Кай Дзен - Кровь избранных

Надо свить веревку, которая выдержала бы вес тела. Во время учебных выездов, когда отрабатывались действия на враждебных территориях, Копленд много раз видела, как полоски ткани соединяют и искусно переплетают друг с другом.

Шелли поняла, что для колебаний и размышлений времени не осталось. Черта с два она им сдастся. С самого момента аварии женщина ощущала, что в ней неуклонно растет пугающее чувство уничтожения. Словно после того, как внутрь попало коварное вещество Аль-Хариф, все остальное потеряло значение. Ей не было страшно. Слишком долго тянулась азартная игра, а теперь предстояло совершить настоящий поступок.

Руки работали с лихорадочной точностью и поражающей скоростью: эйфория последнего отчаяния перед уходом. Наконец веревка была готова, прочная и крепкая. Шелли замешкалась на секунду, потом целиком сосредоточилась на петле.

«О Ахет,[180] огненная суть жизни, коснись своей рукой и сопроводи нас, пока мы не станем Перет,[181] твоей возлюбленной и продолжательницей. Мы в тебе благодаря Хнуму, наделяющего силой. О Ахет, мы, люди песков, усладим твое сердце смоквами[182] и украсим голову виноградной лозой, подготовим тебя к наводнениям и поможем подняться во всей полноте. Острым лезвием священного кинжала очертим мы песок и защитим тебя от Сета, принеся жертву во имя нашей веры…»

Шелли бегло взглянула на себя в зеркало. Тело ее было бледным, как у фарфоровой куклы, вокруг глаз темные круги, шея и руки изборождены глубокими царапинами. Она чуть приоткрыла губы, словно собиралась что-то сказать, но у нее ничего не вышло.

Ни обвинения, ни завещания.

Женщина подошла к табурету и, взобравшись на него, подняла руки к потолку. И тут она различила голос тюремщика, который пока спокойно, но уже настойчиво звал ее из-за двери. Понять смысл того, что тот говорил, Шелли была не в состоянии и механически произнесла:

— Одну минуту, я сейчас выйду.

Стоявший за дверью мужчина, услышав ответ, понял, что она никуда не делась, и успокоился. Не нужны ей сюрпризы во время решительного шага.

Копленд продела веревку в крюк на потолке. Все движения выходили какими-то замедленными. Свет лампочки больно резал глаза.

И вдруг все движения Шелли стали быстрыми и резкими. Сердце бешено колотилось. Женщина рывком засунула голову в петлю, затянув узел точно на шее, чтобы максимально сократить мучения и не отступить.

«И да пребудет воля твоя к жертвоприношению, согласно слову священных обрядов Хнума. Кровь Аль-Харифа, чудесная и несказанная тайна, да прольется от удара этого кинжала и да сохранит твой секрет навсегда».

Шелли отбросила ногой табурет. В ответ на грохот закричал человек за дверью. Веревка натянулась, и женщина закачалась в воздухе. Несколько бесконечных секунд петля сжималась все сильнее. Дыхание прервалось, лицо стало серым.

Пока, жестокий мир.

Неистовые удары Эвдора в дверь ванной отсчитывали последние мгновения жизни мисс Копленд.

Остальные собратья ворвались в комнату, когда Гленди пытался вышибить дверь. Еще несколько ударов — и замок поддался.

— Господи… она повесилась! Быстро снимайте ее!

— Мертвая… шея сломана.

— Из-за тебя обряд полетел ко всем чертям! — заорал Альбин.

— Церемония не состоялась, теперь надо собрать кровь, пока ее циркуляция совсем не пропала, — здраво рассудил Эвдор.

Начался неописуемый хаос. Братья носились вокруг тела, выкрикивая какую-то чепуху. А потом раздались выстрелы.

27

Пути Сета

(2)

В то утро Абигайль чувствовала себя неважно и проснулась в легкой лихорадке, с испариной на лбу. Еще не рассвело, сквозь щели деревянного дома проникал прохладный солоноватый воздух. Как и каждый день, дел было невпроворот, и она не мешкала ни минуты, несмотря на недомогание. Надев длинное черное платье, передник и белый чепец, супруга спустилась на кухню приготовить завтрак мужу, Эбенезеру Баркеру. И вот в печи уже потрескивал огонь, начал закипать бульон. Когда хозяйка взбивала яйца и подбрасывала в топку дров, ее вдруг обдала волна жара. Голова закружилась, в висках застучало. Крепко зажмурившись, Абигайль присела к столу, и тут все тело начал бить озноб. Женщина решительно встала, намереваясь дойти до колодца и набрать ведро воды, чтобы освежить лицо и приложить ко лбу компресс.

Абигайль уже выходила из дома, когда висевшее над дверью распятие повернуло к ней голову.

Эбенезер, как был, в ночной сорочке, выскочил на отчаянный крик супруги и нашел ее на полу возле двери. Женщина плакала, скорчившись и горестно подтянув колени к груди. Он погладил ее по пылающему лбу и постарался успокоить. Абигайль дрожала и сквозь плотно сжатые губы выкрикивала какие-то бессвязные слова. Муж поднял ее на руки, унес в спальню, раздел и уложил в постель. Миссис Баркер все время казалось, что за ней неотвязно следует лицо с распятия.

Ближе всех к ним располагалась фактория[183] их свояка Фостера. Пришпорив коня, Эбенезер быстро проскакал несколько миль, отделявшие поселения друг от друга. День стоял солнечный и ветреный, над скалами вились причудливые облачка пара.

Сестра Баркера Роуз развешивала выстиранное белье. Узнав, что случилось, она побросала дела и отправилась с братом. Родственница весь день провозилась с Абигайль, прикладывая ей ко лбу компрессы и готовя травяные отвары, чтобы снизить температуру. Через пару дней больная стала выглядеть гораздо лучше. Эбенезер вздохнул с облегчением, а Роуз, с разрешения супруга, осталась помогать по хозяйству.

Наутро четвертого дня женщины в ожидании мужей тушили мясо. Вдруг миссис Эбенезер почувствовала, что в затылок ей кто-то дышит. Она поначалу не обратила внимания, а потом, когда шумное дыхание усилилось, стала оглядываться по сторонам.

Когда Роуз раскладывала хлеб, Абигайль увидела мелькнувшую у порога тень. Испуганная женщина с деревянной ложкой в руке пошла к двери. Выглянув на лестницу, она успела различить два огромных козьих копыта, удиравших на верхний этаж. На стук упавшей утвари прибежала миссис Фостер. Родственница, прислонившись к косяку, тяжело ловила ртом воздух.

Лихорадка вернулась с прежней силой.

Усадив Абигайль и дав ей стакан воды, сестра Эбенезера прижала ее к себе и принялась гладить по голове, как ребенка.

На следующее утро Эбенезер отправился в Эссекс за лекарем. Едва завидев поселенца на улице, доктор Могмен прервал удаление коренного зуба, сказав пациенту, что у него неотложный вызов, и попросил прийти завтра. Бедняга удивился, но с покорностью согласился.

Баркер не успел даже постучать в дверь, а Могмен уже вышел к нему с треуголкой в одной руке и кожаным саквояжем в другой. Эбенезер застыл с разинутым ртом, а доктор спросил, не случилось ли чего с его женой. Ему осталось только кивнуть и влезть в коляску, куда уже уселся лекарь. Несколько минут Могмен слушал Эбенезера, потом погрузился в свои мысли, нервно теребя красиво украшенную застежку сумки.

В доме Баркера доктор остался наедине с больной, впавшей в беспамятство. Подойдя к ней, Могмен ланцетом вскрыл ей вену на запястье и дал крови стечь в небольшую ампулу, которую сразу же осторожно закрыл. Потом достал из сумки какие-то листки и положил их в ящик комода. Легко проведя ладонью по векам больной, он грустно вздохнул.

Выйдя от Абигайль, доктор успокоил семью: ничего страшного, просто неизвестный тип лихорадки. Велел пить отвар из одуванчиков, чтобы очистить кровь, есть поменьше и исключить из рациона любые продукты ячменя. Могмен попросил Эбенезера проводить его до Эссекса, заверив, что жена поправится. Никакой платы лекарь не взял и, распрощавшись, уехал.

Добравшись до дома, доктор едва кивнул мистеру Баркеру, и не успела отъехать коляска, как приветливая улыбка сбежала с его лица. Вместо того чтобы войти внутрь, Могмен направился к самому большому в городке строению. Вдалеке золотыми бликами переливалось море. Оглянувшись по сторонам, лекарь взялся за дверное кольцо в виде бараньей головы и трижды постучал. Привратник магистрата сразу же впустил гостя.

В ту же ночь неизвестные люди бесшумно проникли в хлев к Баркерам и Фостерам.

В последующие дни состояние Абигайль вроде улучшилось. Она находилась в каком-то ступоре и молча бродила по комнатам. Роуз все время приходилось ловить ее и отводить в постель.

Жизнь вокруг шла своим чередом, Фостер столовался у Баркеров, а на ночь возвращался в свою факторию. Эбенезер каждое утро отправлялся работать, поцеловав в лоб жену и поблагодарив за помощь сестру.