Мартин Смит - Красная площадь

— От взрыва бака, — вставил Яак.

Аркадий черточками изобразил в машине фигурку человека и красным пером обвел палочки, изображающие ноги.

— Теперь о Руди.

— Ткани в таком состоянии тверды, как дерево, в то время как кости ломаются при первом же ударе. Отодрать одежду бывает довольно трудно. Я принесла вот это, — Полина с гордостью достала из пластиковой сумки отполированный до блеска гранат и тяжелую золотую каплю — все, что осталось от перстня Руди.

— Зубы проверили?

— Вот таблица. Золото расплавилось, и я его не обнаружила, но во втором нижнем коренном зубе имеются следы пломбы. Конечно, это еще не окончательный результат. Подождем вскрытия.

— Спасибо.

— И еще один важный момент, — добавила она. — Там слишком много крови.

— Возможно, Руди довольно сильно изрешетило стеклами, — предположил Яак.

— Сгоревшие при подобных обстоятельствах, — ответила Полина, — не лопаются. Это вам не сосиски. А там кругом кровь.

Аркадия передернуло от такого сравнения.

— Может быть, порезался нападавший?

— Я отправила в лабораторию пробы, чтобы определить группу крови.

— Спасибо.

— Пожалуйста, — гордо подняв голову, презрительно-равнодушно бросила она.

Яак схематически изобразил на доске рынок, положение машины Руди, Кима, очередь клиентов, грузовик с видеомагнитофонами, стоявший в стороне, метрах в двадцати. Далее по кругу размещались санитарная машина, продавец компьютеров, фургон с икрой. Потом, несколько дальше, полукругом расположились ювелиры-цыгане, рокеры, торговцы коврами, «Жигули».

— Ночка была еще та. Учитывая, что там были чеченцы, надо радоваться, что не весь рынок взлетел на воздух, — Яак стал внимательно разглядывать доску. — Наш единственный свидетель утверждает, что Руди был убит Кимом. Сначала я с трудом в это верил, но если принять в расчет, что он стоял достаточно близко, чтобы бросить бомбу, то в этом есть смысл.

— Все составлено по памяти, на основании того, что ты видел в темноте и неразберихе, так ведь? — спросила Полина.

— Как чаще всего и бывает в жизни, — Аркадий пошарил в столе в поисках сигарет. — Мы имеем здесь дело с черным рынком. Не обычную толкучку, а ночной черный рынок, где действуют преступники. Нейтральную территорию и предельно нейтральную жертву в лице Руди Розена, — он вспомнил, как Руди сравнивал себя со Швейцарией.

— Знаете, похоже, что все получилось само собой, — сказал Яак. — В одном месте оказались головорезы, наркотики, водка. Подбрось гранату — и обязательно что-то произойдет.

— Этот тип, возможно, кого-то надул, — предположил Минин.

— Мне нравился Руди, — сказал Аркадий. — Я вынудил его участвовать в операции, и он погиб, — правда всегда неприятна. Видно было, что Яак тяжело переживает оплошность Аркадия, как переживает верный пес неудачу хозяина. Минин же, наоборот, казалось, испытывал злорадное удовлетворение. — Вопрос: зачем две зажигательные бомбы? Кругом столько оружия — почему просто не пристрелить Руди? Наш свидетель…

— Наш свидетель Гарри Орбелян, — подсказал Яак.

Аркадий продолжил:

— …который опознает Кима как нападавшую сторону. Мы видели у Кима «малыш». Ему куда легче было бы разрядить в Руди сотню пуль, чем бросить бомбу. Стоило только нажать на спусковой крючок.

— А зачем две бомбы? — спросила Полина. — Ведь, чтобы убить Руди, достаточно было и одной.

— Может быть, дело не только в том, чтобы убить Руди, — заметил Аркадий. — Может быть, нужно было сжечь машину. Все его досье, все сведения — расписки, соглашения о сделках, картотеки, дискеты — находились на заднем сиденье.

— Когда кого-нибудь убивают, — сказал Яак, — стараются побыстрее покинуть место преступления. Тут уж не до того, чтобы возиться с досье.

— Все они превратились в дым, — сказал Аркадий.

Полина перевела разговор на более предметный.

— Если Ким находился рядом с машиной, когда воспламенилось устройство, его, возможно, поранило. Может быть, это его кровь.

— Я предупредил больницы и поликлиники, чтобы нам сообщали о каждом, кто обратится с ожогами, — сказал Яак. — И с ранениями. Мне с трудом верится в то, что Ким напал на Руди. В чем, в чем, а в преданности ему не откажешь.

— Как обстоят дела с квартирой Руди? — спросил Аркадий, принюхиваясь к одновременно дразнящему и отталкивающему запаху старого табака в нижнем ящике стола.

Ответила Полина:

— Эксперты сняли отпечатки. Пока что обнаружены только «пальчики» Руди.

В глубине ящика Аркадий отыскал забытую пачку «Беломора» — отчаянно хотелось курить.

— Вскрытие уже закончили? — спросил он.

— Я же говорила, в морге очередь, — ответила она.

— Очередь в морге? Хуже не придумаешь, — Аркадий закурил «Беломор». Дым был едкий, словно выхлопные газы дизеля. Ни вдохнуть, ни выдохнуть, но он все же пытался.

— Смотреть, как вы курите, все равно что наблюдать за человеком, кончающим жизнь самоубийством, — сказала Полина.

— Нет нужды нападать на страну, достаточно сбросить на нее папиросы, — Аркадий переменил разговор. — Как насчет жилья Кима?

Яак доложил, что при более тщательном обыске кладовки дополнительно обнаружены пустые коробки из-под немецких автомобильных радиоприемников и итальянских кроссовок, матрац, пустые коньячные бутылки, птичий корм и тигровый бальзам.

— Все отпечатки в кладовке совпадают с имеющимися в милиции отпечатками Кима, — вставила Полина. — «Пальчики» на пожарной лестнице неотчетливы.

— Свидетель показал, что Ким бросил бомбу в машину Руди. В его комнате обнаружена противопехотная мина. Какие еще могут быть сомнения? — спросил Минин.

— Собственно говоря, мы Кима не видели, — сказал Аркадий. — Так что, кто там был, мы не знаем.

— Когда открыли дверь, внутри горело, — сказал Яак. — Помнишь, как бывало в детстве? Кладешь в пакет собачье дерьмо, поджигаешь и ждешь, чтобы взрослые затоптали огонь. Было ведь?

Минин отрицательно покачал головой: он в детстве ничем подобным не занимался.

— А мы все время этим занимались, — сказал Яак. — Правда, в данном случае вместо собачьего дерьма там оказалась мина. Трудно поверить, но я же и попался. Почти, — на снимке, лежавшем перед Яаком, был изображен продолговатый ящичек с двумя поднятыми шпильками — малая армейская противопехотная мина с толовым зарядом, известная под названием «На память о…». Яак поднял глаза. — Может быть, это война между бандами? Если Ким переметнулся к чеченцам, то Боря будет искать его. Спорю, что мина предназначалась Борису.

Полина начала быстро застегивать верхние пуговицы пальто, что выражало решимость и раздражение.

— Мину в коробке оставили вам. Бомба в машине, возможно, тоже предназначалась вам, — бросила она, обращаясь к Аркадию.

— Нет, — сказал он и хотел было объяснить, что Полина начала не с того конца, но та ушла, хлопнув дверью в качестве последнего аргумента. Аркадий погасил папиросу и устало поглядел на сыщиков: — Поздно, ребятки. Для одного дня достаточно.

Минин неохотно поднялся.

— Не вижу смысла держать милиционера в квартире Розена.

— Мы хотим, — ответил Аркадий, — оставить там все, как было. В доме осталось много стоящих вещей.

— Одежда, телевизор, сберкнижка?

— Я имею в виду продукты питания, товарищ Минин.

Минин был единственным членом партии в группе, и Аркадий изредка подбрасывал ему обращение «товарищ», как подбрасывают сахарную косточку своей собаке.

Иногда у Аркадия возникало ощущение, что, пока он отсутствовал, Бог приподнял Москву и перевернул ее вверх дном. Он вернулся уже в другую столицу, которая прежде скрывалась под той, прежней, находившейся под сумрачной сенью партии. На карте был теперь более красочный город, разрисованный цветными карандашами.

Красный цвет, например, относился к люберецкой мафии. Люберцы — рабочий пригород, расположенный к востоку от Москвы. Ким, выросший здесь, был корейцем. В остальном же он ничем не отличался от местных парней. Люберы принадлежали к неимущим. Это были ребята, не учившиеся в привилегированных школах, не имевшие университетских дипломов. В Москве они вышли из станций метро — сначала, чтобы бить панков, потом предложили свои услуги по охране проституток, дельцов черного рынка и государственных учреждений. Красными кругами на карте были обведены сферы влияния люберов: туристский комплекс в Измайловском парке, аэропорт Домодедово, Шаболовка с ее торговцами видеокассетами. Бегами заправлял еврейский клан, но мускульную силу он покупал у люберов.

Синий цвет предназначался мафии из Долгопрудного, северного бесперспективного пригорода, застроенного домами барачного типа. Синими кружками была помечена сфера их интересов — грузоперевозки в аэропорту Шереметьево и проститутки у гостиницы «Минск». Но главным их занятием была торговля автомобильными запчастями. Автозавод «Москвич», например, находился в синем кружке. Боря Губенко не только поднялся на самый верх в Долгопрудном, но и подмял под себя Люберцы.