Джеймс Беккер - Первый апостол
Бронсон кивнул.
— Да, занимается консервацией керамики. Думаю, это еще одна причина нашего разрыва. Она очень много работает и к тому же ежегодно уезжает в длительные экспедиции. Добавь к сказанному специфику моей службы, и ты поймешь, почему мы стали общаться в основном посредством записок и телефонных сообщений, мы ведь практически дома не встречались.
Ложь в устах Бронсона звучала весьма правдоподобно. Примерно через полтора года после свадьбы он начал искать любой повод для сверхурочной работы — да и недостатка в предложениях не было, — чтобы сбежать от тягостной атмосферы в семье и все более частых конфликтов с женой.
— Она любит свою работу, да и я свою, кажется, любил, только это уже совсем другая история. Никто из нас не захотел принести в жертву карьеру, и между нами постепенно возникло охлаждение. Но все, наверное, только к лучшему.
— У тебя какие-то проблемы на работе? — спросил Марк.
— По сути, только одна. Мой начальник — безграмотный идиот, который возненавидел меня с самого первого дня, когда я пришел в отделение. Сегодня утром я наконец-то с ним крепко сцепился и теперь не знаю, будет ли у меня работа по возвращении.
— Почему ты держишься за эту работу, Крис? Ты мог бы без труда подыскать что-нибудь и получше.
— Все верно, — ответил Бронсон, — но мне нравится служба в полиции. Дело только в таких людях, как Харрисон, которые изо всех сил стремятся испортить мне жизнь. Я подал заявление о переводе, и я его добьюсь.
Глава четвертая
Перед тем как покинуть Ватикан, Иосиф Вертутти переоделся в светскую одежду и теперь шел по виа Стацьоне ди Пьетро в синей ветровке и легких брюках, ничем не отличаясь от типичного итальянского бизнесмена его возраста.
Кардинал Вертутти был префектом, то есть главой Конгрегации вероучения, самой старой из девяти конгрегаций Римской курии, непосредственно восходящей к римской инквизиции. Ее отношение к миру практически не изменилось с тех пор, когда обычной карой для еретиков было сожжение на костре, Вертутти лишь старался, чтобы методы деятельности подотчетной ему конгрегации были более тонкими и соответствовали требованиям современной, значительно более лицемерной цивилизации.
Он продолжал идти в южном направлении, миновал церковь перед тем, как перейти на восточную сторону улицы, затем повернул к северу, к площади, на которой ярко-красные и ярко-зеленые цвета кафе контрастировали с рекламой мартини на зонтиках над столиками. Несколько столиков были заняты, но три или четыре с краю оказались свободны. Кардинал отодвинул стул и сел за один из них.
Когда к нему наконец подошел официант, Вертутти заказал кофе с молоком, откинулся на спинку, огляделся по сторонам и взглянул на часы. Двадцать минут пятого. Он почти не опоздал.
Через десять минут мрачный официант с грохотом поставил перед ним большую стеклянную чашку с кофе, так что часть напитка пролилась в блюдце. Как только официант удалился, мужчина крепкого сложения в сером костюме и модных солнцезащитных очках отодвинул стул напротив кардинала и сел.
Одновременно с ним два молодых человека в костюмах черного цвета и солнцезащитных очках уселись за двумя ближайшими к ним столиками. Это были крепко сбитые ребята спортивного сложения, излучавшие с трудом сдерживаемую агрессию. Они бросили равнодушный взгляд на Вертутти, затем начали пристально рассматривать улицу и прохожих, появлявшихся у входа в кафе. Вертутти, внимательно следивший за улицей, не мог представить, откуда вдруг появились все трое.
Как только человек в сером костюме уселся, вновь появился официант, принял от него заказ и исчез, захватив с собой только что принесенный кофе Вертутти. Через полторы минуты он вернулся с двумя чашками кофе с молоком на подносе и корзиночкой с круассанами и сладкими булочками.
— Меня здесь знают, — пояснил мужчина.
— И кто же вы такой? — спросил Вертутти. — Сотрудник какого-то церковного ведомства?
— Меня зовут Грегорио Мандино, — ответил его собеседник, — и я рад сознавать, что не имею никакого отношения к католической церкви.
— В таком случае откуда вам известно о Кодексе?
— Мне известно о нем, потому что мне платят за мою информированность. Еще важнее то, — добавил Мандино, оглянувшись по сторонам, — что мне платят за то, чтобы я следил за всеми признаками утечки информации, касающейся документа, на который ссылается Кодекс.
— И кто вам платит?
— Вы. Точнее, Ватикан. Организация, к которой я принадлежу, происходит из Сицилии, но в настоящее время имеет широкие деловые интересы в Риме и по всей Италии. Мы работаем в тесном сотрудничестве с Матерью — церковью в течение ста пятидесяти лет.
— Мне ничего об этом не известно, — пробормотал кардинал. — О какой организации вы говорите?
— Если вы хорошенько подумаете, то поймете, кого я представляю.
Некоторое время Вертутти пристально всматривался в Мандино, но только переведя взгляд на соседние столики и на двух молодых парней, не прикоснувшихся к кофе, а с напряженным вниманием всматривавшихся в прохожих, он наконец догадался. Кардинал покачал головой, и на его румяной физиономии отразилось возмущение.
— Если вы хотите сказать, что мы когда-либо пользовались услугами коза ностры, то я этому никогда не поверю.
Мандино спокойно кивнул.
— Тем не менее, — с тем же спокойствием произнес он, — вы пользовались ее услугами с середины девятнадцатого века. Если не верите, у вас есть все возможности воспользоваться документами из архивов Ватикана и удостовериться самому, но пока я хочу сообщить вам кое-что такое, что обычно не включают в официальную историю Ватикана. К числу понтификов, дольше всех занимавших Святой престол, принадлежит Джованни Мария Мастаи-Ферретти, Папа Пий Девятый, который…
— Я знаю, кто он такой, — грубо перебил Вертутти.
— Рад это слышать. В таком случае вам, вероятно, известно, что в тысяча восемьсот семидесятом году он вдруг оказался со всех сторон окружен новым объединившимся итальянским государством. За десять лет до того государство подчинило Сицилию и Папскую область, и Пий обратился к верным католикам с требованием прекратить всякое сотрудничество с государством. Упомянутое требование Папы мы неукоснительно поддерживали и исполняли на протяжении всего времени нашего существования.
— Полная чепуха! — воскликнул Вертутти, в его голосе звучала плохо скрываемая злость.
Кардинал откинулся на спинку стула, сложил руки на груди, лицо его пылало. Сидящий перед ним человек — по сути, не кто иной, как похваляющийся преступник, — заявляет, что в течение полутора последних столетий Ватикан, самая древняя, святая и важная часть Матери всех церквей, сотрудничал с самой отвратительной преступной организацией на планете. В любой другой ситуации он просто бы осмеял подобное заявление.
И в довершение всего он, один из самых высокопоставленных служителей Римской курии, сидит в уличном кафе в середине Рима за одним столиком с представителем мафии. У кардинала не было ни малейших сомнений в том, что Мандино принадлежит к верхам мафии. Почтительность со стороны обычно грубых официантов, два телохранителя, ощущение власти и влияния, исходящее от него, — все недвусмысленно доказывало, что перед Вертутти далеко не рядовой член преступной организации. И беседующему с ним гангстеру известно о документе, тщательно скрываемом в ватиканских архивах, документе, который принадлежит к числу самых больших тайн католической церкви.
Мандино продолжал:
— Давайте раскроем карты, ваше преосвященство. — Последнее слово в его уставах прозвучало почти как грубое оскорбление. — Меня крестили в католической религии, подобно большинству итальянских младенцев, но я не бывал в церкви почти сорок лет, так как давно уверился в том, что христианство — полнейшая чушь. Подобно всем остальным религиям, это набор пустых выдумок.
Кардинал Вертутти побледнел.
— Кощунственная риторика! История католической церкви насчитывает два тысячелетия. Ее учение основано на жизни, деяниях и истинных словах Господа нашего Иисуса Христа. Ватикан является религиозным центром для множества миллионов верующих почти во всех странах мира. С какой стати вы берете на себя смелость заявлять, что вы один правы, а миллионы людей заблуждаются?
— Я беру на себя подобную смелость, кардинал, потому что вместо того, чтобы верить на слово всем тем фантазиям, которые католическая церковь выдает за истину, я провел собственное расследование. Количество людей, принимающих что-либо за правду, как вы прекрасно понимаете, не является критерием истины. В прошлом миллионы людей верили, что Земля плоская, а Солнце и звезды вращаются вокруг нее. Они заблуждались точно так же, как ныне продолжают заблуждаться упомянутые вами миллионы христиан.
