Лев Пучков - Дикая степь
— Если все же ФСБ — наверно, морить не будут, — тихо пробормотал я и, подойдя поближе к вытяжке, негромко позвал: — Бо? Ты тут или где?
Ответа не было. Я позвал громче, а потом, проверяя свои позиции, пару раз крикнул во весь голос.
— Напрасно воздух сотрясаете. — Дверь отворилась, вошли двое в штатском — местные. — Звукоизоляция здесь мертвая, так что — не стоит.
Тот, что не советовал сотрясать, был смутно мне знаком. Поднатужившись, я вспомнил: парнишу сего показывали по местному телевидению и Бо отрекомендовал его как нехорошего человека. Правая рука хана, умница, мерзавец редкостный. А еще толстый сказал, что именно этот тип в свое время склонял его работать на хана и в результате был прямым текстом отправлен в не столь изысканные места, популярные в народе.
Нехороший человек выглядел старше меня лет на пять, был хорошо одет, отягощен скромными на вид часами марки “Картье”, благоухал дорогим парфюмом, выражение лица имел интеллигентное и вместе с тем в крайней степени самоуверенное. И вообще чувствовал себя здесь хозяином. Если бы не рекомендации Бо, я бы, пожалуй, счел парнишу вполне симпатичным и обаятельным.
Второй был явно персоной охранного свойства: плечистый, жилистый, невысокого роста, с кошачьей грацией и какой-то неторопливой обстоятельностью в движениях. Личико его удивительно напоминало морду взрослого бультерьера. В качестве приложения к бультерьеру имелись толстый кожаный портфель и два мобильника в каждом из нагрудных карманов рубашки.
— Слава, — попросту представился давний знакомец Бо, присаживаясь на один из стульев и приглашающим жестом указав мне на второй. — Садитесь — разговор есть. Доверительный.
Я сел и положил руки на стол, намекая, что с человеком в наручниках доверительный разговор строить проблематично.
— Ничего, господин Бакланов, потерпите, — отреагировал на намек Слава. — Мы справки навели — вы человек с прошлым, ситуацию можете оценивать неадекватно…Тем более если вы проявите благоразумие, таскать вам эти браслеты недолго… Давайте определимся с самого начала, чтобы не тратить время: мы с вами как будем общаться?
— В каком плане?
— Есть два режима работы. Человеческий и скотский. Человеческий основан на взаимном уважении, добровольном сотрудничестве и взаимопонимании. Скотский — на лжи, запирательстве и, соответственно, адекватной реакции: унижении, боли, втаптывании в грязь человеческого достоинства… Что скажете?
— Мне почему-то больше нравится первый режим, — застенчиво признался я.
— Очень хорошо, — одобрил Слава, приятно улыбнувшись одними губами — в глазах застыл какой-то неприятный блеск, тот, что сродни блеску лезвия опасной бритвы. — Кофе, сигареты?
— Не курю. — Я почему-то вдруг остро почувствовал, что этот тип с такой же улыбкой и спокойствием отдаст команду вздернуть меня на дыбу, коль скоро я выберу второй режим… — Если можно — кофе. Если можно — без психотропных препаратов.
— Сделайте нам кофе, — не повышая голоса, распорядился Слава в пространство. — И без препаратов — господин не любит… Мы, Эммануил Всеволодович, сейчас с вами работать будем — мне нужна ваша светлая голова и предметное мышление. Так что — никаких препаратов.
— Спасибо.
— Пожалуйста. Гена — давай.
Стоявший за моей спиной бультерьер раскрыл портфель, вынул из него несколько папок, положил на стол и вернулся на исходную. Страхует, значит. Не верит, значит, что я собираюсь проявлять благоразумие. Напротив, полагает, что я буду неадекватно оценивать ситуацию до упора.
Это следует взять на заметку. Что бы ни говорил господин, по поведению слуги нетрудно прочесть общую установку на работу с объектом…
— Ознакомьтесь с материалами, — предложил Слава. — Читайте, смотрите, сейчас вам кофе принесут.
Вот так, сразу: нате вам, голубчик. Убеждать вас, запугивать и вообще воздух сотрясать мы не будем — потрудитесь сами объективно оценить свое положение.
Я принял предложенную модель поведения: изображать истерику и допытываться об истинных причинах водворения в узилище не стал, а просто приступил к рассмотрению материала.
Между делом еще один крепыш притащил поднос с кофейными принадлежностями. Слава собственноручно разлил по чашкам ароматный эспрессо и первым продегустировал напиток, показывая, что, как и обещал, травить меня вредными препаратами пока не будут.
В папках я обнаружил массу неприятной для нас с Бо информации. С уголовными делами мне по жизни приходилось сталкиваться неоднократно, так что Определенный опыт в этом плане имеется. Бегло пролистав папки, я установил, что нам инкриминируют как минимум… шесть убийств, групповое изнасилование, в том числе и несовершеннолетней, истязание в отношении троих потерпевших. Недурственно, правда?
Установив сей неприятный факт, я разложил папки по эпизодам и приступил к более детальному рассмотрению.
По Валере Эрдниевичу имелись хорошие перспективы вывести нас в разряд подозреваемых, а потом просто вывести вообще. Самое приятное, что в момент преступления нас никто не фиксировал — иными словами, за руку не поймали.
Фото: Бо с Валерой у входа в ресторан, мы с Бо у того же входа, мы у проема в заборе — но нечетко, можно поспорить, что это мы. Затем — мы садимся в такси, лица озабоченные, глаза пустые. Фото трупов. Собственно Валера — во всей красе, в семи ракурсах, и еще двое мертвеньких парнишек — но в сортире. Откуда они их взяли — понятия не имею.
Показания: целая куча. Таксист в ресторан, таксист из ресторана, метрдотель, официантка, какие-то клиенты на террасе. Ага! Все почему-то в один голос утверждают, что мы с Бо вели себя агрессивно и высказывали намерения совершить в отношении Валеры Эрдниевича нечто очень скверное. Ну, господа хорошие, это уж дудки. С этим можно крепко поспорить.
По второму эпизоду было много нюансов. Взяты с поличным на месте преступления. Предмет убийства — вилы, на черенке — отпечатки Бо. Время наступления смерти потерпевших соответствует времени нашего пребывания в доме. Масса свидетельских показаний, подтверждающих наши тесные отношения с краеведом, — и опять отовсюду прет наше агрессивное поведение и невнятные угрозы в адрес краеведа и его семьи.
Но больше всего меня возмутила экспертиза. Оказывается, сперма, обнаруженная при исследовании тел жены и дочери краеведа, идентична нашему с Бо семени!
— Ну, это уж совсем лажа. — Я бросил листки с заключениями на стол и захлопнул папку. — Это можете прямо сейчас выкинуть. Если уж фабрикуете дело, так уважайте себя, не давайте нашим адвокатам повода поиздеваться над вами в суде! Расстреляйте меня на месте — не может там быть нашей спермы!
— Это утверждение было верным до экспертизы. — Слава мотнул подбородком — бультерьер сгреб папки со стола в портфель и вернулся на исходную. — А после…гхм-кхм… после экспертизы все как раз наоборот. Теперь ваша сперма там есть.
— Вы что — издеваетесь?! Да это же… Это уж вообще ни в какие рамки не лезет! — От возмущения я чуть дар речи не потерял. — Вы вообще сами понимаете, что вы говорите?!
— И напрасно вы — по поводу адвокатов. — Слава на мое возмущение чихать хотел — все так же приятно улыбался и поигрывал часовым браслетом. — Напомню — уголовное делопроизводство в отношении вас и вашего друга у нас осуществляется в соответствии с действующим законодательством. То есть расследовать вас, а потом и судить будут здесь. Так вот — звонить вам не дадут. Адвоката мы вам назначим. Отвод не примем. Сидеть вы будете в нашем СИЗО. “Вести” вас будут наши следователи. Свидетели — наши. Судить, само собой, будет наш судья… Вам все понятно?
— Мне — да. А вот вы… — Я открыл было рот, чтобы выплеснуть дежурную порцию возмущения, но быстро вспомнил совет насчет напрасного сотрясания воздуха. А еще вспомнил печальную историю несчастного Валеры Эрдниевича. Нет, не финал, а задолго до того. Историю борьбы с местной машиной ханского произвола. — А вы с господином Болдыревым на этот счет общались?
— Нет, я к вам первому пришел, — доверительно сообщил Слава. — И угадайте — почему?
— Угадываю. Вы с господином Болдыревым знакомы лично. И это знакомство у вас радужных эмоций не вызывает. Не хотите портить себе настроение.
— Отчасти угадали, — поощрительно кивнул Слава. — Дополню: вы производите впечатление интеллигентного и мыслящего человека. От вас легче ожидать разумного поведения, чем от вашего друга. И еще..; Вы кажетесь мне более слабым.
— Вы хотели сказать — более изящным? Правильно — я минимум на тридцать кило легче.
— Когда я сказал — более слабым, то имел в виду, что вы, на мой взгляд, гораздо более восприимчивы к воздействию боли… — доброжелательно уточнил Слава и, улыбнувшись еще шире, потыкал пальцем в разные стороны: — Здесь отличная звукоизоляция. Запомните это, Эммануил Всеволодович.
