Михей Натан - Боги Абердина
Я выпил горячего шоколада из бумажного стаканчика. Когда отряд, наконец, был готов тронуться в путь, нас набралось человек двадцать, в том числе — несколько студентов Абердина. Но, в основном, в команду вошли добровольцы из горожан.
Мы прочесали территорию к востоку от студенческого городка, прошли по хорошо утоптанным дорожкам к оврагам и усыпанными камнями возвышенностями, даже зашли далеко в лес. Иногда снег достигал до середины бедра. Мы осмотрели только половину территории, которую собирались, поскольку стало слишком холодно. Я вернулся к университету примерно час спустя. Пальцы ног и рук онемели.
Я заметил Арта и Хауи в университетском дворе, среди небольшой группы студентов и сотрудников службы безопасности.
— Я удивлен — видеть тебя здесь… — произнес Арт, глядя на заснеженный лес. — Я уже начал думать, что ты пропустишь еще день.
Хауи закатил глаза и кивнул на Артура.
— Вы далеко зашли? — спросил он у меня.
— До первого оврага после основных троп, — ответил я.
Арт прищурился.
— Это совсем недалеко, — заметил он. — Вчера мы осмотрели, как минимум, в два раза больше.
— Да, но вчера был северный лес — растительность гуще, и снега меньше, — заметил Хауи. — И было теплее. А сегодня мороз заворачивает, да еще и ветер пронизывающий.
— Тем не менее… — Артур посмотрел на меня. — Не вижу, как могут помочь эти поиски, если не предпринять более серьезную попытку.
— Не я руковожу поисками, — раздраженно заметил я.
Арт не ответил. К нам подошел сотрудник службы безопасности с красным лицом. Одет он был, словно для катания на лыжах, а на дутой оранжевой куртке бросался в глаза значок — символ принадлежности к службе. Это оказался Ламбл.
— Добрый день, господа, — с улыбкой поздоровался он. — Отвратительный день для прогулок. На улице совсем не хочется находиться. Готов поспорить: сегодня самый холодный день в году.
Он взял со стола стаканчик с горячим шоколадом. Мы все что-то пробормотали в ответ.
— Слышали какие-нибудь новости? — спросил Арт, ковыряя в снегу носком ботинка.
— Ничего, что не слышали бы вы, — ответил Ламбл. — Однако из Бостона прислали пару полицейских. Они вчера вечером заходили к нам в контору.
Артур кивнул. Я подумал, что это было слишком уж показательно.
— А зачем? — спросил он.
Ламбл снял шапку и почесал голову. Солнце отразилось от его персикового цвета лысины, на которой от холода тоже появились красные пятна.
— Как я понимаю, у миссис Хиггинс есть связи в полиции штата в Бостоне. Ее покойный муж дружил со старшим следователем… что-то в этом роде. Если честно, говорили мы мало.
Арт спросил, почему.
— У них было много вопросов о том, что мы уже выяснили. То о чем мы уже говорили с вами, ребята. — Он снова надел шапку. — Но они хотели все повторить. — Ламбл заговорил тише и наклонился поближе к Арту. — Знаете, это было оскорбительно, как будто мы совершенно некомпетентны. Я сказал…
— Но у нас же человек пропал, — сказал Артур, вынул трубку изо рта и осмотрел кончик. — Со всем уважением к вам, это гораздо важнее, чем арест старшекурсника за продажу наркотиков в туалете Гаррингер-холла.
— Правда? — Ламбл скрестил руки на груди. Его обычно веселая улыбка быстро исчезла, на лице появилось мрачное выражение.
— Появляется разочарование, — заявил Арт совсем не примирительным тоном. Он будто бы шел на ссору. — Все ведут себя так, будто с Дэном все в порядке. Я понимаю щекотливость ситуации, — его выражение лица указывало на обратное. — А отсутствие срочности, настоятельной необходимости, в конце концов, мешает решению проблемы. Мы должны предполагать худшее и действовать соответственно.
Ламбл кивнул.
— И что это за предположение? — спросил он.
— То, чего все боятся, но пока никто не произнес вслух. Дэн мертв.
Сотрудник службы безопасности собирался что-то еще сказать, — но сдержался. После того, как Арт чиркнул спичкой и сделал несколько долгих затяжек, Ламбл пошел прочь, бросив стаканчик из-под горячего шоколада в зеленый мусорный бак.
* * *Я присутствовал на всех занятиях, игнорируя взгляды и приглушенный шепот. Мы было неуютно становиться знаменитостью — другом пропавшего человека. Даже Эллисон Фейнштейн, которая редко демонстрировала какие-то эмоции, кроме безразличия или скуки, остановилась и уставилась на меня, когда я проходил мимо нее по ступеням Торрен-холла.
Ее духи с запахом дыма обволокли меня. Но я шел дальше с намерением выбросить все из головы, пытаясь вместо этого сконцентрироваться на учебе. Я задумался, будет ли легче, если я исчезну — возможно, вернусь в «Парадиз» и встречусь со старым другом Генри Хоббесом. Может, к этому времени он установил отопление, — размышлял я. Может, клейкая лента все еще держится на дыре в потолке?
Во второй половине дня снова пошел снег, выпало еще два или три дюйма. Снежные горы по краям автомобильных стоянок увеличились. Судя по тому, что я слышал, полиция допросила свидетеля, который заявлял, что вчера видел Дэна. Теперь, после тщательного допроса Рой Элмор, фермер, выращивающий люцерну, шестидесяти с чем-то лет, который один год служил во Вьетнаме, в дельте реки Меконг, предположительно отказывался от предыдущих заявлений. Не уверен, сказал фермер, выглядел ли парень в белом седане, как Дэниел. И, может, его пассажир был не чернокожим, а пуэрториканцем или даже кубинцем, хотя житель Бранта вряд ли знал разницу между нами. Но слухи продолжали ходить, говорили, что Дэнни украли, после демонстрации фото чернокожего парня в местных новостях Фэрвича появилось несколько теорий о заговоре. Примерно в двадцати милях от Фэрвича, в Букертауне, случился пожар, который каким-то образом связали с исчезновением Дэна — вместе с кражей из мебельного магазина в Стэптонской долине. «Фэрвич Сентинел» решила опубликовать рисованный портрет чернокожего парня, сделанный в полиции, на первой полосе вместе с заголовком «Возможны след?» При этом, что местные власти настаивали на полной ненадежности свидетеля Элмора. На следующий день «Сентинел» опубликовала странную статью о «нападении, возможно мотивированном расистскими настроениями». Говорилось о случае перед одним кафе в Стэнтонской долине: афроамериканец подрался с двумя местными дорожными рабочими на автостоянке…
После занятий я взял такси и поехал в город, где попросил высадить меня у больницы святого Михаила. Это было маленькое невысокое здание из кирпича, с тонированными стеклами и дорожками из прессованного бетона, которые вели к автоматически открывающимся дверям. В приемном покое стоял телевизор, и я увидел, что главной новостью в пятичасовом выпуске стало исчезновение Дэниела Хиггинса. Они даже показали графический рисунок — голову Дэна, нарисованную черными линиями, поверх которой стоял огромный красный вопросительный знак.
— …Теперь поиски продолжаются уже третий день, и у полиции все еще очень мало информации относительно местонахождения Дэниела Хиггинса, которого в последний раз видели…
Я спросил, могу ли я увидеть Корнелия Грейвса, и медсестра из приемного покоя — полная женщина средних лет с синими тенями на веках, которые очень подходили по цвету к ее свитеру из целлюлозного химволокна — велела мне подписать какую-то бумагу. Ручка оказалась прикреплена к концу цепочки. Потом она спросила меня, не учусь ли я в Абердине. Я ответил, что учусь.
— Вы знаете что-нибудь насчет пропавшего парня? — она разговаривала со мной и одновременно смотрела новости. Синтия Эндрюс стояла перед Гаррингер-холлом и с торжественным видом говорила в микрофон.
— Нет, — ответил я.
— Что-то похожее случилось десять лет назад, — сообщила медсестра. Ее голос звучал одновременно сочувственно и укоризненно. — Одна несчастная девушка ехала автостопом по трассе 128. Да, думаю, так. Спустя неделю ее нашли в поле. Ее явно… ну, вы понимаете… — она неопределенно пошевелила руками. Этот жест, вероятно, означал, что раз девушка мертва, то лучше не упоминать случившееся с ней вслух. — Примерно месяц спустя нашли мужчину, который это сделал. Конечно, он жил в Нью-Йорке. За несколько лет он убил еще пару человек. Думаю, что даже признался, где всех похоронил. Это вам урок, — она погрозила мне пальцем. — Городские дети, вроде вас, не думают, что с ними здесь может случиться что-то плохое. Но, знаешь ли, ужасные вещи все-таки бывают. Маленький город, большой город — разницы никакой.
«Знаю», — подумал я и ушел.
Корнелий выглядел так, словно сжался в мумию под грудой белых одеял. Из одной сморщенной руки торчала игла капельницы. Кислородные трубки выходили из носа, как корневища маленького высохшего дерева. У него была отдельная тихая палата, шторы оказались задернутыми. Пахло антисептическим средством и детской присыпкой. Это напомнило мне палату матери, в которой она умирала в раковом отделении. На медицинском оборудовании мерцали светодиоды, гудели и иногда пищали мониторы, все было серым или белым, холодным и стерильным.
