Стив Берри - Миф Линкольна

Люк поймал недовольный взгляд Стефани. Она впервые посмотрела в его сторону. До этого они с ней поговорили по телефону, вскоре после того, как они с Малоуном прилетели в Юту. Нелл тогда сказала им, что они должны сделать. Сказать по правде, ничто из этого не вызвало у Люка восторга. Своим взглядом Стефани как будто спрашивала его – точно так же, как Сноу только что спрашивал у данитов, – понимает ли он свой долг.

Люк кивнул.

– Я буду молиться за ваш успех, – сказал Сноу.

Агент повернулся лицом к Пророку.

– Старина, кого ты пытаешься обмануть? Ты ведь не случайно привел Роуэна и Салазара в эту задницу мира. И теперь хочешь, чтобы мы пошли и сделали за тебя всю черную работу… Нет здесь ничего священного и праведного.

– Я вынуждена извиниться за грубость моего агента, – поспешила сказать Стефани.

– Он прав, – возразил Сноу. – Ничего праведного в этом нет. Это грязное дело. Мне всю ночь не давал покоя вопрос, что чувствовал Бригам Янг, отдавая приказ, чтобы повозки с золотом вернули назад? Он ведь наверняка знал, что тех четверых убьют. Но выбора у него не было. Нет его и у меня.

Люк открыл дверь и вышел из машины. Малоун и Стефани последовали за ним. Заметив Малоуна, оба данита тотчас схватились за пистолеты.

– Он наш враг, – сказал один из них.

– Нет, – возразил Пророк. – Все не так просто, как вы думаете.

Даниты и не думали опускать оружие.

– Я не стану повторять! – рявкнул на них Сноу. – Кому сказано, опустите оружие! Или вы дорого заплатите за это на небесах.

Даниты опустили оружие. Сноу жестом велел им отойти.

– Идите вперед, я вас догоню.

Стефани повела их за собой вверх по горной тропе.

– Надеюсь, ты не станешь ее трогать, – сказал Коттон.

Нелл резко обернулась к нему.

– А ты решил, что стану?

– Все зависит от того, что произойдет.

– Мне поручено проследить за тем, чтобы все, что ставит под удар будущее Соединенных Штатов, не покинуло этого места.

– Прекрасно. Делай, что тебе поручено. Но я заранее предупреждаю тебя и твоего парнишку: не смейте трогать ее даже пальцем. Я понятно сказал?

– У меня здесь свое дело, – отозвался Люк.

– Вот его и делай. Но только попробуй приблизиться хотя бы на шаг к Кассиопее, и ты покойник.

Люк не любил, когда ему угрожали. Однако Стефани велела ему не провоцировать Малоуна. Ситуация покажет, как им поступить с Кассиопеей. Нелл предупредила, что Коттон отлично понимает, чем все это может кончиться, поэтому вместо того, чтобы лишний раз его раздражать, лучше усыпить его бдительность.

Они здесь не затем, чтобы выиграть одиночную битву. Они должны выиграть войну.

Малоун не шутил, когда пригрозил пристрелить Люка, если тот хотя бы пальцем тронет Кассиопею. То, что ситуация серьезная, он понял по молчанию Стефани: операция должна окончательно подвести черту под этой историей. И чтобы никаких утечек. Стефани, Люк, он сам – профессионалы и умеют хранить секреты. Им можно доверить что угодно. Но Роуэн, Салазар, Кассиопея… Они – совершенно иное дело. Особенно Кассиопея, которую в последнее время было не узнать.

Нет, он питает огромное уважение к Стефани. Он даже понимал положение, в котором та оказалась, – приказ есть приказ. Тем более что на карту поставлено будущее страны. Увы, для него это ничего не меняло. Если Кассиопея так увлеклась, что забыла о собственной безопасности, что ж, он возьмет заботу о ней на себя. Ведь сколько раз она оказывала ему ту же услугу. Пора отдавать долги. Хочет она того или нет.

Стефани была вооружена. Как обычно. Под пальто в кобуре уютно устроилась «беретта». Малоун наверняка это заметил. Перед тем как ей покинуть Блэр-хаус, Дэнни Дэниелс отвел ее в сторонку, чтобы их не услышал Чарльз Сноу.

– У нас нет выбора, – сказал он. – Абсолютно никакого.

– Выбор всегда есть, – возразила она.

– Только не в этом деле. Надеюсь, ты понимаешь, что в этой стране найдется масса тех, кто тотчас ухватится за идею выхода. И видит Бог, это будет наша вина. Я в течение восьми лет пытаюсь управлять страной, и это дается мне с трудом. Если не сказать, что вообще никак. И если какой-то штат захочет отделиться, мне не нужно будет объяснять, зачем и почему. И неважно, произойдет это или нет. Само существование такого документа ставит под удар будущее всей страны. Узнай хоть кто-то о его существовании, и все пойдет не так. Я не могу этого допустить. Нам удалось направить события в нужное русло. Тебе и Люку остается лишь поставить точку в этой истории. Вот и поставьте.

– Еще есть Коттон.

– Знаю. Но он профессионал.

– Среди нас нет убийц.

– Разве кто-то назвал вас убийцами?

Дэнни легонько сжал ее руку. По спине Стефани пробежал холодок.

– Это тот самый выбор, с которым столкнулся Линкольн, – добавил он едва ли не шепотом. – И он был вынужден его сделать. Разница лишь в том, что тогда часть штатов уже отделилась, поэтому, чтобы вернуть их назад, он начал войну. Неудивительно, что Линкольн близко к сердцу принимал каждую смерть на той войне. Ведь это был его выбор, это он принял решение. Сколько раз, наверное, президент спрашивал себя: следую ли я заветам Отцов-Основателей или поступаю вопреки им? Ибо выбор стоял именно так. Война или развал страны. Но Америка выжила и стала такой, какой мы имеем ее сегодня.

– Надломленной?

Дэнни с укором посмотрел на нее.

– Лучшая надломленная система на всей планете. И я не дам ей исчезнуть.

– Отцы-Основатели думали иначе.

– Линкольн тоже думал иначе.

Стефани ждала, что ее собеседник скажет дальше.

– В тысяча восемьсот сорок восьмом году он произнес речь. Ее обнаружил Эдвин. В ней он сказал, что любой народ имеет право восстать и сбросить ненавистное правительство, чтобы затем сформировать новое, которое будет его устраивать. Он назвал это бесценным, священным правом. Что еще хуже, он заявил, что это право не распространяется исключительно на весь народ, вместе взятый. Любая часть народа, такая как штат или территория, может сделать то же самое. То есть этот сукин сын открытым текстом заявил, что отделение – это естественное право.

Затем, через тринадцать лет, уже став президентом, когда перед ним встал вопрос, отпустить южные штаты или нет, он сделал свой выбор в пользу единства страны. Вот и я тоже. Каждый президент под занавес своего срока думает о месте в истории. Я солгу, если скажу, что это не так. Мое наследие таково. Ни одна душа, кроме нас, не узнает о нем, кроме нас с тобой. Но меня это устраивает. Как и Линкольн, я выбираю целостность Соединенных Штатов Америки.

Стефани слышала, что Малоун сказал Люку. И поняла: эта угроза предназначается и ей тоже. Нервы Малоуна явно взвинчены, терпение на пределе.

Но главный здесь не он, а она.

– Коттон, – сказала Стефани, – мы поступим так, как сочтем нужным.

Малоун остановился и шагнул к ней. Они знали друг друга как свои пять пальцев. Он всегда приходил ей на выручку, помогал, когда ей требовалась помощь. Она, в свою очередь, при первой возможности возвращала ему долг, как это делают настоящие друзья.

– Стефани, я все понимаю. Сегодня не та ситуация. Но ведь это ты втянула Кассиопею в это дело, ты лгала ей, лишь бы только она оставалась в игре. В которую ты, кстати, втянула и меня. И потому я повторю: оставь Кассиопею в покое. Я займусь ею сам. Для тебя она не представляет угрозы.

– Но что, если ты ошибаешься?

Лицо Малоуна сделалось каменным.

– Не волнуйся. Не ошибаюсь, – сказал он и зашагал прочь.

Глава 64

Кассиопея с восхищением разглядывала горный пейзаж. Здесь все дышало спокойствием, хотя, казалось бы, должно было пугать, наполнять душу дурными предчувствиями, что гораздо ближе к истине.

Обойдя огромный дом, они вышли на каменистую тропу, что, извиваясь, вела вверх. По ковру зеленого мха были рассыпаны алые бусины костяники. Над их головами сомкнули раскидистые ветви ели, клены, дубы. С некоторых деревьев уже начали облетать листья. Откуда-то из зарослей появились два оленя и, постояв несколько мгновений, величаво удалились прочь. Похоже, они здесь никого не боялись.

– Охота здесь под запретом, – пояснил Роуэн. – Пусть природа сама делает свое дело.

Кассиопея украдкой разглядывала сенатора. Уже не молод, однако красив и полон энергии. Он легко взбирался по горной тропе. Ни разу не остановился, чтобы перевести дыхание. Было видно, что Роуэн привык быть на первых ролях, что, по словам Хусепе, вполне естественно. Как-никак, он второй человек в Церкви; следующий – Пророк. Когда они только встретились, Кассиопея заметила в его взгляде настороженность. Ей тотчас вспомнилось детство: мужчины в темных костюмах, белых рубашках с тонким галстуком, которые приходили к ним в дом. Она всегда знала, что ее отец возглавляет местную общину. Мать сказала ей, что эти люди – главы таких же общин со всего мира. Почему-то все они не внушали ей доверия.