Рамона Стюарт - Безумие Джоула Делани
Эта фраза и акцент уроженца Центральной Европы озадачили меня. Он совсем не походил на магната, торгующего подержанными машинами.
Потом Эрика появилась из прихожей, где она отдавала какие-то распоряжения Чарлзу. Минутная нервозность прошла, и она снова стала любезной хозяйкой, представляя нас доктору Гансу Райхману. Я знала его по воскресным выпускам газет. Доктор Райхман был самым знаменитым психиатром – хотя в ортодоксальных кругах такое выражение считалось неприемлемым. Наконец я поняла Эрику.
Но это было шесть лет назад. Времена меняются, и люди вместе с ними. В тот вечер в оранжерее, рассеянно поглаживая пальцами каменного идола, я спросила:
– Как поживает доктор Райхман?
– О, мой старый бедный Ганс. – Эрика достала сигарету, закурила и выпустила облачко дыма. Она имела обыкновение не заканчивать фразу. Но смысл улавливался подсознательно. С годами между Пигмалионом и Галатеей установились спокойные, стабильные отношения. Все началось, вероятно, с его поездки в Сан-Франциско. Но они не поженились из-за сложных семейных обстоятельств доктора. (Фрау Райхман некогда была звездой венской оперетты. В свои пятьдесят лет она оставалась жизнерадостной и порочной. И, кроме того, отличалась коварством. Но, кажется, Эрике удалось с ней поладить.) Потом с возрастом пришла лень и привязанность к дому.
– Он стал старым и ленивым. Больше не практикует, только консультирует и пишет книгу о демонах.
– О чем? – удивилась я.
– Ну, сам он в них не верит, верят те, кто от них пострадал. И все равно – темное дело. Я говорила ему, что он погубит свою репутацию.
– Что за демоны? – спросила я, все еще плохо понимая. Вероятно, столь своеобразная манера подачи информации помогала Эрике в ее работе с художниками, но в обычной беседе создавала некоторые неудобства.
– О Боже, самые разнообразные – тигры-оборотни, китайские лисы, пантеон Бодана. Сейчас его интересуют Карибские Обеа. В прошлом году был, как видишь, Юкатан. – Она показала на каменные фигуры. – Вот это – ягуар, владыка потустороннего мира. А это алтарь. В углубление клали человеческое сердце.
Я поспешно отдернула руку от каменного монстра. Меня подмывало спросить, как доктор сумел заполучить их. Я знала, что вывоз подобных вещей из Мексики запрещен. Но мне довелось жить с ученым, и я знаю: они одержимы своими идеями и не слишком заботятся о законах, считая их чрезмерной обузой.
– В джунглях есть специальные посадочные площадки, – пояснила Эрика, как будто прочитав мои мысли.
Несмотря на все свои недостатки, она была весьма проницательным и искусным психологом.
– Расскажи мне, что стряслось с Джоулом.
Пока я рассказывала, Чарлз успел несколько раз появиться со своим подносом. Потом Эрика позвонила какому-то приятелю, который работал психиатром в «Бельвю». Ожидая, пока закончится шутливая болтовня, предваряющая деловой разговор, я подошла к окну и протерла пальцем запотевшее стекло, чтобы посмотреть, не виден ли наш дом – он находился всего за несколько кварталов отсюда. Наконец она повесила трубку и сказала:
– Он пришел в сознание.
Я поняла, в каком напряжении находилась, только потом – когда почувствовала облегчение.
– Когда можно будет его увидеть?
– Когда хочешь. Его перевели из палаты для буйных в психиатрическое отделение. Это на первом этаже. Я заказала тебе пропуск.
Чем закончился мой визит, я уже не помню. Мне не терпелось увидеть Джоула. Наконец Эрика нажала на какую-то кнопку, и Чарлз, возникнув неожиданно, словно джинн, провел меня через всю квартиру, заполненную трофеями доктора Райхмана. Гостиную украшали шелковые знамена Водана и маска Общества Леопардов. Возле шкафа в прихожей стоял ритуальный барабан, украшенный человеческими челюстями. Надевая пальто, я вспомнила, что рассказала Эрике не все. Мои пальцы коснулись в кармане рукоятки ножа с выскакивающим лезвием.
В соответствии с теорией психоанализа, вы забываете именно то, что связано с вашими бессознательными стремлениями. Я думала об этом по пути в «Бельвю». Очевидно, мне могла понадобиться помощь Эрики для освобождения Джоула. А нож мог вызвать у нее вполне определенные сомнения.
Глава 4
Уже у входа в психиатрическое отделение царила тревожная атмосфера. Я нажала на кнопку больничного звонка и, ожидая, когда мне откроют, прочла табличку, запрещавшую давать пациентам спички, стеклянную посуду и бритвенные лезвия. В холле царило запустение. Часы на стене не имели стрелок, в лифте не работал указатель этажей. Рядом с лифтом стояла тележка для белья, а в ней лежали окурки. Наконец за дверью послышалось какое-то ворчание, и я поспешно сообщила:
– У меня пропуск для свидания с Джоулом Делани. Это был, конечно, не лучший способ завязать беседу.
Я даже решила, что обратилась к одному из пациентов. Но через некоторое время ключ повернулся в замке, и передо мной возник дежурный. Он схватил мой пропуск и тут же захлопнул дверь, как зверек, спрятавшийся в свою норку. В раздражении я уже собиралась позвонить еще раз. Но, вероятно, моя бумажка удовлетворила его. Он резко открыл дверь пошире и жестом пригласил меня войти.
– Подождите здесь, – сказал он, снова заперев дверь, и оставил меня один на один с пациентами.
Бледные люди в поношенных пижамах окружили меня, словно золотые рыбки упавший к ним в пруд незнакомый предмет. Я оглядывалась по сторонам, стараясь сохранить невозмутимый вид. Кто-то писал на стене непристойности черным жировым карандашом. Его товарищ пытался стереть надпись. Один человек начал петь, другие тут же зашикали на него. Наконец появился Джоул в такой же пижаме, как остальные, и так же шаркая ногами в бумажных шлепанцах. Небритый и похудевший, как после долгой болезни, все же передо мной стоял прежний Джоул.
– Привет, Нор, – сказал он в своей обычной манере. Правда, он не решался встречаться со мной взглядом. Когда мы поцеловались, собравшиеся вокруг нас пациенты стали разочарованно расходиться.
– Я принесла сигареты.
– Спасибо.
Он сделал попытку весело улыбнуться и показал на окно с металлической сеткой.
– Не хочешь посидеть в нашей темнице?
Мы прошли и сели на деревянную скамью. Он тут же изъявил желание покурить. Но когда я протянула ему пачку, мне вдруг вспомнилась табличка в холле.
– Черт возьми, спички… – пробормотала я.
Джоул удивленно взглянул на меня, потом покраснел. Он показал на мою сумку, и, когда я открыла ее, сам взял коробок и подал мне. После того, как я дала ему прикурить, наступило тягостное молчание.
Я вспомнила, как в детстве мы играли в шахматы. Джоул предпочитал оборонительную тактику и подолгу обдумывал ходы. Иногда, получив большое преимущество, он становился смелым и даже безрассудным, но такое случалось нечасто. Теперь он упорно молчал, и я видела, как дрожали его пальцы, державшие сигарету. Прямой вопрос мог бы пробить брешь в обороне, но у меня не хватало решимости задать его, и вместо этого я сообщила, что взяла к себе Уолтера.
– Спасибо, – кивнул он, глядя на извилистый дымок от сигареты.
– Я воспользовалась твоей старой сумкой с молнией.
– Да, хорошо.
– Я нашла ее у тебя в прихожей над шкафом.
Он снова рассеянно кивнул, явно не вспомнив о ноже с выскакивающим лезвием. Я поняла, что окольные пути ни к чему не приведут, и спросила напрямик:
– Джоул, что ты принял?
Он молчал. Только между бровей у него пролегла небольшая складка.
– Я нашла тебя на полу.
Складка углубилась. Он опустил голову и стал рассматривать свои белые, сделанные из папье-маше шлепанцы с черными точками, похожими на дырки от перфоратора.
– Ты не узнал меня, – продолжала я, – а потом отбивался от санитаров «скорой помощи».
Он поднял голову, и я вдруг подумала, что ему, наверное, здорово досталось от санитаров, когда те напяливали на него смирительную рубашку.
– Ты совсем не помнишь, как я тебя нашла? Полицию, «скорую помощь»?
Красивое лицо Джоула застыло в напряжении. В конце концов он решился взглянуть на меня.
– Послушай, Нор, – тихо произнес он, – я ничего не принимал.
Глядя на человека, с которым меня связывала самая старая, самая большая любовь в моей жизни, к тому же окрашенная чувством вины, я погрузилась в воспоминания о далеком детстве. Как наивны были все его хитрости и уловки!
Джоул разбивает большое рыбное блюдо и среди бела дня ложится спать. Он похищает у меня деньги, предназначенные для оплаты счета из прачечной, покупает на них черепаху у мальчишки из соседнего квартала, а потом исчезает. В конце концов полицейский обнаруживает его в кустах возле библиотеки.
Джоул никогда не сочинял историй, как другие дети. Ложь не доставляла ему удовольствия. Он скрывался и молчал, если это было возможно. Только когда его ловили, он лгал, глупо и бездарно. Меня сводило с ума это зрелище: с ужасной гримасой он зажмуривал глаза и отрицал очевидные факты.
