Александр Проханов - Виртуоз
«Мне предлагают возглавить народ, повести его чрез триумфы и испытания? Предлагают стать средоточием народной мечты и воли?»
Небывалые, вчера еще невозможные мысли являлись Алексею под угрюмую светомузыку цеха, где оркестр играл симфонию Русской Империи.
Они покинули цех и вышли в ветряную пустоту с блеском воды, кричащими чайками, на край замкнутой акватории, посреди которой высился рукотворный конический остров. Окруженная водой гигантская пирамида отливала сталью, мерцала в глубоких нишах голубоватыми и розовыми огнями, словно невидимые жрецы совершали мистический обряд.
— А это, Алексей Федорович, плавучая нефтедобывающая платформа. Мы строим ее по заказу Газпрома. Ее отбуксируют к Новой Земле, к подводному месторождению «Приразломное». Европа ждет не дождется, когда станем оттуда газ качать, — директор, поблескивал синими поморскими глазками, предлагая Алексею любоваться плавающим диковинным островом, над которым вились чайки, словно собирались устроить на нем свои гнездовья. — Вот говорят, «сырьевая экономика», «нефтяная игла». Дескать, на большее Россия не способна. А кто, спросите, кроме России, способен в условиях полярных льдов развернуть современную добывающую индустрию? Это, я вам скажу, все равно, что добывать нефть на Луне, сделать Луну обитаемой. Топором и мотыгой этого не достичь. Это требует космических технологий. Поэтому я и говорю, что современный помор — это космонавт. Платформу мы хоть и отбуксируем к Новой Земле, но, в сущности, отбуксируем на Луну. На ней работать и жить — все равно, что работать и жить в лунном городе.
Алексей восхищался невиданной красотой стального острова, который насыщали могучими машинами и средствами космической связи, сверхновыми материалами и комфортным жильем. В стеклянных, озаренных оранжереях зацветут зимние сады с тропическими растениями, вольеры наполнятся диковинными животными и птицами. Русский ковчег отправится в странствие в черный безжизненный космос, где «русская цивилизация» рассеет свои семена.
Директор заметил, каким благодарным слушателем является его царственный гость. Это вдохновляло его. Его рассказ напоминал научно-фантастическое повествование. Платформа — гигантский кристалл, будет вживлен в необитаемый мир полярных льдов, геомагнитных бурь и космических радуг. Сталь платформы будет работать при сверхнизких температурах, делающих металл хрупким, как стекло. На кристалл будут наваливаться льды, круша и сминая. Бурильщики станут трудиться среди буранов полярной ночи, где организм задыхается от нехватки кислорода, а разум мутнеет от черноты и вечной бури. Жилые помещения платформы подобны камерам искусственного климата на орбитальных станциях, где в иллюминаторах блещут зловещие звезды, а в комнатах цветут орхидеи и порхают колибри. Связь платформы с Большой землей осуществляется через космос, а бурение морского дна, «наклонное», «кустовое», регулируется компьютером. Платформа снабжена гидроакустической аппаратурой, как подводная лодка. К платформе может подлететь вертолет, причалить танкер, от нее к материку протянутся нефтепроводы. Насыщенная автоматикой, с атомным энергоснабжением, она является искусственной планетой,— плод русской инженерии, дерзновенной русской мечты, которая ждет своего героя, своего долгожданного Императора.
Алексей вдохновенно слушал. Ощущал дерзновенный русский порыв на север, который был созвучен с его детской туманной мечтой, сказочной верой в Беловодье. В северный Русский Рай, к которому стремились старинные ладьи поморов и сталинские ледоколы. Ему предлагалось олицетворить этот пассионарный русский порыв. Стать Императором Полярной Звезды. И он соглашался.
— А теперь, Алексей Федорович, мы вам покажем супертанкер, который строим для сжиженного газа. Газ будем доставлять по Северному Морскому пути прямо в Америку, — директор увлекал Алексея в сторону заводских корпусов. Министр, адмирал, главный инженер торопились следом, переступали железнодорожные рельсы, обрезки металла. Алексей казался себе царем Петром с картины Серова — длинноногий, бурный, окруженный свитой, шагает по кромке моря.
Танкер на стапеле под открытым небом являл собой громадное, колючее, шевелящееся сооружение. Строительные леса окружали его множеством вертикальных опор, горизонтальными галереями. Он казался готическим собором, создаваемым из лучей, взлетающих линий, стремящихся вверх огней. Едва различимый, угрюмо-черный, был заключен в кружевной кокон, в сквозную лучистую оболочку, в недрах которой шло накопление вещества, оседала и сплачивалась материя, увеличивалась масса. Горело множество ламп, словно шел праздник. Сверху вниз лениво и пышно ниспадали красные огненные ручьи, ударялись о невидимую преграду, превращались в алое бурление, будто наполнялся огненный водоем, ручей переливался через край и вновь стремился к земле.
Звучала металлическая музыка, дышал, рокотал, высвистывал трубами огромный орган, будто шло богослужение, превращавшее строительство танкера в торжественный религиозный обряд. Люди, едва различимые, были повсюду, их перемещение, мельканье, исчезновение среди огней и лучистых конструкций придавало танкеру вид шевелящейся громады, белые каски были похожи на муравьиные яйца, а шевелящаяся колючая гора напоминала могучий муравейник, насыщенный таинственной организованной жизнью. Движение людей было не хаотично, а подчинялось строгим закономерностям, словно это был коллективный танец множества танцоров, перемещавшихся по воле невидимого балетмейстера. Они двигались вверх, мелькая белыми касками, сосредотачиваясь на одном горизонте. Сбегали вниз, превращаясь в длинную волнистую цепочку. Пересекали пространство по диагонали, вписываясь в треугольники и квадраты. Тянули жгуты проводов и резиновых труб, словно перетягивали канат. Передавали друг другу красные и голубые огни, будто участвовали в эстафете. Молитвенно возносили верх руки, и в ответ на молитву небо посылало им кипу стальной арматуры, и они бережно уносили во тьму ниспосланный небом дар. Строительство напоминало храмовое действие, сопровождалось возжиганием лампад, курением дымов, ритуальным хороводом жрецов. Звоны и гулы были музыкой священных бубнов, выкликавших верховное божество. Незримое, оно управляло возведением храма. Ему одному были ведомы чертежи. Оно собрало в одном месте разноязыкие народы, объединило в священное братство, уравняло в творчестве, озарило их жизни великой мечтой и целью.
Алексей чувствовал священную тайну, сочетавшую множество людей в единую артель, обратившую их таланты и жизни на Общее Дело. Слабые и смертные, объединенные в Общем Деле, они обретали мощь и бессмертие. Были способны создавать империи, осваивать материки, улетать в другие галактики, зажигать погасшие солнца. Об этом учили русские космисты и мистики русской истории. Об этом говорил ему вид громадного танкера, предназначенного для ледовых морей и полярных радуг. Об этом гудели трубы и били бубны, призывая его на царство, нарекая Императором Полярной Звезды.
— А теперь, Алексей Федорович, на пути к нашему главному стапелю хочу показать вам удивительный уголок завода, — директор загадочно улыбнулся, и его голубые бусинки затеплились, как огоньки.
Они миновали корпуса с зияющими провалами, в которых сквозила туманная металлическая тьма.
— Это эллинги, с которых сошли на воду сотни атомных подводных лодок, составивших мощь советского ракетного подводного флота. Теперь, увы, они пустуют. Да и лодки уже устарели, выбывают из состава флота, — директор с благоговением и печалью смотрел на облупленные строения и огромные черные скважины, из которых, как из утомленных долгими родами маток, выходили длинные громады лодок. Погружались в пучину, где шла невидимая миру борьба подводных гигантов.
Среди этих облупленных, закопченных строений приютилось странное сооружение, нелепый обломок. Кирпичное крыльцо в древнерусском стиле с пузырчатыми колонками и подвесками. Часть стены с одиноким окном, которое украшал изящный каменный наличник. Из кровельного, нелепо лежащего железа торчал невыразительный крест. Сквозь окно светился чахлый огонек.
— Это, Алексей Федорович, все, что осталось от Николо-Карельского монастыря. Его заложили новгородцы, последователи Марфы-посадницы. Завод построен на болотах, на месте монастыря. Когда строители усомнились, можно ли строить завод на болотах, Сталин сказал: «Старые монахи — люди толковые. Они знали, где надо строить». Монастырь снесли, а завод поставили. Это все, что осталось от монастыря. Мы здесь раньше газовые баллоны держали. А теперь приход открыли. Цех, как говорится, Господа Бога. Держим священника, он нам новые корабли освящает.
Алексей смотрел на каменный обломок с недоумением и щемящей болью. Облупленные корпуса с зияющими прогалами, как и этот ломоть с древнерусским крыльцом, являли собой образ катастрофы, в которой погибли два русских времени. Искрошили друг друга, оставив после себя обугленные обломки.
