Похорони Меня Ложью (ЛП) - Сото С. М

Теперь все не так ясно. Вода, смотрятся на меня, мутная. Я все еще в беспорядке, который мне необходимо убрать, и вещи, которые я должен сделать, чтобы выполнить свою часть сделки. Я просто не понимал, что сделка будет стоить мне ее. Все вращалось вокруг нее. Я должен был увидеть это раньше, но был ослеплен тем, что испытывал к ней. Я больше не повторю этой ошибки.

Теперь у меня одно намерение, и оно заключается в выполнении своего слова. Я никогда не нарушал обещаний, особенно перед братьями. Если бы Маккензи знала, что для нее хорошо, она бы держалась подальше.

Взвесив тяжелую стопку страниц в руках, я играю с идеей выбросить, но, кажется, не могу заставить себя сделать это. Вместо этого я открываю первую страницу и уже собираюсь начать читать, когда кто-то стучится в мою дверь. Разочарованно хмыкнув, я швыряю стопку обратно на кофейный столик и распахиваю дверь с такой силой, что в этом нет необходимости.

— Что-то не так.

Маркус протискивается внутрь, меряя шагами пол. Я позволяю двери захлопнуться, не обращая на него внимания. Схватив еще одну бутылку ликера из бара, я возвращаюсь на свое место. Без единого замедления я осушаю содержимое, не обращая внимания на жжение в груди с каждым глотком.

Мне бы очень хотелось забыть о существовании Маккензи Райт.

— Винсент вел себя странно, чувак. Мне кажется, что-то не так. Ты говорил с ним или с кем-нибудь еще?

Я вздыхаю, ставя бутылку между ног.

— Неужели, блядь, похоже, что я говорил с кем-то?

— Что, черт возьми, с тобой происходит, Себастьян? Тебя не волнует, что Винсент из всех ведет себя подозрительно? Ты ведь знаешь, на что он способен.

В его глазах появляется панический блеск, который должен меня взволновать, но я ничего не ощущаю.

— Не совсем.

Я закрываю глаза и откидываю голову назад. Алкоголь, струящийся по моим венам, облегчает попытку отключиться от Маркуса и его выходок. Он все бормочет и бормочет о том о сем, и, наконец, напившись, я протягиваю ему бутылку.

— Просто заткнись и пей, или проваливай.

Он морщится, но хватает бутылку за горлышко и делает большой глоток. Он садится на диван напротив меня, и мы проводим там остаток дня, выпивая бутылку и отключаясь. Впервые за много дней я смог заснуть. Впервые за несколько дней я получил передышку от мыслей о Маккензи и невыносимой боли в груди.

Однако ничто хорошее не длится вечно.

Прошлое

Я стою в плохом настроении перед ревущим костром. Волны жара просачиваются сквозь ткань моей одежды, облизывая плоть и очищая ее от кожи. Как бы мне этого хотелось. Я безрассудно пил всю эту ночь.

Мы с Саммер снова расстались.

Это дерьмо: расстались, сошлись, уже надоело. Мое сердце не разбито. На самом деле, я не очень-то и заботился о Саммер или любой другой девушке, с которой встречался в прошлом. Я оцепенел, просто двигаясь. Если быть честным, я не знал, почему так много других заботились о том, чтобы мы были вместе. Все расставания одинаковые. Городок шепчется, сплетничает, все та же старая гребаная драма. Саммер стала спасением, которое я слишком стремился использовать.

Порядочный парень почувствовал бы себя виноватым за то, что не расстроился, но я не был таким. Меня просто раздражал тот факт, что я больше не смогу использовать наши отношения как убежище для своих собственных проблем.

Саммер была теплым телом, которое иногда заставляло меня смеяться. Не знаю, почему я держал ее так долго. Парни ее ненавидели. Родители считали ее бесполезной тратой места в моей жизни.

Мне было скучно. Вот так.

Я еще не нашел своего места в этом мире, и мне так отчаянно этого хотелось, потому что эта роль? Та самая, в которую я играл с детства —лидер этой чертовы своры неудачников — больше не имела значения для меня.

Будучи юным, было приятно быть нужным остальным ребятам. У каждого была своя история, свои причины, почему мы все так испорчены. А моя? Внимание и признание, которые я получал от ребят, были всем, чего я не получал дома. Это всегда было: «Будь лучше, сын», «Плыви усерднее, Бастьян», «Ты никогда ничего не добьешься, Себастьян.» Это почти всегда исходило от моего отца. Я никогда не был достаточно хорош для него. Либо я был слишком привилегированным, что привело к лекции о его детстве и о том, как ему приходилось работать вдвое больше, чтобы быть там, где он сейчас, либо я не считался достаточно сильным, чтобы занять его трон, когда придет время.

Великий Бенедикт Пирс был самостоятельной силой. Он был богаче греха и принадлежал к городской знати, в Ферндейле. Королевская семья городка состояла из семей-основателей Ферндейла. И хотя мой отец формально не был членом-основателем, он накопил так много денег, что не испытывал никаких угрызений совести, покупая свой путь. Он покупал страх горожан, их уважение и восхищение. Это самое большое падение Бенедикта, его страх быть недостаточно сильным. Он вырос ни с чем, и, как ни странно, его отец воспитывал его так же, как и меня, хотя его обстоятельства были совсем иными.

Мой отец вырос в трейлерном парке с родителями — белыми отбросами, которые клялись, что он никогда ничего не добьется. Он работал всю свою жизнь, доказывая им, что они не правы, и завоевывал их уважение. Тогда-то он и познакомился с моей матерью в Бразилии. Родившись в семье миллионера, моя мать была богатой наследницей, которая влюбилась в низший класс. У отца появилась новая цель. Вместо того чтобы завоевать уважение родителей, он захотел этого от моей матери и ее семьи. Он хотел стать для нее достойным. Пока в один прекрасный день он не стал им.

В этом и заключалась суть денег и стремления к успеху. Ты никогда не сможешь насытиться этим. Все деньги в мире не могут сделать тебя счастливым. Это была проблема Бенедикта; он всю оставшуюся жизнь будет пытаться доказать миру, что он принадлежит этому миру, вместо того чтобы наслаждаться тем, что у него уже есть, тем, что он уже построил. Это порочный круг, который, как я чувствовал, начинался снова и снова, но я планировал разорвать его.

Потому что я никогда ничего не значил в его глазах, это только заставляло меня ненавидеть его еще больше. Это только заставляло меня хотеть доказать, что он ошибается. Видите ли, я не хотел становиться своим отцом или жить, как он. Мне хотелось переиграть его. Я хотел однажды посмотреть на себя и увидеть все, что я построил, а затем показать ему гребаный средний палец.

Хотя я, может, и не так облажался, как остальные парни, но мне было приятно быть нужным. Быть чьим-то лидером, человеком, к которому они придут, когда будут нуждаться в помощи. Какое-то время это ощущалось прекрасно, пока однажды не перестало. Я устал разгребать беспорядок и устал беспокоиться обо всех остальных.

Мы хотели от жизни разного. Все, чего они хотели, это дерьмо: вечеринки и секс, в то время как я просто хотел поступить в колледж, не таща на своих плечах чужой багаж. Парни ненавидели тот факт, что Саммер всегда была рядом, потому что в их глазах она была самозванкой в нашем братстве. Она причина того, что они чувствовали, как я отстраняюсь. Только это была совсем не она. Это был я.

Нам должно было исполниться восемнадцать. Пришло время повзрослеть. Я был рад, что после школы мы все разойдемся и поступим в разные колледжи. Наша дружба от малышей до детей и подростков помутнела. Я видел, как парни совершают вещи, которые я хотел бы забыть. Черт, я делал то, что хотел бы исправить. Я участвовал в актах, в которых не хотел участвовать. Нам легче просто расстаться. Дикари не могут жить вечно. Ничего хорошего никогда не выйдет.

Они были моими братьями, и хотя я любил их до смерти, мне становилось все труднее и труднее сдерживать их. Мы все хотели от жизни разных вещей, это очевидно. Я хотел использовать колледж, чтобы сделать себе имя. То имя, которое не будет связано с моим отцом или строгой властью, которую он имел над моей жизнью. Винсент хотел пропахать себе путь через каждую киску на планете, в надежде забыть свое детство. Зак хотел унижать девушек, чтобы чувствовать себя лучше. Трент хотел прожить на деньги своих родителей всю оставшуюся жизнь, не пошевелив и пальцем, а Маркус, ну, он хотел того же, что и я — свободы.