Глеб Соколов - Дело Томмазо Кампанелла
– Ага! – вскричал Господин Радио. – Вот вы и опровергли себя, несчастная ренегатка! Вам интересно! Наш театр привлекает вас как зрителя. Значит, мы стараемся не зря. А вы просто не наш человек. Вы не прирожденная революционерка настроений. И вам, действительно, не место в нашей компании. Всего хорошего! Следите за интерактивными радиомостами! Не забывайте про центральное радио и телевидение. Следите за газетами. «Хорин» там скоро появится!
С этими словами Господин Радио быстро пошел из подворотни прочь, оставив детей в темноте. Он, конечно, понимал, что ему надо как можно скорее вернуться за ними, но сейчас самым главным для него было все же попытаться разыскать Томмазо Кампанелла. Господин Радио все-таки был уверен, что хориновский герой не мог так быстро покинуть этот квартал и, скорее всего, прячется где-нибудь поблизости. Через несколько мгновений, предварительно споткнувшись о какую-то брошенную прямо на щербатом асфальте картонную коробку и едва не упав, руководитель самого необычного в мире самодеятельного театра вновь оказался на улице, судорожно пытаясь догадаться, куда же мог скрыться Томмазо Кампанелла.
Глава XXI
«Вызовите мне "скорую помощь"!»
Поскольку ничего путного не приходило Господину Радио в голову, он просто побрел вдоль по тротуару в сторону видневшегося вдали перекрестка Авиамоторной улицы с широким и оживленным практически в любое время суток шоссе Энтузиастов, бывшим Владимирским трактом, переименованным так, потому что именно по нему покидали Москву революционеры, да и не только они, а вообще все приговоренные к каторге, шагавшие в Сибирь в кандалах и под конвоем. Он внимательно смотрел по сторонам, заглядывая в каждый закоулок, присматриваясь к каждому темному силуэту, видневшемуся на расстоянии нескольких домов. Он то и дело оборачивался, опасаясь, что Томмазо Кампанелла нарочно избегает разговора с ним. Господин Радио боялся, что когда он минует место, в котором прячется Томмазо Кампанелла, тот просто выйдет из-за какого-нибудь столба или торгового павильончика, посмотрит ему вслед и преспокойненько зашагает в противоположном направлении.
Тротуар был щербат и грязен, росшие вдоль проезжей части деревья – черны и скрючены, стены же освещенных уличными фонарями зданий, вдоль которых Господин Радио шел, неровны и грубо замалеваны бурой краской. Впрочем, иного он и не ожидал. Он бывал на этой улице не часто, но каждый раз встречал здесь именно такой антураж. Сегодня же Авиамоторная улица, что приютила Лефортовский, бывший Калининский, еще раньше – Донгауэровский, или, как проще называли его в свое время старушки, Донгаровский рынок, с ее неуютными домами, строенными, по всему, еще в тридцатых годах, произвела на Господина Радио особенно тягостное впечатление. Все здесь было очень старо, ветхо, неуютно. Но Господин Радио совсем не собирался вечно жить в Лефортово. Напротив, ему не очень нравился этот район и он уже давно планировал перебраться из него в какое-нибудь место получше. И даже было у него уже несколько вариантов обмена.
Вот Господин Радио миновал гостиницу Лефортовского рынка: двухэтажный дом с серой, обитой железом крышей стоял прямо на территории рынка, лишь торцом, фасадом с вывеской выходя на Авиамоторную улицу. Руководитель «Хорина» припомнил, как рассказывала ему его бабушка, что здесь когда-то располагалась слобода, в которой жили рабочие фабрики Донгауэра. И тут неожиданная идея пришла в голову Господина Радио. Причем он сразу подумал, что это очень плохая идея и не нужно ему делать этого. Но он тем не менее уже не мог сдержаться. Как раз на этих днях он договорился созвониться с человеком, с одним из тех двоих, с которыми обсуждал варианты обмена. Спешить со звонком не было никакой нужды, но…
Господин Радио быстрым движением вытащил из кармана один из мобильных телефонов и, найдя в памяти нужный номер, принялся дозваниваться. Соединение установилось на удивление быстро. Трубку на другом конце телефонного канала сразу взял именно тот человек, что был нужен, и это уже само по себе показалось Господину Радио достаточно странным, потому что прежде этот человек никогда не брал трубку сам. Всегда подходила к телефону его жена.
– Здравствуйте, это я. По поводу обмена на Лефортово. Ну как, вы подумали? – замирая от недоброго предчувствия, спросил у него Господин Радио.
– Ой, вы знаете, мы так по… – начал говорить этот человек. – Нет, Лефортово – это не тот вариант, который мог бы нас устроить. Конечно, квартира у вас хорошая, но вот… Короче говоря, мы решили отказаться.
Ничего не говоря, Господин Радио нажал отбой. Сам по себе этот разговор мог оказаться случайным. Но учитывая историю с тюремным паспортом, он заставил Господина Радио занервничать еще больше. Однако, он быстро взял себя в руки. Нет, он не мог поверить в реальность существования тюремного паспорта. Но все же… Ночь решительных хориновских действий была необыкновенной ночью. В такую ночь действительно многое возможно. К тому же Господин Радио очень сильно устал, и это обстоятельство накладывало отпечаток на весь ход его мыслей. Наверное, утром, хорошенько выспавшись, умывшись и плотно позавтракав, он никогда бы не поверил ни в какие истории о тюремном паспорте. Но сейчас… Как только Господин Радио услышал историю тюремного паспорта, его стала одолевать одна странная мысль, задумка, осуществи он которую… Но нет. Он слишком сильно сомневался в реальности существования тюремного паспорта. Эх, глянуть бы ему сейчас на этот паспорт! Внимательно рассмотреть его! Он бы смог по какой-нибудь малозаметной на первый взгляд детали, пропущенной слишком эмоциональным и спешащим неведомо куда Томмазо Кампанелла, определить, что есть этот паспорт: действительно тюремный паспорт из легенды или чья-то шутка? Господин Радио был уверен, что такая деталь обязательно отыщется.
Руководитель самого необыкновенного в мире самодеятельного театра вновь остановился и принялся смотреть по сторонам.
На другой стороне улицы торчала довольно высокая металлическая конструкция – нечто вроде скульптуры, изображавшей развевавшееся на ветру полотнище, под которым некогда трудящимся полагалось шагать навстречу очередным победам. Справа от «знамени» – неудачный дом: может быть, его и задумывали перед войной как образцовое жилище для рабочих масс, но сейчас он, скорее, производил впечатление временной и угрюмой постройки, лишь по стечению странных обстоятельств не снесенной вскоре после своего, не стоившего строителям особых сил и денег, возведения. Таких домов здесь набиралось на многие улицы: эту, соседние, соседние с соседними. Те, что за Яузой. Соседние с теми, что за рекой…
Все вместе они, каждый по-своему неудачный и случайный, более временный, чем строенный на века, образовывали атмосферу, складывались строчками реквиема, похоронного марша, и вот уже мрачная рулада стелилась неповторимыми, едва различимыми звуками по тротуару. Рулада была гениальной – то, что носилось в воздухе было пронизано беспредельным, законченным совершенством. Тягостный мотив был по-своему прекрасен, и, услышав его раз, – Господин Радио был в этом уверен, – невозможно было не захотеть услышать его еще и еще.
Господин Радио посмотрел на другую сторону перекрестка. Там был старый дом, а перед ним – низенькая ограда с подстриженными кустиками. Руководитель самодеятельного театра прошел еще несколько шагов вперед и остановился. Повернулся лицом к проезжей части и упер руки в бока. Где здесь искать Томмазо Кампанелла, он не представлял. За его спиной были приткнувшиеся друг к другу, низкие постройки Лефортовского муниципального рынка с нарисованными на закрытых воротах двуглавым орлом и Георгием Победоносцем, поражающим змея.
От рынка отъехал маленький грузовичок. Господин Радио повернулся. Чуть поодаль от него, обхватив голову руками, на деревянном ящике из-под фруктов сидел Томмазо Кампанелла. Мгновение назад его не было видно из-за машины.
Господин Радио медленно, не спеша преодолел те несколько шагов, что отделяли его от хориновского героя.
– Томмазо Кампанелла, я хочу тебя спросить по одному очень важному вопросу, – проговорил Господин Радио тихо, но внятно. Томмазо Кампанелла по-прежнему сидел, обхватив голову руками.
– Есть одно дело, по которому нам надо поговорить, – повторил Господин Радио.
Казалось, Томмазо Кампанелла его не слышал. Он так и сидел, не поднимая головы. Господин Радио подошел к нему и легонько потряс его за плечо. Томмазо Кампанелла опустил руки и исподлобья пристально посмотрел на руководителя самодеятельного театра, затем очень твердо и мрачно, словно полный злости на кого-то или на что-то, сказал:
– Никогда не знаешь, что перед тобой. Эмоции так все изменяют. Я никак не могу понять, кто я, что передо мной. Я не знаю, смеяться или плакать. Можете ли вы понять мучения человека, который не знает, что ему делать: смеяться или плакать? Можете ли вы вообразить себе такого человека? – спросил Томмазо Кампанелла наконец.
