поцелуй длился значительно дольше.
— Извини за запах, — стал оправдываться Торн. — Понимаешь, было только такое мыло. Какая-то лекарственная дрянь. В маленьких зеленых брусочках.
Торн принимал душ в больнице.
— Убийств было пять, — сказала Портер. — А ты сказал «четыре».
Он кивнул.
Осколок стекла. Тонкий, легко крошащийся…
Питер Ларднер умер в машине «скорой помощи», которая приехала к дому через двадцать пять минут.
— Еще одна причина не жить в деревне, — произнес тогда Торн.
Портер опустила руку вниз, нащупала бутылочку пива, стоящую на полу.
— А что с Люком?
Торн не мог передать словами, что представляло собой лицо мальчика, когда они в конце концов сняли скотч. Красное от липкой ленты, мокрое от слез и пота, обезумевший взгляд…
«Обезумевший» — совсем как те слова, в ярости нацарапанные на стене за постером.
— Он жив, и это, я считаю, сейчас самое главное. Но он, конечно, не сможет вот так просто проснуться завтра утром и все забыть, я прав? Ему нужно понять, кто он сейчас. Такое сложно пережить без поддержки близких, а у него от семьи, на которую можно было бы опереться, остался лишь пшик. — Он заметил, как Портер изменилась в лице. — В чем дело?
— Я имела в виду, возбудят ли против него дело?
Торн пожал плечами, взял свою баночку с пивом.
— А черт его знает! Полиция обязана предъявить ему обвинение…
Они оба сделали по глотку. Торн поинтересовался у Портер, не хочет ли она есть. Луиза призналась, что жалеет, что, до того как напиться, ничего не поела. Торн встал и пошел на кухню приготовить тосты.
Они болтали через открытую дверь о всякой ерунде — чтобы вся «грязь осела». Как будто они всю ночь протанцевали или веселись на вечеринке.
Как будто никто не умер от потери крови.
Торн оторвался от тостов, когда услышал, что Портер встала. Заглянул в комнату и увидел, что она направилась к стереосистеме. Том попросил включить какую-нибудь музыку, извинившись за то, что нет Шании Твейн. Он проверил, как там тосты, перевернул кусочки хлеба на сковороде и в этот момент почувствовал руки Луизы на своих плечах.
Когда он обернулся, она прижалась к нему; одной рукой гладила его по щеке, другой неуклюже пыталась расстегнуть пуговицы на его рубашке.
— Тогда тосты потом, да? — спросил Торн.
